Глава 3. Погасшая звезда (1/1)

Стук. Сначала слишком учащённый, затем понемногу сбавляющий частоту. Стук в ушах, в горле, в груди, в руках, в ногах – по всему телу. Он так раздражает, он заставляет следовать за ним к свету, он не даёт продолжить путь в темноте. Дыхание. Тяжёлое, неровное, будто бы полумёртвое. Каждый вздох становился пыткой, вонзающейся прямо в центр грудной клетки остро заточенным кинжалом. Странно всё это... Почему сейчас так странно чувствовать себя живой после всего, что случилось?Медленно распахнувшиеся карие глаза с глубоко залёгшими синяками под ними уставились в побелённый мрачный потолок, прежде чем поочерёдно посмотреть направо и налево. С одной стороны неяркий солнечный свет, пробивающийся сквозь неплотную штору через окно, слепил щиплющие сухие глаза. С другой стороны стоял какой-то узенький высокий столик с бинтами, скальпелями и склянками, от которых за версту разило спиртом. В комнате было довольно мрачно, хотя бы это радовало. Виктория Мартин безжизненно смотрела в никуда, пытаясь понять, что из всего этого реально: больница и её неподвижно лежащее под одеялом тело или скачки в Вустере и выскочивший на беговую дорожку человек.Он снова встал перед её глазами – тот мужчина в светлой старой шляпе, едва держащийся на ногах. У него были такие остекленевшие широко распахнутые прозрачно серые глаза, которыми он смотрел в упор на несущегося на него жеребца, и лицо, красное, как кровь, и белое, как мел, одновременно. Виктория хорошо помнила лишь тот взгляд, и ничего более с того момента. Теперь он всегда будет с ней, будет преследовать её до конца жизни, как призрак. Вспоминая, как потеряла управление над конём, как почувствовала удар о землю, как шлем больно сдавил голову, Виктория задавалась вопросом, сможет ли она снова когда-нибудь сесть в седло после случившегося.Её не волновала ни её перевязанная бинтами голова, ни тело, которого она практически не чувствовала. Единственные мысли, что силились пробиваться сквозь тяжесть в её голове, были лишь о том, остался ли жив тот мужчина, и всё ли в порядке с Атласом.Паззл сознания собирался неторопливо, а чувство реальности начало возвращаться к Виктории лишь в тот момент, когда её слуха коснулись посторонние голоса, размазано и обрывочно раздающиеся откуда-то неподалёку за стеной. ?Жизненно важные органы... Ей нужен покой... Мы сделаем всё, что в наших силах... Вероятно... Будет невозможно?, – фрагментами звучало мягким успокаивающим женским голосом откуда-то из коридора. Виктория не была уверена, слышит она этот голос наяву, или эти звуки генерирует её звенящее, точно на наковальне, издевающееся над ней сознание. ?Спасибо, сестра?, – ответил мужской голос. Довольно знакомый низкий тёплый голос с характерной лёгкой хрипотцой.Через секунду входная дверь палаты, которую Виктория сверлила бесцельным взглядом, уверенная в том, что она вот-вот откроется, заскрипела. Её догадка оказалась верна: тот голос и впрямь принадлежал главе ?Острых козырьков?. Томас Шелби оторопело застыл на пороге, увидев уставившуюся на него девушку, а затем спросил с интонацией некоторой вины, осторожно прикрывая шумную дверь:– Мы с сестрой говорили слишком громко?Она молчала в ответ, и её взгляд, что упрямо впился в него, тоже молчал. Томас растерянно забегал глазами вокруг. Он практически не знал эту девушку, но той пары коротких встреч ему хватило, чтобы сейчас испытывать неудобства при её молчании, учитывая то, как много она обычно любила говорить.– Как Вы себя чувствуете, мисс Мартин? – спросил Шелби, пройдя к стоящей с ней по соседству кушетке и присев на неё.И вновь ответом послужило загадочное молчание. Её глаза были пусты, точно зеркало, в котором Томас был способен увидеть своё собственное отражение и ещё немного её собственной боли. Он полагал, что девушка переживает шок, и уже готов был пожелать ей выздоровления и уйти, как вдруг в мертвецкой тишине огромной пустой палаты раздался её хрипящий бестелесный голос:– Я хочу поблагодарить Вас за то, что пришли ко мне перед скачками и поддержали меня, мистер Шелби. У Вас не было причин, но Вы всё равно пришли. Вы просто зачем-то ко мне пришли.Она говорила медленно, прилагая усилия, словно каждое слово обжигало ей горло. Томас не понимал, почему она вдруг начала выражать ему благодарность вместо того, чтобы спросить, что случилось и что стало с её драгоценным жеребцом. Но он не смел её прервать.– Подойдите, пожалуйста, – попросила она, глядя на него ужасно уставшими глазами.Томас не мог противиться этому исстрадавшемуся взгляду. Он поднялся с кушетки и встал над Викторией, что медленно поднимала на него глаза и ещё несколько секунд изучала его лицо, путешествуя от глаз к носу и губам.– Вы позволите обнять Вас? – выдавила она, нерешительно потянувшись худой бледной ручкой к мужчине.Что случилось с ней там, на ипподроме, когда она вылетела из седла и повредила голову? Томас находил её поведение достаточно странным, и, тем не менее, безобидным. По крайней мере, сейчас она не плюётся в него ядом, не косится с недоверием, не источает тонны презрения в его сторону, и это его уже безгранично радовало. Причины были не важны.Томми нагнулся над кушеткой и почувствовал, как девушка привстала ему навстречу. Но в следующий миг, вместо того чтобы угодить в её неловкие объятия, мужчина получил увесистую жгучую пощёчину той самой рукой, что ещё пару секунд назад беспомощно тянулась к нему.– Это Вы... – прошипела она. – Вы всё подстроили.Взглянув на неё, Шелби больше не застал того страдающего благоговейного взгляда, которым она затуманивала его рассудок минуту назад. Теперь в её глазах искрился по-настоящему бушующий пожар гнева.– Мисс Мартин, выслушайте меня... – попытался было объясниться Томас, но в этот момент голос Виктории неожиданно окреп, и она начала кричать, как обезумевшая:– Я не желаю слушать того, по чьей вине я здесь оказалась! По чьей вине я чуть не погибла! По чьей вине я сбила человека! – запнувшись на секунду, она поджала губы, хлопнула ресницами, и из её глаз хлынули слёзы. – Я ненавижу Вас... Я ненавижу Вас больше, чем кого-либо. Вы дьявол.– Верите Вы мне или нет, но я не причастен к тому, что с Вами произошло, – твёрдо сказал Томас, оскорблённый неаргументированной клеветой.– Убирайтесь, – дрожа всем телом, процедила Мартин.– Виктория, Вы должны...– Я сказала, пошёл к чёрту!!!В мгновение ока её рука скользнула к столику рядом с кушеткой и схватилась за скальпель. Ослеплённая гневом Виктория со всей силы рванула с кушетки, чтобы наброситься на Шелби, но лишь беспомощно рухнула на пол, чуть было не напоровшись на своё собственное оружие мести. Безнадёжный сдавленный девичий плач звенящим эхом покатился по каменным стенам. Растерянный Томас рискнул подойти к склонившейся над полом девушке, но перед этим обезопасил себя и отшвырнул в сторону скальпель. Он довольно грубо поднял её за плечи и заставил взглянуть на себя.– Я хочу помочь, как Вы не понимаете! Вы видите врагов не в тех людях, и поэтому Вы никогда не сможете выяснить, кто виноват в случившемся.– Я знаю, кто виноват! Я знаю! Знаю!Неистовый крик разрывал её изнутри, точно бушующее пламя. Перед глазами Виктории стояла чёрная завеса. Сердце сдавливала настолько острая боль, что, казалось, имей она возможность вынуть её из груди, смогла бы вонзить её в горло ненавистному ?козырьку?. Гнев ослеплял, слёзы душили, и Виктория ни на что сейчас не была способна, кроме как кричать и пытаться хотя бы руками оставить на красивом личике этого ублюдка следы своей ярости.Томасу едва удавалось перехватывать её руки и защищаться от обезумившей девушки, пока громко звал сюда медперсонал. Быстро появившиеся в палате врачи и медсёстры оттащили Мартин от мужчины и пригвоздили её к кровати. Она кричала, она рыдала, она сопротивлялась и не переставала проклинать Томми Шелби, пока доктора скручивали её и просили медсестёр срочно принести успокоительное.Это было ужасно – то, во что эту девушку превращает выдуманная ей же ненависть. Стоявший в стороне Томми остолбеневши наблюдал как Викторию подбрасывает на кушетке в психоневротическом припадке, как её уничтожают призраки, которых она воображает. Он уже видел, как люди сходят с ума под влиянием страшных жизненных обстоятельств, и даже самые храбрые мужчины теряют рассудок, пережив нечто шокирующее. Но никто из них ещё не бросался на него с бушующей ненавистью в глазах в попытках перерезать горло.Дверь платы хлопнула за его спиной, приглушая возбуждённые вопли сломленной девушки. Томас направился по коридору к выходу, закурив прямо в больнице.***Дни, проводимые в обездвиженном горизонтальном положении в окружении холодных серых стен лазарета, тянулись смертельно долго. Под бесконечное тиканье настенных часов Виктория сходила с ума, пребывая в неведении. Врачам было неизвестно, что стало с её конём, а на вопрос о том, почему её до сих пор держат в больнице, они отвечали: ?Всё будет хорошо, мисс Мартин?. Это были дни, полные мучительных переживаний и леденящего душу страха, которые в определённый час скатывались в один большой ком и били в её раненный рассудок, точно тараном.Сколько бы она не сверлила взглядом дверь палаты, в неё входили лишь доктора и медсёстры. Но не Генри. Виктория так ждала его, так надеялась на его визит, ведь он был единственным, кто может рассказать ей, где Атлас и что с ним. Конечно, думала Виктория, ведь именно у него Атлас и был. Сразу после инцидента на ипподроме, Генри забрал жеребца домой, и теперь ухаживает за ним, пытаясь привести его в форму до того момента, когда его подругу выпишут из больницы. Так она себе внушала.Однако, помимо медработников, в стенах её палаты время от времени всё же появлялся кое-кто ещё – лица, вид которых вызывал у Виктории очередной приступ истерии. Стоило лишь ей забыть лицо ненавистного Томаса Шелби – виновника всех её бед – как, спустя два дня, к ней пришли его братья Артур и Джон. Однако они оба были посланы ею туда же, куда и глава ?Острых козырьков?. Её абсолютно не волновало, что пришли они лишь с благими намерениями, хотя бы потому, что сейчас Виктория была не способна поверить в то, что у этих людей бывают благие намерения. Она думала о них, лишь как о чудовищах, отобравших у неё мечту. И она не желала видеть никого, кто носит эту треклятую восьмиклинку и омерзительную фамилию Шелби.Миновала ещё пара-тройка дней. Ярость съела в Виктории всё, что до недавнего времени давало ей силы жить, а затем отступила, оставив после себя безжизненное пепелище в сердце девушки. Седативные транквилизаторы, которыми врачи усыпляли её вспышки агрессии, сыграли свою роль. Ей больше не хотелось кричать, не хотелось драться, не хотелось убить Томми Шелби и всю его семью, но сердце в груди, казалось, начало болеть ещё сильнее от нескончаемого потока мыслей в голове. К Виктории наконец-то вернулся здравый смысл, и в отведённое ей для размышлений время – в эти отвратительно длинные дни, провонявшие смесью фенола и медикаментов, – она смогла убедить себя в том, что в тот день, на ипподроме в Вустере, Томас Шелби и его банда были не единственными ?грифами в небе?.Сегодня Виктория лежала на своей кушетке так же бездвижно, как лежит всю неделю, пустыми глазами глядя на стекло окна. Она смотрела, как искрящиеся пылинки медленно танцуют в ослепительном солнечном свете, льющемся из-за занавесок, словно рассыпанный и застывший в воздухе золотой песок. Дверь палаты заскрипела, и до Виктории донёсся запах дорогого мужского парфюма, смешанный с запахом табака. Человек безмолвно застыл на пороге, а Виктория всё не могла оторвать печального взгляда от мерцающих крупиц пыли. Она знала, кто к ней пожаловал. Вновь.– Я лежу так уже седьмой день, – тишину нарушил слабый безжизненный голос рыжеволосой девушки. – Я ничего не могу делать сама, а мои ноги не то, что не двигаются, – даже держать меня не могут. Мне никто ничего не говорит. Может, Вы скажете? – она повернула голову, и её отягощённый болью взгляд упал на мужчину. – У меня что, сломаны ноги?Томас Шелби стоял у двери в тени, докуда не дотягивались ранние солнечные лучи. Но голубизну его глаз Виктория могла разглядеть даже в темноте, будучи полностью ослеплённой. Его взгляд был скорбно-сочувствующим, как и голос, который зазвучал спустя секунды:– Это я попросил медперсонал не сообщать Вам о Вашей травме, пока они на сто процентов не будут уверены, что с ней ничего нельзя сделать. У Вас был шок. Я хотел уберечь Вас от лишних переживаний.В её умоляющем взгляде Томми был рад не встретить той ненависти, с которой она бросалась на него недавно. Но они блестели зеркалом сдерживаемых слёз, через которое мужчина невольно мог ощутить на себе её боль. Ему требовалось больше осторожности в общении с этой непростой девушкой, но, думая об осторожности, порой он забывал о человечности.– Ваши ноги не сломаны, мисс Мартин. Сломаны позвонки поясницы, и это не даёт Вам встать на ноги.Её губы затряслись в попытках выдавить хоть слово. Она быстро заморгала, предотвращая падение слёз из глаз, и задышала с тяжестью, как будто ей перекрыли кислород.– Я не смогу... ездить верхом? – спросила она сдавленным голосом.Томас не хотел подтверждать это, даже если это будет единственным ответом, который он может ей дать, но и лгать тоже не хотел. Поэтому он молчал, превращая своё молчание в ответ.Её самые страшные догадки, не дающие ей уснуть по ночам все последние дни, подтвердились, и самым страшным для Виктории оказалось то, что она услышала эти слова из уст не самого приятного ей человека. Виктория громко шмыгнула носом, и слёзы всё-таки сорвались с её глаз. Томас увидел блеснувшие дорожки на её щеках и решил подойти. Так же, как и несколько дней назад, он присел на рядом стоявшую кушетку и ещё раз взглянул на девушку. Вблизи её измученное лицо казалось серее, чем задымлённое небо над Бирмингемом.– Я что... так сильно ударилась спиной? Я не понимаю... – она не хотела знать никаких подробностей, но продолжала задавать вопросы, стараясь отвлечь себя от вот-вот бы разорвавших её эмоций.– Вы ударились спиной и... – Шелби еле находил в себе силы отвечать правдиво, понимая, насколько эта правда может ранить девушку, – получили сильный удар копытом по пояснице.– Копытом... – из Виктории вырвался истеричный смешок, а из глаз хлынула новая волна слёз, беззвучно скатившихся к губам. – Какая ирония.Она не верила своим ушам. Это просто не могло быть правдой. Она так не хотела верить словам Шелби, но сегодня она уже могла мыслить трезво, чтобы понять, что Томасу незачем врать ей по поводу травмы. Ведь она действительно не может встать на ноги. Она действительно практически не чувствует нижнюю часть своего тела. И она... действительно больше никогда не сможет сесть в седло?Виктория всегда считала себя сильной. То, что она пережила в течение своей недолгой жизни, думала она, закалило её характер, сделало его прочнее стали. Но всё, чего она сумела добиться, всё, над чем трудилась долгие годы и чему посвятила свою жизнь, вмиг оказалось перечёркнуто одним неудачным падением. Больше ей незачем быть настолько сильной. Не в силах больше сдерживать скопившееся отчаяние, Виктория заслонила лицо руками и дала волю рыданиям.Её удушливый плач покатился по стенам палаты, покатился по коже Томаса и заставил его почувствовать себя виноватым. Сегодня ему не уготована пощёчина, так подумал Томми, ведь из её груди рвался настолько болезненный плач и стоны, что всё это просто не могло быть очередным притворством лишь для того, чтобы вновь заманить его поближе. Он почти без раздумий пересел на кушетку Виктории, притянул её к себе и заключил в объятия. Она не оттолкнула его, не ударила – просто продолжала рыдать, бессильно прижавшись щекой к его плечу. Желая успокоить девушку, Томас медленно раскачивал её из стороны в сторону, словно убаюкивая, и ласково гладил по макушке головы.– Я ведь предупреждал Вас об итальянцах. Я предупреждал. Вы меня не послушали, – тихо говорил он, слушая её короткие всхлипы. – Нужно было уезжать отсюда. Не Ваше это место, мисс Мартин, не Ваше.Сердце разрывалось от обиды, пока слёзы застилали ей лицо, но она должна была заставить себя прекратить плакать. Особенно, когда в голову стукнуло осознание, что она делает это на плече у Томаса Шелби. Виктория быстро вытерла лицо мокрыми пальцами и выпрямилась, отстранившись от мужчины. Вздох проходил через отяжелевшую грудь с большим трудом. Девушка изо всех сил старалась успокоиться, когда поинтересовалась у сидящего на её постели Томаса:– Вероятно, Вы приходите ко мне теперь, чтобы я согласилась на предложенную Вами ранее сделку? Ведь скаковой конь мне теперь ни к чему, верно? – она иронично улыбнулась, закусив нижнюю губу в попытках сдержать очередной наплыв горечи.– А если я скажу, что моё желание помочь Вам абсолютно бескорыстно?– Я Вам не поверю.Томми слегка вскинул бровями и чуть сжал уголки губ. Он сунул руку в нагрудный карман своего пиджака и вытащил оттуда белый носовой платок, затем протянув его Виктории.– Возьмите, – настоял он, а когда девушка, несколько секунд смотря на него с неуверенностью, всё же приняла платок, мужчина сказал, еле заметно усмехнувшись: – Вот, видите. Вы взяли платок, который я мог заранее смочить ядом, убить Вас и без каких-либо ненужных посреднических махинаций просто отобрать у Вас жеребца. Мёртвой девушке он уж точно ни к чему, так ведь? Но Вы взяли. Значит, где-то в глубине души Вы всё-таки пытаетесь мне доверять.Сердце Виктории чуть не выпрыгнуло из груди на словах про отравленный носовой платок. Она и впрямь была слишком беспечна. Вмиг она почувствовала себя такой слабой и беззащитной, какой не чувствовала себя уже очень давно; преданной всем миром и такой... одинокой. Именно в тот момент, когда Томас Шелби присел на её постель.– Вы единственный, кто приходит ко мне, пока я схожу с ума в этой палате, – ответила Виктория, промокнув лицо сухим платком. – Разумеется, я пытаюсь Вам доверять. Но это не значит, что я уже Вам доверяю. Я лишь пересмотрела своё к Вам отношение.– Вам нужна моя помощь. Вы сами это знаете, – уверял Шелби.– С чего бы влиятельному бандиту-бизнесмену помогать какой-то девке с конюшни, которая, кроме того, ещё и дерзила ему при каждой встрече? Которая... пыталась зарезать его скальпелем.Виктория аккуратно свернула платок и протянула обратно Томасу на раскрытой ладони. Он потянулся, но в последний момент, вместо того чтобы взять его, закрыл её ладонь и отодвинул от себя.– Вы мне кое-кого напоминаете, – ответил он, заглянув в её глаза.Интересоваться она не стала, лишь отвела глаза, взглянув на платок в своей руке. Пусть Виктория и утверждала, что лишь пересмотрела своё отношение к Шелби, но что-то внутри неё действительно желало ему поверить. Почему, она не могла ответить. Этот мужчина был слишком загадочен, чтобы не начать испытывать к нему интерес. Но Виктория никогда не признается себе в этом.От этого разговора начало разить простодушием и какой-то мирной необязательностью, точно от беседы двух очень близких друг другу людей. Давно уже никто просто так наедине не говорил с Викторией ни о чём, кроме её единственного друга. Девушка планировала поделиться кое-чем с Генри, когда тот навестит её в больнице, но, кажется, первым это услышит тот, кого она ещё совсем недавно проклинала.– Знаете, мистер Шелби...– Томас, – попросил тот своим сипловатым тёплым голосом.– Томас, – Виктория почему-то слегка улыбнулась, а после сразу же мысленно отругала себя за это. – На ипподроме в Вустере, на беговой дорожке, ещё до того как выпасть из седла, я кое-что вспомнила. Меня учили, что врагов и соперников порой стоит держать ближе, чем друзей. Я забыла об этом, когда утратила доверие к людям, и оставила возле себя лишь коня и одного надёжного друга. Я о многом забыла с тех пор. И вот теперь пожинаю плоды, – она провела руками вдоль своих недвижно лежащих под одеялом ног, и мышцы её лица вновь сжались в подступившем плаче. – Почему Генри не приходит ко мне?Томас звучно выпустил воздух через нос, когда его рука скользнула во внутренний карман пальто. Он достал металлический портсигар с гравировкой и вынул одну сигарету.– Вы позволите? – любезно спросил Шелби, после того как по велению какой-то своей странной привычки несколько раз провёл фильтром сигареты по нижней губе и сунул её в рот.– Здесь не курят.– Я знаю.Спичка чиркнула с характерным звуком, и Томас опустил конец сигареты в маленькое пламя. Виктория смотрела на мужчину, то ли зачарованная, то ли самую малость раздражённая. Невольно вдыхая окутавший её постель сигаретный дым, она думала о том, где для этого мужчины заканчивается ?запрещено? и начинается ?запрещено для всех, кроме Томаса Шелби?. В этот миг она вдруг заметила невидимую линию, соединяющую его апломб с её упрямством.– Генри – тот кудрявый парнишка, что поднял на уши техническую службу перед началом скачек? – уточнил Томас, сделав затяжку и небрежно выпустив дым вместе со словами, и Виктория кивнула. – Боюсь, он сейчас находится в том же положении, что и Вы, и не сможет навестить Вас ещё какое-то время. Он ввязался в драку, взвинченный Вашим падением, и ему неплохо разукрасили лицо. После скачек его увезли в Бирмингем, в больницу. Вас же госпитализировали вустерские медики.– Что? Ввязался в драку? Генри? – в недоумении нахмурилась Виктория, не поверив в услышанное. – Он никогда не размахивал кулаками, даже в шутку. В детстве он никогда не давал сдачи обидчикам, за него это приходилось делать мне. Он слова-то боится лишнего сказать, а тут драка!– Ну... Всё бывает в первый раз. Эта фраза заставила Викторию вспомнить, как более чем за десять лет практики верховой езды она не раз падала из седла, но всегда поднималась, несмотря на вонзающиеся в тело, точно стрелы, боли и сочившуюся из ран кровь. Но неделю назад она впервые упала без возможности подняться. Упала и навсегда осталась лежать там, на зелёном газоне огромного ипподрома.Сигарета была скурена меньше, чем за минуту, и Томас поднялся с кушетки, чтобы выкинуть окурок в стоящее у двери мусорное ведро. Викторию, задумчиво теребящую в руках оставленный ей носовой платок, вдруг осенило:– Погодите-ка... Я думала, что Генри сейчас ухаживает за Атласом, потому и не навещает меня. Если же он лежит в больнице, тогда... мой конь остался в конюшнях ипподрома?– Нет, он не в конюшнях ипподрома, – спокойно ответил Томас, встав перед спинкой кровати и сунув руки в карманы брюк. – Он в моих конюшнях.И тут её нахмуренные брови медленно поползли вверх над широко раскрывающимися глазами. Пропустив по спине волну мурашек, Виктория в ужасе застыла, чувствуя, как её окутывает холод паники, и как слова застревают в горле. Она смотрела прямиком в бездну этих демонических голубых бесстрастных глаз, таких же спокойных и самоуверенных, как в тот день, когда их обладатель явился к мисс Мартин и получил отказ на предложение выкупить талантливого жеребца по кличке Атлас. Но теперь, с подкатывающим к горлу комом подумала Виктория, этот человек всё же добился того, чего хотел.Несколько секунд Томми молча смотрел, как лицо обездвиженной девушки сковывает недоумевающий ужас, как она медленно проворачивает ключ в замочной скважине и открывает клетку, в которой заперт дикий зверь, чуть было не разорвавший мужчину в их прошлую встречу. Но будь он проклят, если не предвидел такую её реакцию, прежде чем сообщить о местонахождении Атласа. Отвлечённо взглянув за окно, Томас спросил:– Уже успели мысленно оторвать мне голову?– О, поверьте, я оторву Вам кое-что, что Вы цените превыше головы, – прорычала Мартин, впиваясь ногтями в простынь.– Насколько убедительно сейчас прозвучат мои слова, решать Вам, однако... – Томас опустил корпус над спинкой кровати, упёрся в неё руками и посмотрел на Викторию, как на маленького ребёнка, которому собирается объяснить, что нельзя совать пальцы в розетку. – Я взял к себе Вашего Атласа на время. На хранение, так сказать. Бесплатно, прошу заметить. Как только Вас выпишут из больницы, Вы тут же сможете забрать коня. Вашего, и только Вашего, ненаглядного коня.Виктория тяжело и неровно выдыхала через нос, плотно сжимая губы и глядя на Шелби, точно сидящий на цепи голодный пёс, которого дразнят куском свежей оленины. Все чувства смешались в одну общую массу, окатившую Викторию с ног до головы необъяснимым желанием набрать в грудь побольше воздуха и закричать.– Вы ведь понимаете, что из уст человека, пытающегося совсем недавно прибрать к рукам моего жеребца, это звучит как банальная издёвка надо мной ради потехи? – Виктория скривила губы. – Обнаглевшая девчонка падает с коня и ломает позвоночник, проводя остаток своей жалкой жизни в инвалидном кресле, в то время как Томас Шелби становится счастливым обладателем победоносного скакуна, и деньги реками стекаются в его карманы.– И вот Вы опять начинаете... – мужчина закатил глаза с тяжёлым вздохом.– Нет, не я это начинаю. Это начали Вы. Вы, мать вашу! Когда позарились на чужое! – она почти перешла на крик в конце.– Мисс Мартин, – Томас чуть повысил и ужесточил свой голос, дабы пересилить напор Виктории, – я прошу Вас успокоиться и трезво взглянуть на реальное положение дел. Если бы Атлас остался в стойлах вустерского ипподрома, он уже давно принадлежал ни Вам и ни мне, а чёртовым итальянцам, которые держат эту территорию. Сабини не такой снисходительный, как я, с ним у Вас не было бы возможности договориться.– То есть, Вы украли у потенциального вора, и горды этим? В дураках всё равно ведь остаюсь только я.– Вы не в дураках, а под защитой!.. – теперь Томми по-настоящему повысил голос, с силой стукнув по спинке кровати. – Острых, мать его, козырьков.Дрожь накрывающей волной пробежала по телу Виктории, когда от удара по спинке её шаткую больничную койку чуть подбросило над полом. Она остолбенела, и взгляд её искренним недоумением задержался на взвинченном лице Томаса. В этом лице она не могла разглядеть что-то, что могло бы его скомпрометировать – что-то, что она так хотела увидеть, будучи всё ещё не до конца уверенной в его искренности. Сначала он приехал за её конём и породил в ней глубокую неприязнь, а затем навестил перед скачками и пожелал удачи. А за один лишь сегодняшний день, за один лишь час, за то короткое время, что он находится в этой палате, Виктория уже успела четыре раза поменять своё мнение о нём. Каков же на самом деле Томми Шелби – разве кто-нибудь знает ответ на этот вопрос?– Он в безопасности, поверьте мне, – уверял Томас. – У него были небольшие растяжения мышц, но я доверил его хорошему ветеринару. Сейчас Атлас в порядке. Просто попытайтесь мне довериться, потому что другого выбора у Вас всё равно нет. Мой конюх очень любит лошадей, он позаботится об Атласе. Вам не о чем волноваться.Девушка смолкла, не зная, что ей ответить, да и стоит ли вообще что-нибудь отвечать. Виктория знала, продолжи она пререкаться с ним, стальное терпение Томаса даст трещину, и он заставит её пожалеть о том, что сейчас она полагается на слепые эмоции, а не на холодную логику. Он сам определил, что ей нужна защита, и он сам определил, что эту защиту ей даст именно он. Таким он, судя по всему, был человеком.– Что с ним случилось? – вдруг спросила девушка, желая уйти от предыдущего разговора. Её волновало ещё кое-что. – Тот мужчина, что выбежал перед Атласом... он жив?– Нет, – прозвучал ответ Томаса, прошагавшего к окну. – Но Вам не стоит за него переживать. Он был законченным пьяницей без семьи. Его никто не станет оплакивать.– Откуда Вы знаете? – удивилась Виктория. Ей уже и подумать что-либо было страшно.– Выяснил. Я же сказал, что хочу помочь Вам.Вопрос, действительно ли она верит ему, всё ещё оставался для Виктории безответным и сомнительным. Уверенности не было, но было желание. Она и впрямь сейчас очень хотела, чтобы его слова оказались правдой; чтобы на её стороне появился кто-то столь влиятельный. Поэтому она больше не шипела на него, точно ощетинившаяся кошка, и именно поэтому она заставляла себя разглядеть доброжелателя в фигуре Томаса Шелби.Он более не мог задерживаться в этой палате: дела, не требующие отлагательств, вынуждали его скорее вернуться в Бирмингем, а кроме того, он не мог позволить себе дальше красть время мисс Мартин. Она наверняка нуждалась в уединении, которое даст ей возможность обдумать и принять всё, что она узнала сегодня от него, думал Томми. Это будет нелегко для неё, но всё же неизбежно.– Томас, – услышал он её ослабленный голос, прежде чем выйти из палаты, и обернулся. Что-то не давало ей сказать, но это ?что-то? заставило её всё же позвать его. – Не кормите Атласа пересушенным сеном. Оно ему не нравится. И два раза в день, как минимум, выводите его на пробежку. Ему нужна скорость, нужен ветер, иначе он начнёт буйствовать.Томас кивнул, взглянув на её серое безрадостное лицо, опущенное вниз, и подумал, что хочет сказать что-нибудь подбадривающее. Хоть что-нибудь, чтобы не оставлять за собой чёрствое безмолвие.– Мисс Мартин, – позвал он, и Виктория медленно неохотно подняла на него глаза. – Неудачи случаются. У всех. То, что с Вами произошло, не должно Вас сломать.На её губах пробежала фальшивая полуулыбка, и девушка чуть махнула головой. Она смотрела на свои омертвевшие ноги и думала: ?Он серьёзно??– Меня много что пыталось сломать, поверьте, – ответила она. – Жизнь постоянно испытывает меня на прочность. Но я не думала, что потеряю единственное, что приносило мне радость. Это как лишиться воздуха: в какой-то момент перестаёшь дышать, и тебе в горло вставляют искусственную трубку, чтобы ты продолжал поддерживать ненужную тебе жизнь, – она перевела дыхание, сбивая тяжесть, и Томас было подумал, что она заплачет вновь. – Я думала, что меня ждёт слава, что я заберусь на вершину. Но сорвалась вниз почти у самого пика, а страховочного ремня на поясе не оказалось. Что ж... В конце концов, даже самые яркие звёзды могут погаснуть.– Да. Но Вы не звезда. Вы – человек. Поправляйтесь, мисс Мартин.Его сказанные напоследок слова прозвучали для самого Томаса Шелби непривычно мягко, с долей трепета, которая ускользнула от его тотального контроля и промелькнула в пожелании, обращённом к очаровательной молодой девушке.– Виктория... Вы можете звать меня Виктория, – сказала она, но её услышали лишь голые белые стены палаты.Хлопок закрывшейся за ним двери послужил вступительным аккордом звенящей тишине. Голова Виктории в этот миг должна была наполниться противоречивыми мыслями, что терзали её всё время, пока Томми был тут, и раздирающими сердце чувствами. Но вот он ушёл и забрал с собой всё, чем девушка планировала себя занять. Он забрал мысли, эмоции, желания; он отобрал и унёс с собой её возможность ненавидеть его. Приятный мягкий мускусный запах его парфюма всё ещё был здесь, Виктория могла с лёгкостью почувствовать его, будто Томас Шелби всё ещё сидит на её постели, его руки обвивают её плечи, а басистый тёплый голос звучит над её ухом.Виктория взглянула на платок, что он оставил ей, и сжала его в руке. Ей захотелось подойти к окну и увидеть, как Томас садится в автомобиль и уезжает, чтобы обязательно ещё вернуться сюда. Но она осталась в постели. Ведь другого выбора у неё больше не было.***В Бирмингеме сегодня было тепло, или, точнее сказать, душно. К неожиданно распалившемуся закатному солнцу присоединялись заводские дым и копоть, топящие улицы в знойной арии своего антиутопического ансамбля. Время суток уже призывало вечер, а это для многих жителей Смолл-Хит означало лишь одно – приближающееся завершение рабочего дня и скорый отдых. Но отдыхать, как известно, любят все, не только не разгибающие спины трудяги, но и бандиты, пересчитывающие деньги в своих хранилищах и зубы во ртах неприятелей.В районе старых заводов, расположенных вдоль водного канала, ?Острые козырьки? держали пару складов и конюшню. Здесь-то два старших атамана банды (назовём их так) сейчас и коротали время.В неравном бою сошлись Артур Шелби и новоприбывший жеребец по кличке Атлас, вот уже почти неделю нарушающий спокойствие в конюшне. Мужчина пытался подступиться к коню и запрыгнуть на его спину, в то время как Атлас нервно кружил вокруг столба, к которому был привязан, гневно фыркал и опасливо бил копытом, как бы предупреждая: ?Подойдёшь – пожалеешь?.– Ну, давай, приятель, давай, – приговаривал потирающий руками Артур, украдкой обходя жеребца и подступаясь к нему из слепых зон. – Добрый дядюшка Артур тебя не обидит.Вот оно – подходящее время! Артур рывком бросился к жеребцу, пока тот отвлёкся на потряхивание гривой, успел лишь опереться на его спину для прыжка и тут же оказался отброшен в сторону твёрдой, как камень, лошадиной бочиной. Атлас громко заржал и кинулся на смельчака, решившего совладать с ним, но верёвка натянулась и заставила коня ретироваться. Впечатавшись спиной в сетку проволочного забора, Артур тяжело охнул и, выругавшись, сплюнул под упоённый смех Джона Шелби.– Ах ты блядская кобыла! – сморщил нос Шелби-старший, глядя на вновь беспечно зашагавшего по кругу Атласа.– Он чувствует твою агрессивность, Артур. Ты, даже когда не стараешься, выглядишь так, как будто сбираешься кому-нибудь ебало перевернуть, – хохотнул вальяжно развалившийся на стуле Джон, который уже несколько минут наблюдал за тщетными потугами старшего брата, как за пьесой в театре абсурда. Теперь же он встал и направился к нему. – С лошадьми нужно быть нежным и обходительным, как с женщинами. Я слышал, что они чувствуют всё гораздо лучше людей.Джон пафосно прошагал мимо брата, готовый показать ему пример правильного подхода к животному. Азартным самоуверенным взглядом светло-голубых глаз он скользнул по ритмично переступающему с ноги на ногу жеребцу и, перегнав кончик спички из правого уголка рта в левый, неспешно двинулся к Атласу с вытянутой вперёд рукой. Артур наблюдал за ними, затаив дыхание.Крупный краснощёкий мужчина в поношенной старой шляпе и пальто принёс большой таз с комбикормом для жеребца и замер, уставившись на Джона, медленно подступающегося к Атласу, который уже перестал описывать круги вокруг столба и в упор уставился на ещё одного храбреца.– Артур, что делает Джон? – спросил мужчина, раскрыв по-детски удивлённые маленькие глаза.– Погоди, Кудрявый, – ответил ему Шелби. – Тут гуру даёт мастер-класс.Через несколько секунд Джон уже стоял в шаге от Атласа, и его раскрытая ладонь зависла в воздухе над лошадиной мордой. Всё это время Атлас не пятился, не кидался, не фыркал – лишь упрямо смотрел на Джона и будто бы выжидал, пока тот сделает ошибку. Джон сделал последний шаг навстречу коню и решительно опустил руку на его храп, испугавшись в последнюю секунду, что своенравному жеребцу это придётся не по вкусу. Но нет – Атлас спокойно смотрел на него и даже чуть подался мордой вперёд под руку парня. Джон довольно улыбнулся, поглаживая коня по носу, и обернулся к брату.– Ну, как тебе такое, Артур? Я же говорил, что...И, не позволив ему договорить, Атлас вдруг развернулся и со всем своим лошадиным упоением дал бедром с разворота по хвастающему Шелби. Джон отлетел назад, удерживаясь на ногах, но всё же оказался на земле, когда влетел в стул и перевернулся через него. Артур мерзко загоготал, глядя на него, и поднял раскрытую правую ладонь перед Кудрявым. Тот, слегка хихикая, сам не зная, зачем, но с воодушевлённым видом дал ?пятюню? Шелби-старшему. Атлас игриво загарцевал вокруг столба, выплясывая танец победы.– Кажется, Джонни, у кого-то проблемы не только с лошадьми, но и с женщинами, а, братишка? – съязвил Артур, подойдя к брату и протянув ему руку для опоры.– Завали! – Джон отмахнулся от его помощи и встал самостоятельно, после подняв с земли кепку.Джон надулся и с затаившейся обидой взглянул на коня, отряхаясь от земли и сажи. Потом ему пришлось выслушивать насмешки веселящегося Артура, и старший брат не успокоился, пока Джон не начал больно бить его в плечо кулаком. А затем эти двое наблюдали, как Кудрявый спокойно подошёл к Атласу, не думая об опасности, и поставил перед ним угощение, улыбаясь коню, как своему близкому другу. К их удивлению, Атлас его не тронул, но и к корму не притронулся.– У него такой сложный характер. Я никак не могу найти с ним общий язык, – вздыхал мужчина, возвращаясь обратно к братьям Шелби. В его голосе и вправду звучало огорчение.– М-да, а так и не скажешь, – протянул Артур, действительно не понимая, на что жалуется конюх. Ведь Атлас с ним, по крайней мере, не дерётся.– У его хозяйки характер не слаще, – вдруг раздался за их спинами голос главы организации.Джон, Артур и Кудрявый обернулись, чтобы взглянуть на шагающего к ним Томаса, что глядел на них с ничего не значащей полуулыбкой и дымил сигаретой. Братья с терпеливым ожиданием взглянули на Томми, а Кудрявый радостно улыбнулся главе ?Острых козырьков?, и его глаза заблестели, как у верного пса, дождавшегося возвращения хозяина с работы.– Как жеребец, Кудрявый? – поинтересовался Томас, сделав глубокую затяжку.– Всё упрямится и бастует, – отвечал Кудрявый, расстроенно качая головой. – Вот, голодовку объявил, к еде со вчерашнего дня не притрагивается. А я ему, между прочим, самый свежий фураж даю. К воде тоже не подходит. По крайней мере, когда я смотрю. Томми, я за него волнуюсь, – вид у мужчины сделался по-настоящему обеспокоенным. – Породистым скакунам нужно хорошо питаться и ежедневно бегать. Мы не можем держать его на привязи круглые сутки, ему нужно разминать ноги.– Да, но чёртов ишак даже притронуться к своей спине не позволяет, ни то что бы забраться на него, – пробурчал Артур, краем глаза поглядывая на Атласа, демонстративно воротившего нос от корма.– Он скучает по своей предыдущей хозяйке, – вздохнул Кудрявый, бросив на коня сочувствующий взгляд.Томми тоже взглянул на Атласа и на мгновение встретился с его озлобленным взглядом. Этот конь всё прекрасно понимает, думал Томас, он чувствует, что происходит. Возможно, их ментальная связь с Викторией Мартин намного глубже, чем у обычного наездника с его скакуном, и Атлас сейчас и впрямь каким-то необъяснимым образом чувствует боль своей хозяйки, потому и нервничает.– Не пересушивай сено, Кудрявый, конь не станет его есть, – сказал Томас, бросив тлеющий окурок на землю и затушив его носком ботинка. – И ты абсолютно прав: ему нужна ежедневная пробежка. Я попробую сам заняться этим. Если не выйдет, позвоню тренеру. А теперь ступай, принеси Атласу воды, – Томми хлопнул Кудрявого по плечу, отправляя в сторону складов, а потом добавил вдогонку: – И скажи Чарли, что мне нужно заправить машину.Кивая, послушный Кудрявый неуклюжим медвежьим шагом побежал за склад выполнять поручение Томми.Шелби остались втроём, и Томас вдруг почувствовал себя подозреваемым на допросе: Джон и Артур (особенно Артур) буравили его пристальными констебльскими взглядами, готовые выуживать из него подробности его поездки в Вустер. По правде говоря, они ожидали его приезда гораздо раньше, полагая, что разговор Мартин с омерзительным ей бандитом будет короткий. Но всё вышло немного удачнее, чем неделю назад.– Она успокоилась, – сообщил Томми братьям. – Сегодня мы смогли более-менее спокойно поговорить.– Она спрашивала про того паренька? – спросил Артур с осторожностью тихим несмелым голосом.– Да, – кивнул Том. – Спрашивала.– И что ты ответил?– Я сказал правду: что он лежит в больнице после драки, в которую бездумно ввязался на эмоциях. Это всё, что она знает.Артур посмотрел на Томаса с благодарностью и закивал, пряча взгляд под ногами. Он отошёл и заходил по кругу, как Атлас вокруг деревянного столба.– Ты сказал ей, что мы забрали коня? – спросил Джон Томаса и усмехнулся: – Неужели она без криков отдала его тебе и даже нос не откусила? С трудом верится.– Да, Джон, она знает, что её конь у нас, – ответил Томми, подняв с земли перевёрнутый стул и сев сверху. – А ещё она знает, что мы держим его у себя временно, пока она не придёт в норму. Я пообещал ей, что, как только она покинет стены больницы, сможет забрать Атласа с нашей конюшни целого и невредимого. Планы изменились. Жеребец всё ещё принадлежит Виктории Мартин.С каждым новым словом брата лица Джона и Артура медленно искажались морщинами негодования и непонимания. Они знали, что их брат не станет шутить с таким неподдельно задумчивым видом, и именно это их озадачило.– Что ты сказал, Томми? – сощурился Артур, приближаясь к сидящему на стуле брату. – То есть, ты хочешь сказать, что мы вот так просто возьмём и откажемся от нового источника чертовски больших денег, которого нам послали сами небеса? И, вдобавок ко всему прочему, за бесплатно наймёмся охранять лошадь, пока одна психованная девчонка греет больничную койку? – Артур склонился над Томасом и оглядел его уже с долей испуга. – Ты, случайно, не заболел?– Подожди, Артур. Может быть, он в неё влюбился? – голос Джона звенел издёвкой.Стул вновь оказался отброшен назад и поставлен на ребро, когда Томас после высказанного братьями недовольства лихо подскочил на ноги и упёрся носом в лицо младшего брата, прогремев:– Она парализована, Джон! – и сразу после этого наступила тишина, длившаяся несколько секунд. – Она не сможет ходить. Не сможет ездить верхом. Она будет вынуждена что-то менять. И как раз в этот момент она вспомнит о тех, кто помог ей в трудную минуту; она вспомнит о тех, кто, несмотря на разногласия, протянул ей руку помощи в жесте доброй воли; она вспомнит о нас с вами. Как же вы не поймёте, парни, – Томас взял братьев за затылки и притянул поближе к себе, – мы можем выиграть это дело и остаться чистыми. Обойдёмся без спешки и, возможно, сможем прибрать к рукам одного из самых прибыльных скакунов южного Бирмингема, не потратив на него ни пенни.Братья выпрямились, и Джон с Артуром обменялись переговаривающимися взглядами. Они ничего не нашли удивительного в том, что Томас в очередной раз принял решение, не спросив их мнения, однако в его словах и впрямь было что-то обнадёживающее. Полностью доверять решению брата они не могли себе позволить: Томас был таким же человеком, как и все, склонным совершать ошибки.– И что же ты скажешь этому ёбанному макароннику? – задал вопрос Артур, одёргивая вниз жилетку под пальто.– Сделаю вид, будто так и должно было быть, – ответил Томас, щурившийся от неожиданно пробившегося сквозь чёрные дымовые завесы солнечного света, и вновь закурил. – Скажу, что конь ещё не полностью оправился, потяну время. А дальше в игру вступит разгневанная раненная девушка, у которой отобрали мечту, но не её клыки.Со стороны деревянного столба раздалось раздражённое фырканье, а затем – тяжёлый грохот на землю. Это Атлас опустился на колени, сложил под себя ноги и улёгся, наблюдая за переговаривающимися о его хозяйке мужчинами, будто бы всё понимал и запоминал каждое их слово, чтобы потом поведать обо всём Виктории. Но что мог он – жеребец, способный лишь ржать?Артур иронично усмехнулся, подумав о чём-то. Он подошёл вплотную к Томасу, встал к его плечу и хлопнул по нему рукой, затем приблизившись к его уху.– Если девчонка всё узнает, ты можешь пожалеть о том, что клыки остались при ней, – сказал он и махнул головой брату. – Пошли, Джон.– Тебе мой план тоже не нравится? – спросил Томми младшего брата.Он задал этот вопрос, потому что заметил в лице Джона затаившуюся растерянность. Джон не смотрел на него с тем же недоверием, что и Артур, но и уверенности в нём не было.– Я думаю, ты прав, – ответил парень, обдумав всё. – Нам не обязательно забирать коня нечестным путём. К тому же, ты говоришь, она потеряла возможность ходить, ей и без того сейчас хреново. Только вот... твой план, Томми, не избавляет нас от роли злодеев.– Мы уже злодеи, Джон. Вопрос лишь в том, узнает ли Виктория Мартин об этом.– А вот тут вспомни то, что минуту назад сказал Артур.И Джон ушёл следом за старшим братом, который уже ругательно кликал его у дороги.Томми остался стоять здесь один напротив лежащего у столба жеребца, что не переставал глядеть на него из-под густой чёлки. Глаза его были спокойны и в то же время рассержены. Томас смотрел в них и видел своё отражение, видел правду и видел обман – всё то, что он сказал за сегодня. На мгновение у него появилось желание объясниться перед этим осуждающим взглядом, рассказать коню то, в чём он не признался братьям и не признается даже самому себе. Жалость и сочувствие... Ему не были чужды эти понятия, но и сильной приверженности к ним он давно не испытывал. Сегодня же, взглянув в безжизненные глаза Виктории Мартин, он вдруг вспомнил, каково это – терять нечто важное. Сегодня, когда горячее мокрое пятно её слёз растекалось по его пиджаку, ему пришлось почувствовать и пропустить её боль через себя. Сегодня Томми понял, что совершил очередную ошибку, которую теперь изо всех сил хочет попытаться исправить.Виктория Мартин – ?самоуверенная хозяйка победоносного скакуна, улыбчивая и приветливая любимица публики?... Больше ей никогда не пользоваться этими образами, блистая на подмостках своей едва начавшейся и так быстро и печально завершившейся звёздной карьеры. Теперь она сломленная и напуганная жертва грязного заговора. ?Вот какой Вы ещё можете быть?, – подумал Томми, а через мгновение понял, что этот её образ – его заслуга.