Часть 4 (1/1)

После моего возвращения в Америку я с ужасом понимал, что в каждом новом дне, проведённым тут, меня по-настоящему нет. Я остался целиком и полностью там, в Италии. Мое сердце, мысли, весь я находился и жил только в маленьком солнечном городке, вместе с мальчишкой, который забрал мою душу себе, и я был рад отдать себя полностью. Мое тело находилось в Нью-Йорке, но я настоящий до сих пор спал на желтых простынях, прижимая к груди своего юного возлюбленного. Все, что я мог оставить ему, это мое имя. Я оставил ему себя. Было бы крайне эгоистично обрекать Элио на долгосрочные, требующие обязательств отношения. Находясь в здравом рассудке, шесть недель для подростка могут стать первой влюблённостью, которую можно будет вспоминать с улыбкой?— я понимал это и не хотел быть балластом. Ему только предстояло отправиться в сравнительно взрослую жизнь, поступить в университет, и, возможно там найти осознанную любовь, желательно, противоположенного пола. А я бы только тянул его на дно, из которого сам до сих пор не могу вынырнуть. Опыт говорит сам за себя?— первая любовь чаще всего трагична, но этот этап просто нужно пережить. Через какое-то время боль утихнет, и останутся только приятные воспоминания. Я надеялся, что у нас с ним таких воспоминаний достаточно для того, чтобы его чувства ко мне по прошествии времени олицетворяли что-то прекрасное, и, если кто-то когда-нибудь спросит Элио о его первой любви, он вспомнит только хорошее. Сами по себе наши отношения были из разряда фантастики. Сам факт, что двое мужчин с приличной разницей в возрасте смогли влюбиться друг в друга, не боясь быть отвергнутыми, отбросив стеснение и страхи поддались своим желаниям?— просто невообразимо. А то, что любовь закончилась… Что ж. После лета наступает осень, дальше?— зима. У всего есть лимит, и, к сожалению, мы не исключение. Я утешал себя этими мыслями довольно долго, они казались мне правильным, естественным течением жизненного цикла. Но смотря правде в глаза, я увядал. Мне не приносили радости встречи с друзьями, я испытывал неприятное чувство обязательства и долга, когда виделся с родными. Мое либидо исчезло полностью, даже утренний стояк вызывал во мне только чувство отвращения к самому себе. Единственной разрядкой, которую я мог получить, была мастурбация. Мои попытки заняться сексом с будущей женой?— самое грустное, что мне приходилось испытывать в последнее время. Я вспоминал моменты, когда стоило мне только взглянуть на Элио, как волна страсти охватывала меня с ног до головы. Мои чувства по отношению к нему не знали границ, я был готов смотреть на все, что бы он не делал, испытывая настоящее вожделение: будь это то, как он запрыгивает на велосипед, или, смеясь и немного заикаясь, рассказывает какую-нибудь наитупейшую историю, играет на пианино, ест, просто читает книгу лёжа на бортике у бассейна?— я был готов сорваться в ту же секунду и овладеть им, или, если он потребует, хранить воздержание, повинуясь. Позже я понял, в чем была истинная причина того, что я не мог заняться сексом с кем-то другим. Потому что перед тем, как это сделать, я начинал думать: а что я делаю? А почему? А ей понравится, если я сделаю так? Быть может мне стоит целовать ее нежнее? Что если… Как-то я вычитал цитату, которая идеально объясняет происходящее:?Знаю, что больше никто и ничто не сможет внушить мне страсть. Понимаешь, начать кого-нибудь любить?— это целое дело. Нужна энергия, любопытство, ослепленность… Вначале бывает даже такая минута, когда нужно перепрыгнуть пропасть: стоит задуматься, и этого уже не сделаешь. Я знаю, что больше никогда не прыгну.?

Скрываясь под маской обычного человека мне было проще существовать. Со временем она приросла настолько сильно, что иной раз становилось не по себе от того, как я принимаю решения и совершаю поступки, которые полностью мне не соответствуют. Именно таким поступком было сделать предложение девушке, с которой у меня были отношения, но не было любви. Я рассуждал: это нормально. Так должно быть. Все равно любовь пройдёт. К тому же, женитьба избавит меня от навязчивой идеи возобновить связь с Элио и тем самым покалечить его жизнь. Держать себя в узде, так я был воспитан. Родители только способствовали моим необдуманным действиям. Они видели, что по приезде из Италии я был разбит, поэтому как можно быстрее пользовались моим неустойчивым положением, метафорически поливая мое лицо клеем, чтобы маска держалась как можно крепче, и я уже не смог самостоятельно от неё отрешиться. Все изменилось в один вечер, на ужине с родственниками по случаю дня рождения старшего брата моей матери. Он был болен, рак прогрессировал слишком быстро, и мы все знали об этом горестном событии. Дядю звали Марк?— назван в честь американского художника Марка Ротко еврейского происхождения. Меня всегда восхищало, как человек, выросший в консервативных взглядах, из поколения к поколению передававшихся в моей семье, был единственным родственником, который мог чувствовать меня лучше, чем мать, у которой я находился под сердцем все девять месяцев. Когда мы остались с ним наедине, в его маленькой спальне, он печально окинул меня взглядом —?Послушай, Оливер. Я видел, как Марк собирается с мыслями. —?Жизнь имеет свойство заканчиваться. Сейчас ты молод, полон энергии и здоров. —?он аккуратно затушил остаток сигареты, которую курил. —?Но ты оглянуться не успеешь, как все закончится.Едва уловимая усмешка появилась на его лице, и он продолжил.

—?Это звучит банально, но я знаю о чем говорю. —?вздох сожаления. —?Тебе придётся принять то, что поездка в Италию изменила тебя. Мальчик мой, прими это и не старайся быть тем, кем был до этого.Он положил руку мне на плечо.— Я не знаю, что произошло и хотел бы не знать подробностей, но позволь мне сказать ещё кое-что. —?его взгляд столкнулся с моим.?— Ты можешь продолжать жить воспоминаниями о прошлом, лелеять каждое, но придёт время, и они станут блеклыми настолько, что сотрутся, как бы тебе отчаянно хотелось их не забыть.Марк по-отцовски похлопал меня по плечу и вышел из комнаты. Я вернулся в свою квартиру полностью пустым. Забыть Элио было самым страшным в моей жизни. Его вьющиеся волосы, щекотавшие мою щеку, когда он с полным доверием утыкался в мое плечо. То, как он улыбается, наши мокрые поцелуи, его неумелые длинные ручонки, обвивающие мою шею, его глаза, которые смотрели в мои, когда он полностью обнаженный лежал раскинувшись на кровати и умолял меня продолжать ласкать его моим горячим от возбуждения языком. Игры на пианино. Как шевелятся его губы, когда он в момент оргазма, под гнетом моего тела прижимает его сильнее к себе, держась пальцами за мои бёдра, и шепчет своё имя, которое теперь принадлежит мне. ЭлиоЭлиоЭлио. Я хотел помнить все. У меня не было таких полномочий, чтобы я мог набрать его номер и беспричинно начать рассказывать о своих страданиях. Мы знали, кто был инициатором разрыва без поддержания связи. Это именно я оставил Элио и по моей сиюминутной воле все не станет как прежде. Своим непрошеным звонком я мог вызвать у него только жалость, а жалость не стоит ничего. Вселенная как будто издевалась надо мной?— мне предложили начать преподавать лекции в Риме со следующего учебного года. Соблазн приехать в Италию был велик, чтобы ненароком, совершенно случайно я вдруг наведался в гости к профессору и его семье. Повод появился, а решимости у меня всегда было недостаточно. Тем более, я должен учитывать мнение Элио о своём приезде, узнать которое, исходя из ситуации, было невозможно. Да, я мог бы поехать в Рим, пропустив визит на желанную виллу, но нутро знало ещё до меня?— я не смогу этого сделать.В одно утро, мне осточертела вся эта тоска, бесконечные тянувшиеся один за другим дни, полные забвения и безразличия, я должен был тонуть в одиночестве, а тащил за собой ни в чем не повинного человека?— свою невесту Глорию. Я принял решение перестать вести себя как ублюдок и рассказать, что помолвка отменяется.

Мы встретились на ее территории. Она будто предчувствовала неладное, была чересчур милой и тактичной, что ей не свойственно. —?Так ты серьезно собираешься переехать в Италию? —?нервно спросила Глория. Я принялся юлить, сказав, что наша главная причина разрыва это мой переезд. На самом деле, у меня не было четкого решения, поеду ли я в Рим вообще, не говоря о том, чтобы остаться там жить и работать. Меня как подменили. Я стал рассказывать о перспективах, карьерном росте, приводить доводы и факты, мечтательно описывать пейзажи, восхищаться культурой и людьми в целом, показывая всеми силами, что нахождение там для меня — это подарок свыше. Она смотрела куда-то мимо меня, морща лицо от отвращения. И я понял, что в этот момент ей был противен даже звук моего голоса, независимо от того, что бы я не сказал. Такое общение между нами было не ново, мы часто ругались и расходились. Последний раз это было перед тем, как я поехал в Италию, поэтому не удивительно, что только одно упоминание об этой стране заставляло Глорию чувствовать тошноту. —?Надеюсь, на неё у тебя встанет. —?это было последнее, что я услышал от Глории. Смешно надеяться на то, что мой отец не станет пытаться прочистить мне мозги и направить меня, по его мнению, на путь истинный. Поэтому было решено полностью игнорировать телефонные звонки, чтобы не нарваться на нравоучения, к которым я не был морально готов. Вопрос с переездом стоял открытым, мне нужно было дать согласие в короткие сроки, ведь я был не единственным, кто мог претендовать на эту должность. Спустя неделю ранним солнечным утром телефон все-таки зазвонил. Собрав всю волю в кулак, предвкушая неизбежность негативного разговора, я поднёс трубку к уху. – Алло, Оливер? Это профессор Перлман. В горле пересохло. Я подумал: все ли хорошо с Элио? Но голос профессора был больше возбужденным, чем взволнованным. – Безумно рад вас слышать. Как дела? – Я бы хотел позвать тебя к нам, если ты не против. Работы много, именно поэтому мне нужен такой блестящий компаньон. Что думаешь? —?после вопроса послышалось громкое шуршание, а после учащенное дыхание, которое я никогда не смогу спутать ни с чьим другим, оно принадлежало Элио. Я понял это в одну секунду. – Элио, это ты? —?мои мысли сразу же подтвердились профессором. Как же я был счастлив в этот момент! Мой мальчик подслушивает, он хочет услышать, что я отвечу. Невольно из моей груди вырвался смешок умиления. После этих слов Элио резко положил трубку?— испугался. Но мне хотелось, чтобы он знал?— я все понял. – О. Я с радостью приму приглашение. У меня ещё есть несколько незаконченных дел, но это не займёт много времени. Ждите меня в конце недели. И передайте, пожалуйста, Элио привет от меня, если сможете. Профессор засмеялся. — Ему следует поучиться у тебя манерам. Мы будем ждать твоего приезда, ну, бывай. Я засмеялся в ответ. — Бывай. Мои сомнения по поводу приезда рассыпались, как звёзды по ночному небу. Не взяв Элио трубку, чтобы подслушать, я бы, скорее всего, ответил отказом. В мире правит случай?— этот подтвердил, что он не забыл обо мне. Жизнь всегда преподносит нам выбор, даже если мы не просили ее об этом. У меня был выбор?— всю жизнь хранить воспоминания или проживать их, и я выбрал второе. Время летело быстро. Я впервые почувствовал кипение внутри себя, как будто кто-то поставил меня на плиту и включил огонь. На работе мне дали возможность не сразу приступать к занятиям, а провести несколько пробных лекций в Риме для абитуриентов. Это был отличный вариант, чтобы я мог иметь время на обдуманное решение, находясь непосредственно в Италии. О своих планах я рассказал дяде Марку, а он, в свою очередь, пообещал избавить меня от разговоров с родителями, сказав им, что сам проведёт профилактическую беседу. Собирать вещи в дорогу, вот что я ненавидел. Пришлось взять с собой аж два чемодана, один — набитый летними вещами, другой — более тёплыми, если вдруг я решу остаться и преподавать с началом осени. Пока складывал рубашки, невольно подумал — хранит ли Элио до сих пор мою? Вариант, что он засунул ее как можно дальше в шкаф, или вообще отдал Анчизе, чтобы тот ее сжёг, пока топил печь на Хануку, когда я позвонил и сообщил о женитьбе?— был более реален, чем то, что он до сих ее носит, вспоминая обо мне.*** Дорога была долгой и выматывающей. Такси?— самолёт?— автобус?— поезд, снова автобус и опять такси. Я прибыл на место рано утром, ещё до завтрака. Вся череда действий окунула меня в дежавю. Все было в точности так же, как и год назад. С единственным отличием?— я знал, что меня ждёт возлюбленный, который, с уверенностью на сто процентов, хотел бы вмазать мне по морде со всей дури, вместо того, чтобы приветствовать поцелуем. Зная Элио, его ?вмазать? значит относиться ко мне с полным безразличием. И я был готов получить удар. Профессор был первым, кто встретил меня, как только я вышел из такси. Одним ловким движением мы вытащили два моих огромных чемодана из багажника, а потом обнялись. – Добро пожаловать, Оливер. —?сказал мистер Перлман, даря мне улыбку. – О! Кто тут у нас? Наша МувиСтар. Привет, дорогой. — Анелла прильнула ко мне и поцеловала в обе щеки. Я почувствовал себя дома. – Спасибо, что пригласили. Для меня это большая честь — снова быть тут. – Спасибо что приехал. Мы рады видеть тебя не меньше, будто блудный сын снова вернулся домой. —?Миссис Перлман была весела. — Иди, обними Мафалду. Она ждала твоего приезда больше всех, чтобы как следует накормить тебя. Я вошёл в дом и ощутил себя в полной гармонии. Как будто я действительно родился и вырос тут, а люди, которых я знаю меньше двух лет?— видели меня насквозь и присутствовали в моей жизни как только я появился на свет. – Доброе утро! —?Мафалда испугалась от неожиданности моего приветствия. Я тихо стоял сзади неё, чтобы она не заметила меня раньше времени. – Мистер Оливер! Вы доведёте меня до инфаркта, но признаюсь, это была бы приятная смерть, если её причина – Вы. —?после этих слов, Мафалда приобняла меня. – Завтрак? Перлманы переглянулись. Они знали меня, как облупленного.

– Думаю, Оливер сейчас будет спать без задних ног, — сказал профессор. – Вы совершенно правы?— устало поддержал я?— Но к ужину обещаю быть как штык. – Твоя комната должно быть готова, Элио обещал навести там порядок. —?Мафалда деловито протянула мне стакан холодной воды –Даже не разрешил мне поменять постельное белье, сказал, что хочет сделать это самостоятельно. – Очень гостеприимно с его стороны,?— я сказал это ?между делом?, а по-правде прятал умиление, как школьник, которому шепнули по секрету на ушко, что он нравится девочке, от которой сам без ума. Вежливо попрощавшись, я взял один чемодан, а второй мне помог донести профессор. Поставив их оба около двери в спальню, он пожал мне руку и тихо сказал "Бывай!". Я не ожидал застать Элио в моей комнате, но ожидания иногда превосходят реальность, и вот мне открылся поистине потрясающий вид: Он вальяжно раскинулся на кровати, а на его груди от учащенного дыхания покачивалась звезда Давида, та самая, которую он надел в мой первый приезд. Приоткрытые, алые от жары губы. Влажные кудри, которые заметно стали длиннее, делая его ещё более прекрасным. За прошедший год тело Элио приобрело более мужественное очертание, это уже не был нелепый мальчишка?— передо мной лежал юноша. Мой взгляд упал на рубашку-парус, которая покоилась в сантиметре от него, и сердце непроизвольно сжалось от нежности. Чем я заслужил такое признание? Попытка заняться самоистязанием провалилась, усталость перекрывала любое усилие думать о чем либо другом, кроме любви, которую я испытывал, глядя на Элио. Неистово хотелось лечь рядом и притянуть его к себе, начав покрывать каждый сантиметр пленительного тела быстрыми поцелуями, но я не решился, потому что выглядел, мягко говоря, не тем человеком, которого можно желать. Впопыхах готовясь к отъезду, весь в делах, я даже не имел времени побриться. Честно говоря, я вообще забыл, каково это — быть притягательным. Аккуратно поставив два чемодана напротив кровати, я тихо закрыл дверь и прокрался в ванную. Душ охладил мой пыл. Помывшись, я обернул бёдра полотенцем и нашёл одинокий бритвенный станок. Без капли брезгливости взяв его в руку я принялся сбривать бороду. Из прострации меня вывело шуршание доносившееся из комнаты. Я не успел ничего сообразить, как дверь ванной комнаты распахнулась?— напротив меня стоял Элио. Лицо его было охвачено паникой, он не ожидал меня здесь увидеть. Над нами нависло мучительное молчание, разрывающее меня на куски. Я взглянул на него. Элио был морем, сколько бы времени не прошло?— на него всегда смотришь завороженно, как будто видишь впервые, даже если до этого видел его сотню раз. Весь он, его мимика, поза, взор?— посылали болезненные сигналы. Мне сделалось плохо. Я понял, что натворил. Ни одно мое жалкое ?прости? не сможет искупить страдания, которые я ему причинил. Ужас осознания этого делал меня беспомощным. Слёзы?— защитная реакция, они ещё не катились по щекам, но предательски наполняли мои глаза. Образ Элио стал расплываться, я хотел сделать шаг ему навстречу, чтобы упиваясь отчаянием просить прощения, но он был быстрее?— дверь ванной комнаты с треском закрылась, оставив меня одного.