Глава 46 Время (1/2)
Продолжение POV СиэляПочувствовал что-то прохладное, едва заметно коснувшееся кончиков пальцев. Тут же рефлекторно одернул руку. Лишь потом понял, что это был всего лишь язык Себастьяна. Как игра. Но не та, которую мы ведем с ним уже несколько дней. Серьезная, взрослая, жестокая, с неким глубоким подтекстом, который несведущий человек сразу не заметит, а совершенно другая. Исполненная некой детской непосредственности, хотя мне ли говорить о ?детской?? Сам-то ведь ребенок, несмотря на то, что ничего не делаю, дабы это выползло наружу. А точнее говоря, всячески запечатываю малейшую щель, через которую мог бы просочиться детский нрав…
А есть ли во мне этот детский нрав? Что отличает взрослого и хладнокровного человека от ребенка? Умение искренне смеяться, не замечая всех бед, происходящих вокруг. Радость от каждой мелочи, которая казалась смыслом жизни. Уверенность в существовании сказок, которые мать рассказывала, сидя возле твоей кровати. Ребенок – это то существо, которое мыслит абсолютно безгранично, не одергивая себя пониманием того, что этого не существует; которое может мечтать, не умеет лгать и в принципе не понимает, что есть ложь.
Есть ли во мне хоть что-то из перечисленного? Нет. Это однозначный ответ, над которым даже не стоит задумываться. Возможно, я теперь даже не пытаюсь спрятать свой ?детский? нрав, ибо его попросту не существует. Это все в прошлом, но мой мозг, не особо задумываясь на эту тему, продолжает считать, что я ребенок. Действительно, я давно не скрываюсь. Просто холодная, совсем не детская отчужденность от этого мира и есть моя настоящая сущность. А как хочется говорить все, о чем думаешь, чего хочешь. Ведь будь я простым ребенком, это было бы дозволено… Ведь ребенку дозволено все!
Ты не представляешь, Себастьян, как мне хочется сказать те слова, которые станут моим проигрышем.
Те слова, которые на данный момент отражают весь спектр моих желаний и мечтаний. Я больше ничего не хочу. Кажется, что мне действительно ничего не надо. Но как хочется, чтобы это был не приказ, а просто слова невинного ребенка, осуществить которые хочется все по той же причине. Или по другой. Например, из-за любви. Если бы Себастьян любил меня, он бы сделал все ради моей скромной персоны? Или все громкие фразы, которые штампуют в книгах о вечной любви, всего лишь фразы?
-Как вы ко мне относитесь? – прорезался сквозь темноту, в которой я тонул, голос Михаэлиса.
Я открыл глаза, желая видеть, с каким видом он спрашивает нечто подобное. Он был так безразличен. Мне тоже интересно. Мне интересно, как относишься ко мне ты, Себастьян! Но ведь я не спрашиваю! А почему? Ведь я должен быть холодным и неприступным, да? Опять мы вернулись к истокам размышлений. Выходит, я все же прячу свою истинную личину. Но если я спрошу что-то подобное, будет ли это выглядеть как открытие других черт моего характера? Что побуждает Себастьяна задавать такие вопросы? Возможно, найдя хотя бы приблизительные ответы на сей вопрос, я смогу понять, что могу выдать сам.
Но мне было неприятно в любом случае… осознавать, что ятак долго думаю, мучаюсь, не понимая, как лучше найти подход к столь тонкой материи… А он просто беззаботно спрашивает, будто ничего не происходит. Меня это даже оскорбляет. Вдруг захотелось залепить пощечину слуге, как бы за оскорбление. Но, если я так сделаю, то, естественно, пояснять своего поведения не буду, а Михаэлис так и останется в неведении, не понимая, в чем же он провинился.
-Ты считаешь, что сие действо может изменить мое отношение к тебе? Ты жалок, Себастьян!Слова вырвались мимо воли. А, судя по тому, как изменился в лице демон, подействовали на него похлеще пощечины. А мне внезапно понравилось! Понравилось унижать другого, кто сильнее меня, но ничего, абсолютно ничего не сможет сделать. Почти не скрывая ликования в голосе, я припечатал:-Именно поэтому ты слуга!Я чувствовал радость и моральное удовлетворение за причиненную боль. Но в то же время где-то в душе, хотя мне казалось, что этой самой души у такого как я быть не может, закралась горечь. Стало больно, стыдно и зародилось чувство брезгливости. Душу изъедал внутри огромный червь, порожденный моим организмом, а она, страдая и обливаясь кровью, желала лишь вырваться из кошмарного тела, которым повелевает ещё более отвратительный разум.
Глаза начало неприятно жечь. Я не понимал, что происходит, но чувствовал неизбежность чего-то плохого, что сейчас может произойти.
-Вон, - захрипел я, стараясь поскорее отвернуться.
Неприятная соленая влага, казавшаяся густой, будто закрывала глаза. Неужели это слезы? Это просто ужасно, если Себастьян увидит их!
Скорее уходи!