I. (1/1)

Нефилим?— кто это? Человек, чья мать заинтересовала Ангела?— так изрекает библейское сказание. Но истина в том, что кровь нефилиму передали оба родителя, такие же ангеловы дети. Вурлаки?— иное дело. Так звались маги, рождённые в союзе смертного и демона. В отличие от потомков света, нефилимов, они были бессмертны, словно отпрыски самой ночи. И это было самое страшное в их паре. Смертный охотник и маг-вурлак, чья душа век за веком проживала свою бескрайнюю жизнь. Но разве их это волновало? Они просто были счастливы вместе, а будущая разлука казалась такой далёкой и невозможной, ведь охотник-нефилим будто не старел, всё так же светился начищенной стрелой, а о смерти во время охоты не могло идти и речи?— слишком умелый и ловкий он был.Он умер. Его Акира умер. Умер с болью, которую не заслужил, со жжением и помутневшим от ужасной агонии разумом. Отравленный. Изувеченный. Один ровный, два других рваных шрама валетом. Оба всё ещё кровоточащие, с сукровицей, ядовитые. Маг склонился над ним, втянул запах?— тишина, уже остыл. Яд убил не только мозг, по нервным окончаниям отравил тело, все процессы остановились?— сдохли, иссякли. Даже фаты памяти не осталось, ничего не осталось. Его больше нет…Холодно. Ещё никогда рядом с Акирой не было так холодно. Даже когда ссорились, между ними не возникало ничего более корочки льда, которую рушил кто-то из них, просто начав разговор, принимая правоту второго, или же молча касался кончиками пальцев чужой руки, робко поглаживая. Сейчас же?— сколько ни шепчи, ни гладь?— без толку. Блондин лежал, не двигаясь, ресницы касались чистых скул, ниже шли сшитые умелыми руками Таканори разрезы. Они ведь даже не могли зарубцеваться, так и остались, пустив по крови яд, который сразу ударил в мозг. От виска до виска. По матовой безупречной коже, задев левое веко. Обезображенный возлюбленный никогда не казался таким неправильным.Он должен тихо смеяться, читать, прикрыв немного глаза, шептать что-то игривое на ухо, обнимать тренированными руками и ласково целовать. А не лежать на огромном столе для раскройки среди обрезков ткани и лоскутков, иголок и ножниц, измерительных лент и брошей. Не хотелось верить, ведь буквально неделю назад он усаживал мага на этот стол и целовал сначала шею, потом грудь, пока наконец не ронял на выкройки и не падал в раскрытые руки с низким рычанием.Слёзы глотал, а они всё лились.—?Вы же знаете, что сейчас не лучшие времена… —?лепетал мальчишка обрывающимся голосом, явно что-то скрывая от мага. От этой лжи ему не было легче.—?Где твоё начальство, я спрашиваю? —?маг пошёл напролом. Плевать, что это заикающееся недоразумение было выше его на две головы, Таканори вообще не волновала разница в росте. Они с Акирой поругались перед самым рейдом. Так, бытовая мелочь, уже ночью конфликт бы замялся, как простынь под их телами, но ночь прошла, наступило утро, солнце скатилось к полудню, а охотника всё не было. Маг не смог усидеть на месте, собрался за полминуты, потрепал маленькую собачку по голове и вышел в портал, но уже тогда под языком неприятно тянуло.—?Понимаете, ночью было нападение.Ничего интересного, нападения чёрного зверья стали нормой. Раз или два в неделю об этом вещали любые новостные сети и каналы, что уж говорить о мире смертных?— телевидение тоже не затыкалось. Но мальчишка в форме юлил, так и хотел соскочить с темы, а ещё лучше разреветься и не отчитываться перед любовником начальства.—?Чьё нападение?Демоны бывают разные. Нападали чаще всего лишённые мозга, без стратегии, просто на нюх ищущие щель в крепости. Были среди них ядовитые, убивающие одним своим амбре или укусом, были взрывные?— как грибы?— стоило вдохнуть их споры, как начиналась астма, лёгкие мгновенно засорялись, слезились глаза и опухала гортань. Нередко встречались и те, после которых прах становился настоящим оружием, порохом, вспыхивающим при контакте с воздухом. Маг прищурился, и кошачий зрачок истончился до толщины карандашной линии, почти не заметной. Его глаза стали двумя янтарными с охристыми прожилками каплями в обрамлении чёрных век.—?Мы не знаем точно, скорее всего ядовитые, но мы успели их истребить, так что городу ничего не угрожает!—?И каким образом тут поспособствовал этот идиот? —?на слово ?идиот? мальчишка поджал губу, всё же Акира являлся охотником высшего чина, его уважали, да и было за что. Только для вурлака этот чин был небольшой формальностью, и идиотом он называл его чуть ли не по десять раз на дню.—?Он был в отряде зачистки… —?ответчик мялся, глаза метались туда-сюда. —?Мы уже хотели уходить, как Сузуки заметил движение, у него же идеальная реакция! Он сказал, что проверит и вернётся, мы доверились и ушли, но уже через полчаса поняли, что…—?Ну?—?Демон, который скрылся от отряда, он ранил его… —?за короткое предложение юнец несколько раз менял интонацию от торопливой до замученной.Яды демонов опасны для смертных. Даже того же мага они сносят в постель, а для человека это мгновенная смерть. Ангельская кровь охотников затягивала время смерти, но эта отсрочка приносила ужасную нестерпимую боль. Тут, как в сказке о мальчике и демоне, чем ближе к глазу, тем сильнее. Большинство ядов убивают сначала мозг, через глаза проникнуть туда быстрее, ядовитый импульс расползается по нервным окончаниям, сжигая клетки крови, пока по рекам капилляров и вен не добирается до сердца, ускоряя его, чтобы попасть в остальной умирающий организм ещё скорее. Время, чтобы найти вакцину, антидот, мага или сделать переливание?— от трёх до шести часов. Тогда он забыл об этом, просто надеялся, что его охотник в лазарете, ну уж точно не на каменной плите.—?Не хочу ничего слушать. Куда попал яд? —?раздражение отступало, наступала усталость, хотелось усилено растереть виски. Таканори прикоснулся пальцами к переносице, которая заныла.—?В голову. По переносице, задев нижнее веко… —?юный охотник защебетал быстро на одном выдохе, но, заметив состояние мага, поперхнулся.Мир оборвался.Так нелепо. Он ведь не первый раз был в рейде, столько сражений, и что? Какой-то демон с ядовитыми коготками забрал его, полоснув по лицу. Отравил мозг, сжёг артерии, остановил сердце. Убил, не дав даже тех нескольких часов на спасение. Как сказали потом, они не могли его найти около часа, а когда нашли, то Акира уже бредил и душил себя. Просто не успели наложить руны исцеления для замедления?— мозг умер, перестал понимать, что к чему, отделять хорошее от плохого. Чернота взяла верх?— убивала с нереальной скоростью тело через мёртвый мозг.Нефилимы не особо жаловали магов, Таканори тоже не принимали всерьёз, даже когда нужно было сообщить о кончине, всё пустили на самотек, пока он не явился сам. Сам же маг относился к охотникам нейтрально, и то, только из-за Акиры, который чуть ли не на коленях просил не шипеть на своих соклановцев. Теперь же охотников он возненавидел сильнее прежнего.Обожаемый щенок понимал эмоции хозяина как никто другой. Маленькая собачка была его фамильяром, не боевым, конечно, так, для души. Но в этом и была прелесть. Она любила хозяина, а когда он влюбился, она как частичка его души тоже прониклась нежностью к блондинистому охотнику. И когда его не стало, Корон ощущал не только боль хозяина, но и свою собственную. Корон пытался отвлекать мага, как мог, но всё равно в глазах не было той искры, в них не было жизни, и от этого пёсик совсем поник. Он не справлялся со своими прямыми обязанностями. Даже когда аккуратные ладони гладили шёрстку, хотелось выть?— движение по инерции. Хозяин разлюбил всё, даже Корона, и гладил скорее на автомате, смотрел в никуда, в стену перед собой, на ткани и манекены. Даже слёзы уже не лились?— кончились.Матсумото скитался по своему лофту, как приведение?— осязаемое, реальное и такое же безжизненное. Работа стала единственным, что он делал. Не ел, не пил, не спал, только монотонная рутина процесса созидания из лоскутов и ниток платьев, костюмов, жилетов. Как высыхали слёзные озера, так и осушался внутренний резерв магии. Без поддержки организма вечная дьявольская батарейка иссякала, тело не выдерживало и падало. На пол, на стол, просто скатывался по стене. Он не хотел продолжения этого опустошения, но кровь в нём текла, как прежде, стоило проваляться на холодном полу несколько часов, пока тёплый собачий язык не облизывал лицо или ухо.А на столе, где обычно он кроил ткани, делал разметки, чертил выкройки, работал, теперь лежал холодный труп. Сам перенёс, мановением подрагивающих пальцев и остекленевшими глазами кошки. Стоило только увидеть его там, на холодной погребальной плите, когда его только хотели накрыть белым, чтобы после сжечь. Мага не останавливали, только провожали своего капитана, склонив головы, пока тот пропадал в вихре изумрудно-синих искр портала.Обрядил, подобно кукле. В то, что при жизни не любил и издевался, но всегда с лаской перебирал волосы сопевшего от злости Таканори, приговаривая: ?Ну не понимаю я этого, но тебе идёт?. В шёлк, чтобы бледная кожа была спрятана, в кожаные ремни и в рюши, поверх надел корсет и напоследок застегнул высокий ворот. Всё такое вычурное и неудобное, что не двинуться. Маг усмехался сам себе?— действительно не двинется. Была бы воля, в кринолин нарядил, чтобы только стоял, да вот понимал?— не пойдёт. Ворот, чтобы голова не падала, корсаж, чтобы спина, хоть сутулая, не скатывалась. Глупый. Наложил заклятие неразложения. Думаешь, всё, что захочешь, сможешь творить с мягкой куклой? Словно манекен для самой лучшей одежды, сшитой даже не заклятием, а руками, его руками, которые блондин раньше целовал так чувственно и любовно, что слёзы против воли орошали ткань, пока он кроил её, разделял тяжёлыми ножницами, сшивал на машинке, даже когда гладил паром?— слёзы лились, а он не замечал этого.Пасмурная погода последней недели повторилась и сегодня. Ветер, крики птиц и звуки улицы. Пальцы мага снова порхали над чем-то, что в итоге становилось красивым?— не дышащая, плотная ткань покрывалась узором из цветов, вышитым шёлковыми бледными нитками. Стежок за стежком, уже и уже.Корон лежал рядом с хозяином, который пристроился спиной у стенки огромного раскройного стола, действуя по забитой неделями схеме, ужасно, нудно и кропотливо, пытливо заталкивая неприятные мысли дальше и дальше, грудь под тонкой кофтой вздымалась тяжело и медленно, словно воздух в неё пробирался через силу. Поэтому, когда в мутных глазах вспыхнул огонёк, собака испуганно тявкнула и отскочила на добрый метр, а затем перед лицом хозяина возник клочок бумаги, который опустился на его колени. Рукописное письмо, пожелтевший пергамент и чернила, скорее всего, птичье перо, и язык понятный не всем.?Приходи в ?Чёрную сову? развеяться хоть немного, проветриться. Или нору свою проветри, там кислорода-то нет.У.?Это ?У? стало катализатором. Подняться с пола, стянуть драную кофту со своего костлявого тела, и совершенно механически застегивать серую рубашку?— неприметную, скучную, совершенно не по стилю. Корни волос некрасиво отросли?— чёрные, натуральные, но неухоженные. Мягкая шапка их закрыла. А глаза такие же, подведённые?— гламур он наложил еще несколько месяцев назад, и его срок до нового обновления ещё не истёк. Только на нижнем веке сквозь поволоку косметики просвечивалась синева от недосыпа, а уголки глаз заметно краснели от воспаления. Всё же слезы лились против воли. Окна в лофте всегда были открыты ночью. В этот месяц, как по заказу, ночи были уютные и тихие, вкусно пахнущие дождём, который шёл на окраине. И небо было чудесным, синего глубокого цвета, со стразами звёзд вокруг белой луны. Мерзкие ночи.Опомнился он, только когда заходил в подвальное помещение, а за спиной начали чеканить тяжёлые капли дождя. Скрипнула первая ступенька. Тяжёлая дверь, тени пространства бара лабиринтом вокруг жёлтых ламп над редкими столиками с посетителями и их зверинцем. Все разные?— с рогами и чешуёй?— маги, с заостренными ушами?— феи, с жёлтым белком?— оборотни. Колоритный сброд разбавляли люди в чёрной и серой коже с оружием за спинами на поясах и на бёдрах, с капюшонами за шиворотом и с уставшими лицами —это были охотники. Не то чтобы Таканори любил рассматривать окружающих?— всё же его призвание модельера позволяло пялиться на всех без спросу, только сейчас он неосознанно смотрел под ноги. Не хотелось никого видеть, осадок ещё грелся в груди и уходить оттуда не собирался. Вдох?— шаг к барной стойке, за которой его ждали. Длинные ноги в чёрных узких брюках, одна поверх другой, чёрная кофта с горлом?— и так понятно, что из очень дорогой ткани, да и кофточка не нова, Матсумото её сам сшил. Белый полушубок, по-модному уложенные волосы цвета шоколада и хитрые губы, накрашенные чёрным. Давний и самый долгожданный знакомый, который с самого его появления в баре не отрывал от него взора нагламуренных зрачков. Змеюка.—?Какие люди и без охраны.Уруха. Именно так звали это недоразумение в белой меховой куртке, узких брюках, накрашенное густой чёрной матовой помадой, темнеющей на причудливых губах. Маг высшего ранга, если точно. Он был старше Таканори на пару лет, но мозгов в его голове было, как в два года.—?Ой, прости…Проигнорировал. Действительно, он почти несколько лет не появлялся на публике без сопровождения блондина в чёрной кожаной униформе охотника. Новость о том, что одна из последних атак нижних была проиграна, расползлась по городу на следующее утро, а уж о том, кто участвовал в рейде, говорили по всем новостным сетям. Уруха?— та ещё социальная дива?— разумеется, первый узнал. Этот маг являлся зельеваром, очень успешным и считавшимся чуть ли королём в своём деле, в чём не сомневался сам. Даже имя соответствующее выбирал. Гордость курса лекарей, но та ещё сучка, его не особо жаловали сокурсники. Как маг?— бесценный профи, как что-то живое?— не особо приятное существо. Язвительный, самодовольный, сладкий на речь гений не нравился Таканори, хотя бы потому что цеплялся к нему, раздражал своей едкостью и глазами. Учились они примерно в одно время и в одном месте, так как Уруха был старше, то и курс у него был выше, но они пересекались. И его зацепили.В Академии Матсумото проходил курс общей магии, так как в одном русле себя не видел, от всего брал понемногу, хотя созидание ему явно приглянулось, что в дальнейшем вылилось в профессию дизайнера. Уруха, тогда ещё не взявший себе этот псевдоним, был падок на замечания к Матсумото, который не всегда в чём-то преуспевал с первого раза. А ещё он доставал его из-за происхождения. Глаза змея искусителя?— сына Асмодея, с первого взгляда распознали в низкорослом маге дитя Белиала?— демона ниже рангом, чем отец длинноногого недоразумения. Хотя вокруг было множество вурлаков, чьи дьявольские корни были ещё ниже, Уруха решил травить своими клычками именно Матсумото.Со временем, это одностороннее плевание небольшими порциями яда переросло в нейтралитет, но Таканори всё ещё старался не пересекаться с зельеваром без срочной необходимости.—?Если сейчас же не заткнёшься, я развернусь и уйду,?— одноцветно проговорил Матсумото, усаживаясь на высокий стул и тут же жестом прося принести ему что-то горячительное. Мозг пытался понять, за каким чёртом он сюда пришел. На удивление, ждать не пришлось и минуты. Через пару секунд перед ним стоял высокий стакан с алкоголем цвета виски и с крупицами золота внутри. Пыльца фей. Все его жалеют, какая прелесть, даже бармен-эльф старательно смотрит куда угодно, лишь бы не на него, только стакан пододвинул спешно и ретировался. Уруха понимающе улыбнулся и прилип к трубочке из своего стакана с водой с лимоном.Над барной стойкой располагалась обвитая бечёвкой жёрдочка— специально для пернатых фамильяров и летучих мышей. Сейчас на ней сидела только маленькая сова. Ворон уже слетал с этой жёрдочки и с удовольствием занял костлявое плечо Урухи. Птица приветливо каркала на проходящий народ, что, наверное, должно было умилять, но у Таканори от этого карканья только сильнее болела голова. Он не спал уже третью неделю, довольствуясь редкими обмороками, когда отключался на несколько часов и обнаруживал себя на том же месте, где свалился. На холодном полу. Посреди коробок. У открытого окна. Его никто не перетаскивал в кровать, не укрывал одеялом, не смотрел, пока он не откроет глаза, и не шептал: ?Привет??. Хотелось снова пропасть в беспамятстве, но демоническая кровь была настроена против такого расклада и раз за разом не давала ему сдохнуть от переутомления. Уруха заговорил спустя полчаса.—?Любое время не бесконечно, даже вампира остановит лучик солнца, фею скуёт железо, оборотня отравят, а охотника разорвёт на куски. Не делай лицо вселенской печали, ты и так с ним не расстаёшься. Так вот, мы маги, дети Лилит?— не луны, не ночи, не природы и не ангела?— мы проживаем жизнь, и прекратить её может только дьявольская смерть, но таких орудий ещё не придумали. И хорошо. Забавно, не находишь, других убивает что-то противоположное, нас же вырезает наша же личина. Так похоже на смертных, они умрут быстрее от самих себя, чем от нас. И всё равно, кто виноват во всех бедах? Нижний мир. Даже охотники не такие противные, как чистокровные смертные.Уруха говорил своим медовым, немного сладким, но больше пряным голосом. Декорацией к его звучанию был ливень на улице и переговоры в зале. Ещё чёрная птица Урухи спустилась с плеча и теперь вышагивала по барной стойке своими костлявыми лапками, цокая коготками и приветливо каркая.—?Маги, как и вампиры?— одиноки, но мы не можем продлить жизнь, как они, укусом, кровью, ядом. Мы одиноки, как волки, которые при всей своей выносливости попадают в естественный отбор природы. И пуф?— сильный задерёт слабого, а его обойдет хитрый. Может, поэтому наши души находят себе отраду?— фамильяров. Звери, существа, которые отражают нашу боль, скрашивают одиночество, защищают от потери. Фамильяры?— и есть наши души, и уйдут они от нас, только если и мы уйдём…Как по заказу, все фамильяры в баре посмотрели на низкого мага, кто-то с сочувствием, кто-то сузив горизонтальный зрачок, вроде даже шипели, в завершении этой пытки взглядами раздался кошачий мявк, протянувший глубоким голосом последний звук.—?Что ты хочешь сказать? —?глаза слипались, мозг откровенно засыпал, а в висках неприятно колотило. Что за ерунда?—?Сегодня луна начнёт жить. А когда её час придет, она умрёт, таков круговорот. Знаешь же, что луна и земля связаны, как душа фамильяра и мага? Эта связь нерушима, её не порвать простым ядом,?— на этих словах ворон заскрёб когтистыми лапками по лакированной стойке. Уруха хмыкнул?— Что такое, солнце? Не нравится? Ну, я же не бред говорю какой, а вполне адекватные вещи.—?Кар! —?ворон покачал головой и прикрыл клюв вихревыми перьями.—?Мне кажется, у твоей птицы мозгов больше, чем у тебя, Уруха, сгинь,?— ноготь с облупленным покрытием скрёб кромку бокала, отчего капли на его стенках задрожали и стекли на дно.—?Не будь так груб, мошка,?— Уруха снова ухмыльнулся и погладил чёрную макушку ворона указательным пальцем. —?Всё, что я говорю, заверено клятвой точности, как в лекарствах: немного истины, добавить правды, смешать с доверием, постепенно вливая красноречие и оп?— идеальное варево, которое излечит тело и сердце.—?Ты давно тут, твоя хвалёная печень уже промариновалась, клянусь, в твоём стакане водка, а не вода.Как по команде, дождь за окном прекратился, и громыхнула молния, маги не удивились, это всё эксперименты учёных магов, они часто промышляли подобным: меняли местами гром и молнию с помощью артефактов.—?И всё же… —?тон ?приятеля? вдруг приобрел серьёзные нотки. —?Почему ты так убиваешься? Он же охотник, ангельское отрепье, симпатичный, не спорю, но…—?Я люблю его,?— тихо прервал Таканори. Ему вдруг стало тяжело дышать, словно каждая мышца отрывалась, куда-то пропадала, а потом прирастала, кровь замедлилась по ощущениям, хотя сердце отбивало сумасшедший ритм. Повернувшись к Урухе, который хлопал своими накрашенными глазками, выдохнул:—?Я люблю его, этого мало, чтобы убивать своё тело и суть? Этого мало, чтобы ждать своей кончины, потому что без него я не могу даже лечь спать? Я люблю его, и это единственная, пусть и тупейшая, но самая глобальная причина этого состояния, которое ты созерцаешь. Прощай.Пока он сползал с высокого стула, теряясь в тенях бара, и исчезал из здания совсем, Уруха неотрывно смотрел за ним из-под густо накрашенных ресниц. Сонная дымка просачивалась через глаза, закрывала веки своим мелкими лапками.—?Ты даже не представляешь, насколько это весомая причина.Последняя ступенька из подвального входа мерзко скрипнула, огромная лужа, посеребрённая луной, выделялась на асфальте. Луна была до неприличия огромной, наверное, даже находилась слишком близко, её будто притянули за канат, как воздушный шарик за нитку. Проплывающая листва в ручейках, стекающих в водостоки, была похожа на кораблики, из окон домов лился тёплый свет, не во всех, правда: угадывался неравномерный шахматный порядок. Наверное, это был бы очень хороший осенний вечер, который омрачал лишь сам Таканори, идущий вдоль тротуара и заворачивающий не в тот двор.Домой одновременно хотелось и не хотелось. Его ждал Корон, невыполненная работа, ждали холодные стены и хладный труп любовника на раскройном столе в мастерской. Азотный воздух сдавил лёгкие, и новая волна того неприятного двоящегося чувства настигла его. Снова стало тошнить, кровь опять сгустилась, а сердце забилось по-сумасшедшему, по вискам будто отбивали молотком, в завершении этого квартета под ноги бросилась чёрная клякса, тянувшаяся с кованого забора.Кошка. Чёрная, гибкая, лунный свет серебрил длинную шёрстку. Упругие лапы огибали заостренные наконечники чугунного забора. Задевали кошачье брюхо и исчезали в подшёрстке. Зверь смотрел на мага недолго, луна брызнула в глаза полуночницы, и та исчезла, оставив после себя кошачий звук, который скакал по стенам и исчезал с каждым новым прыжком. Но маг слышал этот кошачий ?мяв? на протяжении всей дороги пешком, в какой-то момент он понял?— он нёсся бегом.Бежать. Бежать, забывая дышать, бежать, забыв про телепорт и транспорт. Бежать.Влажные листья хлюпали под ногами, вечерний дождь принёс их с деревьев. Плевать. Кошачья песнь перестала бумерангом крутиться в голове, только когда он добрался до лофта. Над ним словно смеялись, в лунных глазах была только спутница земли, даже зрачков не было в этих зеркальных блюдцах дворовой хозяйки, этот отблеск не давал покоя. Как только проскочила искра между ними, ужасное чувство отступило, но пришла её мелодия вкупе с протяжным ?мяу?. Звук пропал, а боль вернулась, снова черти танцевали чечётку за грудиной, а кровь меняла русло. Дом встречал тишиной, даже перед уходом эту тишь разбавлял скулёж и цоканье лапок Корона. Бежать, задыхаясь незаметно для себя, чтобы упасть перед дверью мастерской на колени, разбив их. Боль в теле отступала, перетекала в раненые колени, плевать. Он не мог шелохнуться. Просто смотрел на дверь, на дорожки реек. Стук сердца разнился с биением часов на главной улице, почему-то этот звук казался очень слышимым. Тик-так. Мяу-мяу.Поднялся, разбитые колени болели, сквозь ткань брюк проступала сукровица. Пекло. Нужно было идти. Гладкая ручка выскальзывала из-под вспотевших пальцев, и этот звук пугал его. На вторую попытку поддалась. Сквозняк открыл дверь гораздо резче и уверенней мага?— за что он был ему благодарен. Комната была холодна, шторы на открытом окне летали белыми привидениями внутри пространства верх-вниз. Скрипели половицы под носком туфли?— как в каком-то захудалом хорроре смертных, ей богу?— и это пугало, как бы глупо ни было. Скрип начался и кончился на одной несчастной паркетной полоске, дальше шаги были даже не фоновые.Глотнул ком в горле, глазами по полкам?— рулоны ткани, корзинки с обрезками, отделкой и рюшами. Всё было на месте. Глазами по полу к другой стене?— манекены, пробковая доска с эскизами. Кажется, листьев прибавилось, да мусора. Лишь бы не смотреть на стол?— страшно. Непонятно, правда, отчего?— бездыханный возлюбленный лежал всё там же, это поехавший от нервов мозг играл с ним от безумия или… Нет, это всё бред подсознания и странного Урухи, а у него всегда не все дома, да. Вдох?— глаза закрыть и сделать шаги к столу. На выдохе?— открыть и смотреть на свои руки с испорченным маникюром, без перчаток, которые лежали на столе, на обрывке ткани. Он сам приложил кусочек вчера днём к руке охотника и нервно отбросил?— цвет и фактура не подходили, слишком нежные и легкие.Зрачок хаотично бродил по обрезкам, раскрученному рулону с разметкой и выкройкам в углу. Их было больше, и почему они находились в углу, если его отвлекли, когда он раскладывал их на том рулоне и обводил? Тонкая бумага для деталей одежды не только была сдвинута с середины, но и свисала с одного края вниз, смятая, будто в кулаке сжали. От этого осознания, маг резко дёрнул головой и посмотрел перед собой, туда, где уже месяц лежал его охолодевший охотник. Пусто.—?Ничего не понимаю… —?севший голос прорезался и звучал не испуганно, а даже недоумевающе, и левая бровь изогнулась.—?Чего не понимаешь, Нори? —?позвонки скрипнули, когда маг повернул голову влево, в сторону манекенов и эскизов. Только не было там никаких эскизов и деревянных истуканов с модельными параметрами, было другое, более дорогое. В одежде, что никогда бы не надел, в рюшах и шёлке, кружевах и корсете. В перчатках из тёплого бархата. С тиснённой, его же?— мага?— руками повязкой на лице. И глазами?— спокойными, уставшими. Вместе с глотком воздуха в мозг поступила одна единственная мысль?— ?Не верю!? Бессонные ночи, алкоголь и страх?— всё. и даже больше. Страхи обняли его, как и знакомые, тренированные руки, когда он падал в беспамятстве.А кошка не исчезла, она шла, как все кошки?— сама по себе. Ночная красавица огибала посеребрённые лужи с корабликами-листьями, длинный хвост причёсывал вкусно пахнущий ветер, по которому чёрный нос вёл линии. Ловкие лапки привели к тому самому месту, из которого вышел шатающийся маг. Кошка постояла, потопталась на месте и побежала в совершенно обратную сторону. Побежала быстро, юрко, даже для обычного кошачьего представителя.Всё той же тенью-кляксой по стенам и асфальту, по заборам и на крыши. Не бежала, плыла, летела. Её ласкала эйфория ночи, её кульминация, которая дурила и расслабляла. Незабываемое и тёмное, как и дьявольские глаза.Чёрное пятно совершило странное и невообразимое: взмыло вверх, длинными лапами по фонарному столбу, чтобы усесться на ажурном фонарике со стеклянными стенками, за которыми от жёлтой проволоки исходил тёплый, яркий свет. Хвост блеснул в лунных искрах, и кошка опять издала совершенно обычный для многих звук: долгий протяжный, но очень громкий, постепенно переходящий в скрипучий визг. А потом?— кошка упала камнем вниз.