| THREE | (1/1)

О. Правда, что вы познакомились с мисс Роуфельд до официальной встречи на фестивале коктейлей?С. Вряд ли это можно назвать знакомством.О. А всё-таки... она здорово выручила вас тогда.С. Не будем об этом...О. Придётся, Стайлс.Life is like a toothYou don't consider it at firstYou satisfy your hunger and thirstAnd suddenly pain starts to emitIt hurts you and you cling to itYou care for it and worry tooAnd to be cured there's nothing to doBut simply pull life out of you.Если бы солнца свет обладал силой и правом голоса, он бы незамедлительно направил луч лазера в один лишь блок общего существования тысячи жителей Лос-Анджелеса. Одинокое дерево жизни в многоголосом, разношёрстном Западном лесу. Яркий солнечный голос проштамповал бы жирную галку в бланке ответов, содержащем один лишь вопрос.Остановить непрекращающиеся, многочисленные ссоры в одной единственной квартире-клетке, оккупировавшей (тем не менее) целых три этажа.ДаНетАфина и её отец Джонни спорили по любому поводу. Он был инициатором. Мужчина. Старший. Она воображаемым опахалом разжигала пламя спора. Дочка. Наследница. Джонни часто придирался, неважно была ли веская причина или нет. Таков уж нрав. Слава небесам, его вспыльчивый, реактивный характер она не унаследовала.А сейчас. В напряжённом дыхании такой просторной квартиры. На воображаемой шахматной доске. В разворачивающемся масштабном противостоянии. Отец подавал подачу, а дочь неумело отбивала. Пинг-понг баттл. Он профи в этом деле, она пока только в ролях боязливого кэдди.И, кстати, состояние после вчерашнего выпивона Афина, имея под рукой весь арсенал косметических средств, увы, скрыть была не в силах. Для неопытного или отвыкшего от алкоголя существа даже два бокала лёгкой шипучки покажутся выдержанным Ямайским ромом.Кулак Джонни, как заколдованный, попадал в одно и то же место на мраморной столешнице. Флуоресцентные глаза продырявливали отверстия в одной лишь плоскости. Плоское, если смотреть прямо, скрюченное, если наблюдать в профиль, выражение лица Афины проминалось под действенными заклинаниями отца. Нашкодила. Теперь отвечай. И так всегда. Разговор на завышенных тонах один на один. И только попробуй отвести взгляд или стыдливо потупить его, рассматривая идеальный педикюр. Отец этого не стерпит.Смотри в глаза, когда я с тобой говорю. Попробуй ошибись хоть на миллиметр. Или сделай вид, что слушаешь, при этом не слышишь.Держи голову прямо, когда я буду шлифовать твои косяки до покраснения.А внутри Афина, как маленькая девочка, задерживает дыхание и топчется на месте. Если написаю на кухне, папочка меня (не) отругает.Ещё как. Возраст не помеха.Зуб на зуб не попадал. Язык, наверное, покрылся волдырями. Слюна сочилась, как горячая начинка из шоколадного фондана. Напряжение можно было ощутить кончиками пальцев.— Сколько раз я тебя предупреждал? Сколько можно? Сколько мы уже обсуждали этот вопрос? Ты хочешь вернуться туда, где была?! Разве мы не договаривались, что ты капли в рот не возьмёшь после разгульных, увеселительных университетских тусовок? Всё повторяется снова и снова. Не находишь?Миллион вопросов, начинающихся со слова ?сколько?, Афина слушала, внимая, уже по третьему кругу. Отец завёлся, как волчок, кружась на одной и той же теме в разных танцевальных позициях.Чего уж говорить об Афине. Время послеобеденное. Она только что проснулась и сама кружилась, цепляясь тоненькими пальчиками за стены и двери.Папа. Папа, пожалуйста. Она тихо молвила, но его рык копьем врезался в её жалкие оправдания.— Папа, прости. Это же была вечеринка. Я бы никогда. Меня просто... угостили. Я не могла отказаться.Такому борзому псу разве откажешь. Раз он взял её под своё кожаное, блестящее крыло, то теперь точно не отпустит. Уязвимое состояние, слабость, отсутствие твёрдой почвы под ногами — всё сыграло ему на руку.— Угостили?Обволакивая слово-глагол в комок слюны, вытолкнул отец.— Кто?— Киллиан. Ты же знаешь, каким настойчивым он может быть.На самом деле, отец знал упрощенную до безобразия, лёгкую для восприятия версию. Якобы Афина и Киллиан познакомились на день рождения одного из общих друзей. Молодой человек заинтересовался симпатичной, в некоторой степени наивной девушкой и начал пробираться к её расположению через колючие кусты роз. Она его отвергала, отец с детства учил дочь говорить слово ?нет?, Киллиан отвергаться был не рад. Эта версия постоянных догонялок находилась в распоряжении отца.Что произошло на самом деле, знали немногие. Этот засранец обладал даром к подбору угощения. Однажды он приманил Афину запретным плодом в виде самокрутки. Опьяненная. Доступная. Он украл её поцелуй. После возомнил себя единственным хозяином её территории. Естественно, Афина об этом не ведала.— Так это твой бывший! Вы разве не расстались?— Папа! Мы даже не встречались.Отец глупо протянул ?А-а-а?. Афина на выдохе просвистела ?Пффф?. Но это далеко не вздох облегчения.— И к чему привела его необдуманная щедрость? — круглые медузики крови запенились в похолодевшем теле. — Тебя чуть не изнасиловал какой-то чокнутый фотограф, а сам Киллиан проминает больничную койку.Если бы Афина понимала, о чём говорит отец. Если бы она могла вернуться во вчерашний вечер и пересмотреть сцену из настоящего боевика с перчинкой экшена.— Но что самое главное, — глаза отца заговорчески сузились. — Скандал в СМИ! На кону репутация нашей семьи! Моя репутация! Ты представляешь, что подумают обо мне партнеры, когда увидят в газетах заголовок ?Дочь Джона Роуфельда пытались изнасиловать на вечеринке?.Афина болезненно заикала, но отцу с перспективой преувеличения всего и вся показалось, что дочь захихикала.Кулак, как заколдованный, разбивал одни и те же прожилки мраморной столешницы.— Ты хоть смотрела выпуск новостей?— Нет, папа.Стальные кулаки Джонни размягчились и свернулись в мясистые рулеты из напряжённых сухожилий. Маслянистые губы смочились прозрачной заправкой. Сдобренная ароматным кокосовым маслом кожа Афины пропотела от испарины. Стальной взгляд, устремлённый на отца, прогнулся под горчичным порошком, преобладающим в цветовой палитре глаз отца. Когда придёт конец этому испытанию?— Они даже имени его не назвали. Всего лишь упомянули какого-то фотографа мистера Стайлса. Смех! Откуда он, черт возьми, взялся? Безымянный фотограф, пытавшийся изнасиловать мою дочь?!Мистер Стайлс то. Мистер Стайлс это. На этом видео видно противоправные действия мистера Стайлса. А на этом фото, предоставленном одной из гостей вечеринки, можно рассмотреть, как мистер Стайлс избивает Киллиана Мёрфи. Подобная песня звучала на протяжении всего репортажа. Диктор ни разу не растянул губы в улыбке и не произнес два единственных слога. Гарри.— Почему же безымянный?Воскликнула Афина.— Да потому что он будто без имени, без места жительства, прописки, места работы. Мистер Стайлс. Это всё, что мы имеем. Но спешу заверить тебя, Киллиан это так просто не оставит. Даже из больничной палаты он найдёт рычаги давления и самого Стайлса. А ведь что самое интересное, все были на этой чертовой вечеринке, и никто не вспомнил имя этого фотографа оборванца. А знаешь, почему?Недвусмысленный намёк. Недвусмысленный укор и двойной топинг горькой отцовской иронии.— Нет, папа.— Хах, они все были вдрызг, в точности, как ты. Какого-то парня спросили, как звать-то фотографа. Он, заикаясь, крякнул не то Гарри, не то Ларри.— Папа, это не Гарри, и не Ларри.Пушистые ресницы девушки потяжелели от груза кристальных слез. Перед глазами мутно вспыхнула комета воспоминаний. Звон бокалов. Кислый вкус во рту. Неопознанное приветствие ?Здравствуй?. Киллиан. Рот Киллиана. Губы Киллиана. Рука Киллиана. Весь Киллиан.— Ты вспомнила его имя?— Это Киллиан.— Киллиан? У тебя есть основания так считать?— Я помню. Его руки. Это он меня лапал.— Как ты можешь помнить, если ты была пьяна?!Пьяна. С огрызком памяти. И пальцами-червяками, пожирающими её здоровую плоть. Киллиана забыть невозможно. Он всегда даёт о себе знать.***В мышеловке. С поджатым, куцым хвостом. Насколько велики не были бы его амбиции, он не в состоянии выбраться из узкой норки. Его крошечная, игрушечная квартирка.Холодная вода по умолчанию. Стены, разрисованные пятнами жира. Жужжание потолочного вентилятора, гоняющего из угла в угол тощих мух и зайчиков пыли. Продырявленная москитная сетка. Солнечная сторона, первый этаж. Соседи, не сдерживающие разрывных стонов в момент совокупления.Завтрак бедняка или монаха. Картонка апельсинового сока. Сухие хлопья с не очень свежим молоком. Отвратительный запах биологических отходов из канализации и вентиляции.Колючий свитер на голое тело. Мотки простыни на стёртых костяшках. Гавайские шорты ярко желтого цвета и, конечно, вьетнамки. Гарри Стайлс самоизолировался в своём убогом жилище. На то есть причины: звонок Зейна, предупреждение Зейна, непривычный страх в голосе Зейна.ЛГБТ флаг, обнимающий голые стены. Односпальная кровать с озверевшими пружинами. Пустота. Угнетающее молчание смартфона. Пустота. Болезненная пульсация нижней губы. Вкус крови. Пустота.Так выглядит жизнь на сто долларов в месяц, из которых Стайлс потратил только десять. Журнал Playboy и табак.Устаревший айфон, который едва ли можно найти в современных магазинах Лос-Анджелеса, прячется в испарениях горького сигаретного дыма, выбрасываемого стандартной пепельницей. Make America Erect Again. Аппарат молчит. Молчание его подозрительно. С последнего звонка Зейна прошло больше шести часов, а от него до сих пор не слуху не духу.Ещё одна изюминка квартиры Гарри — отсутствие телевидения и Интернета. Стоит раскинуть мозгами, откуда он может узнать хотя бы йоту информации. Его дико раздражает, что в новой стране он не имеет возможности полагаться только на свои силы. Он одиночка. Сейчас он зависит от другого человека, пусть и близкого.Надпись ?неизвестный номер? теряется в ветвистых трещинах маленького экрана. Неизвестный номер. Всего два слова, возымевшие силу лозунга. Гарри вскочил с места. Ступни придавливают вьетнамки к тёплому полу. Взгляд недвижим. Сердце съежилось в узел. Три тихих гудка из носа. Губы плотно сложены в складку. Щетина зудит.Нервы. Неизвестный номер. Руки чешутся взять телефон и ответить на звонок. А вдруг это не кардиналы прошлого, не новые враги в штатском, раскусившие его будущие планы, чипировавшие его при вакцинации от Сибирский язвы, а Зейн...— Зейн, черт бы тебя побрал! Почему ты звонишь с неизвестного номера?Гарри нервными руками распаковал новую пачку сигарет и зажал одну меж зубов. Тем временем телефон, стиснутый меж ухом и плечом, сообщал ?радостные? вести.— Вынужден шифроваться. Дело серьёзное.Уже по голосу Зейна, тихому и строгому, Гарри понял, что всё на самом деле плохо.— Насколько всё хреново?— А ты как думаешь? Ты хоть телик включал?— Зейн, у меня нет телевизора и Интернета.Вгрызаясь в сигарету, отозвался Стайлс. Зейн разочарованно выпустил воздух из легких.— Ты чуть не убил человека. Всё хуже, чем ты думаешь. Ты реально влип, Стайлс.— Больше конкретики, Зейн.— Окей, ты чуть было не отправил в могилу Киллиана Мёрфи. Его папаша по воскресеньям играет в гольф с губернатором Калифорнии. Как думаешь, насколько всё серьёзно?— Да срать я на него хотел. Что им от меня нужно?Зейн залился хриплым прокуренным смехом.— Шутишь? Ты в розыске. Им нужен ты! Они не успокоятся, пока не скрутят тебя. Я, конечно, сделал всё возможное, чтобы сбить их с пути. Они уже опросили меня. Я сказал, что познакомился с тобой за день до вечеринки, всунул им фэйковую визитку. Думаю, это должно их на время остановить. У них нет источников, откуда копать на тебя инфу.Однако у них есть жертва, пострадавший, дюжина свидетелей, записи с камер. И фамилия дебошира — Стайлс.— Стайлс, ответь честно, зачем ты в это ввязался. Из-за какой-то девки? Богатой сучки? Она этого в жизни не стоит! Ты только себе хуже сделал!— Заткнись! Она тут ни при чем!Уверен ли в этом Стайлс на сто процентов? Из-за Афины ли он затеял драку? Из-за того, что образ Киллиана не вписывался в понятия чести, доблести и геройства. Или же Стайлс в лице Килла пытался измочалить образ жизни, который ему не по зубам.— Мне пох. Дело твоё.— Скажи лучше, что мне предъявляют.— Побои. Сотрясение мозга. Сломанные ребра. Про лицо и зубы я вообще молчу. Ты даже селезенку ему отбил.— Мне всё равно. Говнюк это заслужил.— Однако это не самое страшное.Гарри Стайлс встретился лицом к лицу с губительной силой тисков страха. В душе всколыхнулся ужас. Если предсмертное состояние Киллиана Мёрфи не самое ужасное последствие вчерашней вечеринки, то что тогда?— Сексуальное домогательство.— Чего?— Харассмент, Стайлс. Киллиан утверждает, что ты собирался надругаться над Афиной.— Зейн, ты же был там! Я её пальцем не тронул.— Не будь наивным дураком, Стайлс. У них деньги, у них власть. Исход событий определяется размером кошелька и богатством связей. Преимущество не на твоей стороне. С их возможностями они могут всё. Мой тебе совет — не высовывайся.Не покидай свою нору. Забудь своё имя. Забудь, кто ты. Не сдавайся сразу, но будь готов к тому, что придётся просить пощады у врагов. Не пытайся бороться против непобедимого. Останься незаметным. Я буду держать тебя в курсе дела. Отбой.Деньги не только являются отличным ингредиентом для коктейлей и специей для закусок, они не только первоклассный материал для отделки интерьера и наполнения его ароматическим запахом. Они могут всё. У них есть вкус, запах, вес и способность переиначить то, что видели собственные глаза. А глаза никогда не врут.***Небо цвета черничного маффина. Звёзды, рассыпались по куполу небосвода, как сахарная пудра. Энергосберегающие фонари точечно, как подтаянные чипсы белого шоколада, освещают одинокую, пустынную улицу. Одиннадцать вечера. Мистер Стайлс, наперекор всем предостережениям Зейна, вылез из своего убежища и отправился, как же тривиально, в магазин. Никто тебя не обслужит, пока ты не сделаешь этого сам.Гарри пытался обуздать внутреннюю тревогу, раз, обиду на весь мир, два, и периодические вспышки гнева, три. Он находится в LA меньше недели, а уже вынужден подстраивать свою жизнь под чьи-то правила, чьи-то установки и запреты. Он вольная птаха, свободу полёта которой сейчас пытаются ограничить. Его против воли поместили в рамки ?Можно-Нельзя?, выдали перечень правил и отправили жить. Будто перекрыли доступ кислорода, но не до конца. Выдали сценарий, но не указали роль. Вытолкнули на ринг, не дав перчаток. Он и зубами сможет за себя постоять.Темное время суток — своего рода гарантия, что тебя не поймают копы и по возможности ты останешься незамеченным. Темная толстовка и капюшон — гарантия, что уличные бандиты не запомнят твоего лица. Любимые вьетнамки на ногах — не гарантия, а скорее помеха, если возникнут неприятности. Гарри Стайлс надеялся их избежать.Продуктовая лавка находилась в трёх кварталах от его барака. Он бы мог добраться до неё на велике или скейте, но ни того, ни другого у него не было. Ещё одно преимущество ночного шоппинга — скидка в двадцать процентов на весь ассортимент после одиннадцати вечера.Слушая мелодичное бренчание гитары, укутав льдины кулаков в шорты, Стайлс спешно шаркал ногами к лавке, до которой оставалось каких-то пять минут. Периферийным зрением он уловил темное пятно. Тень или бетонная стена, обделённая искусственным светом. Отнюдь. Группа людей, облачённых в чёрное, скрывших лица под маскировкой из капюшона. Странно.Выключив музыку, приведя мышцы в состояние полной боевой готовности, Стайлс пересёк улицу. Обернувшись, он увидел то, что задней мыслью ожидал увидеть. Темное пятно. Трое парней, опустив головы, следуют за ним. Очень странно.Ускоряя шаг, Гарри Стайлс старался плавно перейти на бег. Шуршание подошв за спиной, запах травки и мужской, приглушённый смех лавиной паники накрыли Стайлса. Он смекнул, его собираются ограбить.— Поговорим минутку?Голос зазвенел, как металлическая цепь. Вокруг ни души. Только собственный страх и трио неумелых виолончелистов, играющих на краденых нервах.— Что-то не так?Гарри замер на месте. Трое парней настигли его и выстроились в равносторонний треугольник. Гарри в центре. Гарри в эпицентре.— Травку куришь?— Нет.— Хочешь попробовать?— Нет.Сердце сотрясается в грудной клетке.— Показывай, что у тебя?— У меня ничего нет.Стайлс высвободил руки и продемонстрировал пустые ладони парням. Один огрызнулся. Другой сплюнул. Третий присвистнул.— Ты ж пиздишь. Выворачивай карманы.— У меня только наличка.Вывернув карманы, Гарри передал пацанам девяносто долларов. Всё же лучше так. Выкупит свою жизнь. Они ведь могут грохнуть его. Обкуренные и не на такое способны. Купят себе подкрепление на вырученные деньги и дело с концом.— К чему у тебя подключены наушники?Фак! Телефон. Старый. Не важно. Другого у него нет.— Айфон. Старый. Разбитый.Гарри бережно выудил старушку из кармана. Если они отнимут у него и это, он останется вообще ни с чем. Гол как медведь гризли на флаге штата Калифорния. Стиснув пальцы вокруг нагретого аппарата, Стайлс запрятал его в карман.— Я чёт не понял. Достань его и разблокируй.— Нет.Твёрдо, как лезвие наточенного ножа.— Что значит ?нет??Один из парней обнажил торс, и бликом молнии под джинсами засветилось холодное оружие. Громко сглатывая, Гарри покосился по сторонам. И страшно, и странно. И не верится, и не дышится.Неужели кончина придёт так скоро? Неужели кровь его примет чужая земля?— Чего застыл, Педро?Ахахахах!— Смотри, что у него на голове.Ахахахах!— Это девчачья заколка!Ахахахах!Глаза, привыкшие к темноте. Уши, привыкшие к тишине. Уже издалека распознали, разложили на атомы и фотоны ветер перемен. С холмов властно, как танки, стекали две машины, подминая под себя пыльный асфальт. Спасительный шёпот тормозов, спасительное передёргивание света жёлтых фар.Гарри насторожился, предвкушая момент, чтобы привести всего себя, от макушки до кончиков пальцев, в движение.Согнув ноги в коленях, оттопырив копчик и выставив вперёд согнутую в локте руку, он стартовал к первой машине. Во время бега вьетнамки по всем показателям не уступали картонкам.Сумасшедший выбежал под колёса, пытаясь остановить автомобиль. Первая попытка дала промах. Следом вторая машина и возросшее желание унести свою гребаную задницу от неприятностей.Пыльное облако выползло из-под тормозов. Резкий толчок и импульс назад. Последний взгляд через плечо. Непослушные пальцы царапают скользкую ручку. Хлопок двери. Щелк. Выдох. Помутнение и дурман.Он спасён.Губы слипаются в попытке сделать вдох. Сахарная помадка слишком сладкая, слишком липкая, но такая притягательная. Кольца мёда скрутили пальцы. Такие липкие, такие манящие. Карамелизованные лепестки вишни, танцующие вальс с палочками корицы. Взрыв сладости. Вихрь ароматов. Радуга вкусов. Медовые соты. Ванильный латте с пылью корицы.Дирижер-виртуоз, управляющий игрой вкусов и ароматов.— Быстрее! Поехали!Голова кружится. Тошнота подбегает на цыпочках и убегает. Глаза потяжелели под весом сахарной подушки.Тремор в теле. Лепестки мяты перешёптываются.Вдох. Выдох. Доброе утро, крошка.— Может открыть, окошко. Вам плохо?Окошко? Нет, к черту. Я крошка в стране Свитлэнд.— Я всё же открою.Невесомая рука подползает к его рукаву. Дергает.Стой! Харассмент!Механическое движение головы. Запахи растекаются, притупляются, теряют роли первой скрипки в оркестре.А! Немой крик.Фак! Беззвучное проклятие.И! Внутри что-то движется, но не облекается в форму. Поднажми.Нет! Не верю. Не может быть.Афина! С невидимой ложечкой и сундучком с ингредиентами. Проклятая ложечка LA. Вот каков город на вкус. Ноты перемешались в руках девушки-дирижера.Совпадение или припадок. Лунное затмение.— Так вот ты какой, Ларри Стайлс. Я наслышана о тебе.Запахи и вкусы разлетелись по всему Лос-Анджелесу. Раскрытого окна мало, чтобы избавиться от её медовых губ и персиковой пудры на щеках.Ларри Стайлс. Что ж, приятно познакомиться.Может, компания ночных грабителей была лучшим вариантом, чем приторный воздух в салоне автомобиля и сахарные губы, плодоносящие Ларри.