История пятидесятая: Если лжешь мне - солги еще раз [2] (1/2)

У меня уныние. Нупо этой части и видно. Сли-ишком устала =_=Полагаю, что часть вам не понравится, ибо это не обычная моя работа со счастливым концом. Но-о. тоже в своем роде что-то интересное, хотя моего опыта пока не хватает, чтобы понять, что именно мне тут все же не нравится )и у меня юбилей *_* пятьдесят частей!

спасибо *_*_____Запах табака. Он везде. Проникая в ноздри, отравляя организм. Вызывая неприятное жжение и легкое, но все равно заметное чувство удушья.

Хибари закусил губу, борясь с резкими приступами боли, которая по шкале бешено скакала от обжигающе-колкой, до сводящей с ума, после которой только и хотелось, что заползти в уголок, как раненому хищнику, и умереть, тихо скуля, хоть чуть сбавляя невыносимость боли.

— Эй, чертов Хибари, не вздумай помирать сейчас, — где-то далеко-приглушенный голос Хаято, а следом тройка взрывов, после которых на лицо Кёи посыпалась цементная крошка.

Боль усилилась, едва Гокудера попытался поднять Облако, приобнимая его за торс.

Хибари рыкнул, но позволил, слыша собственное, с хрипом дыхание, рвано вырывающееся из окровавленных губ.

Тонкая, липкая, сладко-металлическая струйка крови скользнула до подбородка, сорвавшись.

Все вокруг смешалось в единый галлюциногенный калейдоскоп: крики, взрывы, оранжево-алыми бликами раскрашивающие все вокруг. Кажется, на лицо Кёи попали капли чьей-то крови, разрисовав лицо импровизированными красками.

Не пришел…

— Где…— Тс, — хмуро, внимательно оглядывая изувеченную взрывами пустошь, — вертолет там.

— Этот… Идиот…— Ямамото? – несколько удивленно, тут же едва не хватаясь за голову. – Не знаю где Мустанг.

Сказано холодно, словно осуждающе.

— Ха… — смешок лишь подточил и так тлеющие силы Хибари, вызвав новый приступ боли, от которой он закашлялся, отплевывая на землю багровые сгустки крови, кляксами растекшиеся у ног.

— Да ты так подохнешь у меня на руках, — следом выругавшись, сказал Гокудера, стремительно направляясь к зыбкой линии горизонта, окрашенной розовато-кровавыми лучами солнца.

— Ну я же говорил, я не лечу мужчин, — попытался было откреститься Шамал, но, почувствовав на собственном лбу холодный металл дула пистолета, вздохнул, понимая почему именно он не занимается этой глупостью.

— Прошу…— Знаешь, когда револьвер в мозг упирается – отказывать как-то сложно, — медленно отвечает доктор, неспешно отслеживая каждое изменение черточки.

— Прости.

— Пистолет, — тактичное напоминание.

Дино валится с ног, падая на пол и, не успев отбросить пистолет, сжимаемый в пальцах, закрывает лицо руками. Плечи уже сотрясает мелка дрожь. Совсем тихие всхлипы нарушают тишину.

— Ну и почему ты не пошел? – тоном лектора, отчитывающего нерадивого ученика.

— Он… Впервые… Заставил поклясться, — последние слова перелились в тихий вой.

Шамал недовольно качнул головой, не понимая, что всем этим глупым мужчинам вдруг понадобилось от него.

И теперь сидеть и смотреть как буквально у самых его ног какой-то псевдогерой заливается собственным горем об еще не утрате дорогого человека. Ладно бы, если бы была девушка. С тонкими ножками… Большими глазами… Влажными, розовыми приоткрытыми губами… Шамал улыбнулся, в очередной раз представляя свой идеал.

— Ладно, — вымученный вздох.

— Он ведь умрет, без твоей помощи.

— С тебя минимум три девочки.

Мустанг попытался выдавить из себя подобие улыбки, но не смог даже унять дрожь в кончиках губ.

Вокруг даже не черно. Темнота тут играетмножеством оттенком, то светлея, делаясь серой, то темнее, словно уголь.

И темнота тяжела. Наваливаясь на грудь, мешая вдохнуть.И запах сменился. Это больше не щекочущие ноздри ароматы пороха и сигаретного дыма. Это… Запах медикаментов.Вокруг вспышки света, чьи-то голоса, но Кёя их почти не слышит, чувствуя, что почти тонет. В этой непостоянной, меняющейся темноте.

Дышать еще сложнее, а в горле уже булькает кровь, ища выход.

Уже не больно. Только холодно пальцам и ногам. Холодно, но это какой-то нечеловеческий холод.

Мысли замедляются.

Уже нет сил держаться на поверхности.

Хибари последний раз нашел в себе силы глотнуть воздуха, чувствуя, как уходит с головой в черноту.

Словно смола, прилипчивая, тяжелая. Из которой невозможно выпутаться самостоятельно.

Уже нет воздуха.

И каждая клеточка тела в негодовании горит, прося о кислороде.

Жар бьет в лицо, но и холод становится все сильнее.

Но… Уже ничего не хочется.

Только в эти последние секунды, кажется, единственная мысль, что билась в голове – это не воспоминания.