2.Голубой огонёк. (1/1)

Выходить по выходным в магазин ранним утром было как минимум непривычно. Лёшу никогда не будили так рано, чтобы сходить за продуктами. Ну, никогда. Вот только прямо сегодня приспичило. Хотя, ради крем-супа пожертвовать сном можно было, но с другой стороны, почему именно в семь утра? Лёша нахмурился, рукой задевая мокрую после утреннего дождя ветку. Идти надо в самый дальний магазин, к тому же дорога шла через густой, но небольшой пролесок. О том, почему за ингредиентами надо шагать именно туда мама умолчала, да и он не спрашивал. Тропа под его ногами была твёрдой, но ботинки, то и дело задевали грязь, хлюпающую по бокам дорожки, вытоптанной людьми. С особенно высоких деревьев опадали капли, щекоча не укрытую макушку. Парень опустил ладонь на собственную голову, стряхивая влагу. Верхушку небольшого круглосуточного универмага кареглазый увидел за пару метров до выхода из укрывающих его ветвей, но когда оставалось лишь перешагнуть бордюр, отделяющий пролесок от дороги, он замер, вглядываясь в двух парней, стоящих у входа в магазинчик. По спине пробежал неприятный холодок, но Горелов сослался на каплю, попавшую за шиворот куртки. Лицом к нему стоял ?Силуэт?, спрятавший голову в капюшоне толстовки, угрожающе сверкавший голубыми глазами, выделенными на бледном лице. Взгляд был послан не ему, а незнакомому шатену, стоящему напротив темноволосого. Разглядывать спину, и делать по ней рассуждения было трудно. Всё, что было видно – массивная тёмно-зелёная жилетка и довольно высокий рост. Дима перед незнакомцем перекатывается с пятки на носок, убирая руки в карманы штанов, показывая только большие пальцы. Лёша скалится, и выходит из укрытия, не поднимая взгляда на парней. Неприятное ощущение душит, а костяшки зудят, желая с размаху ударить по надоедливому лицу. Потухшие за два дня угольки злости загораются с новой силой, стоило только в очередной раз заметить голубоглазого. За прошедшее время он бы соврал, если бы сказал, что не видел его в школе. Видел. Невольно натыкался глазами на запоминающуюся с первой встречи голову, и прикусывал щёку изнутри, наблюдая за ним. Обычно темноволосый был в компании, реже один. Выводы о его характере не напрашивались, хотя сам Лёша отлично разбирался в людях, но этот был ходячей загадкой, нарывающийся на драку одним своим видом. Бесил. Бесил сильно. Чем? Повод всегда находился быстро и легко. Как показали наблюдения, темноволосый был ужасно неуклюжим. Настолько что кареглазый зубы стискивал, чтобы не наорать на него, потому что умудриться сбить с ног человека, открывая дверь, и при этом грохнуться самому – надо уметь. И у него это умение бесспорно было отточёно до идеала. Такого идеала, что ударить безумно сильно хотелось. Рука легла на дверную ручку, и оставалось только потянуть на себя, чтобы войти, но до его конечности дотронулись почти невесомо, тут же запуская по коже мурашки. Ледяные. Пальцы, а Лёша уверен, что и не только пальцы ?Силуэта? были ледяными. Не холодными. Именно ледяными, как лёд, только вынутый из морозилки. Горелов ошалело обернулся на Диму, и увидел приподнятые уголки губ, дающие намёк на улыбку. Злость забурлила с новой силой, и парень сжал челюсть, отшагивая от голубоглазого.—Не прикасайся, блять, ко мне. — прорычал он сквозь стиснутые зубы, отворачиваясь от него и заходя в магазин, перебарывая порыв обернуться и взглянуть в глаза. Можно ли назвать это ненавистью? Или неприязнью? Лёша не знал, но такими словами кидаться не спешил. Он не какая-то стерва, чтобы плеваться ядом направо и налево. Хотя учитывая их первую встречу, вполне можно было. Вопреки логике дверь за ним не закрылась, а порог здания перешагнул и Дима. Лёша втянул носом воздух, возводя глаза к потолку, но поздоровавшись, протянул знакомой продавщице список продуктов. Нога нетерпеливо постукивала по полу. Странно, раньше парень не замечал за собой такой привычки. Горелов прикусил губу, и фыркнув, обернулся через плечо, впиваясь глазами в бесформенную толстовку цвета морской волны. Рука голубоглазого прошлась по витрине с напитками, еле касаясь пальцами. Тёмно-русый вздрогнул, и провёл по кисти, вспоминая какие они холодные. Почему-то Лёше показалось, что сейчас парень возьмёт какой-нибудь энергетик, чтобы специально выебнуться, мол, глянь что могу, однако его ожидания не оправдались. Тонкие пальцы обхватили баночку с пепси, и прежде, чем он успел отвернуться, Дима развернулся к кассе, сталкиваясь с ним взглядом. Темноволосый удивлённо приподнял бровь, и склонил голову, как бы спрашивая: ?что??. Лёша нахмурился и отвернулся к прилавку. Вся эта ситуация заставляла угольки разгораться ещё больше, и бесится. На кого? Честно, сам не понимал. Может на Диму, а может на себя. Горелов схватил пакет, и кинув скомканное ?спасибо?, отдал деньги, быстрым шагом направляясь на выход и не оборачиваясь. Не оборачиваясь. Но он снова обернулся, замечая, что голубые глаза провожают его с надеждой..? Тёмно-русый сморщился, и покачал головой, вытряхивая мимику темноволосого. Надежда на что? Он фыркнул. Дверь открылась, а его встретили тёмно-карие глаза, смотрящие ему за спину. По жилетке он узнал парня, которого видел со спины. Они были примерно одного роста, но кожа шатена напротив, имела более загорелый оттенок. Лёша хмыкнул, и обошёл его, чуть задев плечом, но не нарочно. Шатен будто очнулся. Крупно вздрогнул, и перевёл взгляд со спины голубоглазого на него, а потом сощурился, будто всматриваясь в него. Горелов ответил таким же взглядом, и чуть поднял подбородок, чувствуя какое-то преимущество из-за этого жеста. Ему ничего не сказали, просто радужка глаз парня стала более узкой, а нос на секунду поморщился. Они отвернулись друг от друга одновременно, но при этом ровно в тот момент, когда открылась дверь. Лёша всё-таки глянул на вышедшего голубоглазого, который оглядел шатена, а потом медленно перевёл взгляд на него, хмурясь. Забавно. Они все будто общались жестами. Загорелый парень ухватил Диму за плечо, и немного неловко пихнул в противоположную от Горелова сторону. Тёмно-русый хмыкнул и двинулся обратно, краем уха услышав что-то вроде: ?В чём дело, Саш??.***—Кто это? — поинтересовались у него. Дима перевёл на Мадаминова нечитаемый взгляд, и поёжился, от пробирающегося под толстовку холодного ветра. Так спешил удрать из дома, что не взял ни куртку, ни футболку под низ не одел. Голубоглазый задумался. А что он знает об этом парне? Ну, наверное, то, что они из одной школы, одногодки, ну и что он имеет ?взрывной? характер и хорошо дерётся. На этом его лимит исчерпан. А, ну и конечно, что он смотрит на него на переменах так, будто уже видит как расчленяет его на кусочки. Потому что по-другому он этот взгляд прочитать просто не может. Дима поднимает хмурое лицо и только сейчас видит взволнованную мимику Саши, который всё ещё ждёт ответа. Сначала Дмитриев теряется. Дёргается, силясь вспомнить заданный вопрос, но не может. И когда он стал таким задумчивым? А, вспомнил. Кажется, его плечи прогнулись настолько по болезненному, что даже обычно задорный шатен не смог этого проигнорировать. Он притягивает голубоглазого ближе к себе, похлопывает по плечу, и вздыхает как-то сочувственно, будто жалея его. Жалея. Дима моментально сбрасывает с себя чужую руку, и смотрит так непонимающе, так обиженно, что Саше правда становится стыдно. Мадаминов отводит от него взгляд и прячет руки в карманы. Его спина напрягается, и до дома Андрея они продолжают идти в тишине. На самом деле вряд ли Чернышёв ждёт их, но к шатену сегодня нельзя, а о том, чтобы идти к Дмитриеву никто даже не зарекается. Тяжёлый вдох срывается с искусанных губ темноволосого. Дима неосознанно чуть пошатывается, будто сам себя успокаивает, хотя на самом деле так и есть. Спину и рёбра болезненно щиплет, неприятным эхом отзываясь в груди. Саше уже становится некомфортно от давящей, на и так напряжённые плечи, тишины. С Дмитриевым с каждым днём начинать разговор становится всё сложнее. Его надо вытаскивать из этой поглощающей бездны, но никто из них не имеет и малейшего понятия, как это можно сделать. Да и не уверены они уже, что это получится сделать. Но они будут стараться. Стараться просто потому, что тот вечно светящийся голубой огонёк радовал, и заставлял вспыхивать окружающих Диму людей, словно спички. Только никто из них не был готов к тому, что огонёк начнёт слабеть. И от того что он может погаснуть становится страшно. Страшно до подрагивающих коленок. Втянув в себя побольше воздуха, и сгребая в охапку остатки мужественности, что рассеивались, стоило оказаться с темноволосым наедине, Саша заговорил:—Так этот парень…— он даже покрутил ладонями в воздухе, словно прося Диму продолжить. Дмитриев провёл языком по пересохшим от накативших мыслей и воспоминаний, губам, и сцепив руки замок, запустил их под капюшон, проводя по сначала мокрым концам мягких волос, а потом добираясь до тёплой макушки, и взъерошивая её, но тут же поморщился от собственного действия. Ему не нравятся такие жесты. Дима вздохнул.—Да в школьной подсобке подрались, я и поздороваться решил. — Дмитриев взглянул на лицо Мадаминова, брови которого приподнялись, а сам шатен закивал как болванчик, как бы прося рассказать подробнее. Дима сложил губы в тонкую нить. — Ну, помнишь, я рассказывал, что мы от нечего делать, иногда дразним дежурных, — Дмитриев улыбнулся, и Саша улыбнулся в ответ, даже почувствовав, как начинает жечь глаза. Голубоглазый в последнее время, когда оставался с кем-то один на один редко улыбался. Нет, в их компании он улыбался чаще, в основном когда они всем составом, но иногда Мадаминову казалась, что это только для призрачной иллюзии, по типу: ?я улыбаюсь, всё как обычно, я в норме?. Только все они понимали, что это не так. В Дмитриеве что-то надломилось, сломалось, причём, так хорошо зацепило, что разрушило весь внутренний мир. Хоть это было и не удивительно. Удар был тяжёлый. И только они остались его надёжной опорой, позволяющей, и помогающей выстроить всё заново. Вот только не заметить, как сам парень опускает руки под новыми градами ударов, было сложно. Потому что ломаться выстроенное не переставало. Жаль что в те моменты их нету рядом с ним. А потому ловить моменты с такими искренними улыбками надо всегда. И каждый из них делает это. —...в тот день я споткнулся, — улыбка голубоглазого стала шире, а Саша закатил глаза пробормотав скорее себе, нежели Диме: ?ничего нового?. — и пролил чай. Прямо перед нашей учительницей. — голубоглазый хлопнул себя по лбу, и Мадаминов повторил этот жест, потому что в такую ситуацию бесспорно мог попасть только Дмитриев. Потому что только он обладал такой неуклюжестью и везением. —Что она вам сказала? — ухмыляясь, поторопил голубоглазого, Саша. Тот закусил внутреннюю сторону щеки и зашёлся в тихих смешках.—Попросила принести тряпки и убрать за собой, а потом отдать инвентарь школы ей. — повторил слово в слово Дима, а потом зашёлся в смехе. Мадаминов тихо прыснул, забирая из рук Дмитриева банку с газировкой, но получил по руке, и насупившись, пришлось вернуть напиток. — Так вот, — снова вернулся к теме Дмитриев, и внимательно следя за взглядом Саши, наглядно отпил из банки. Шатен на это беззлобно фыркнул. — ну, мы и пошли в подсобку тряпки с ведром искать. А ключ она нам дать забыла. — Дима развёл руками, хмурясь, а потом почесал подбородок. Всегда делал так, когда готовился начать бубнить какие-то теории себе под нос, пугая плохо знакомых с ним окружающих. Потому что так тараторить могли только те, кого захватил дьявол. На удивление в этот раз ничего не произошло, хотя, может быть, его тирада началась про себя. — Мы в подвале (а именно так они кратко называли цокольный этаж между собой) разделились, чтобы закончить побыстрее. Я в подсобку значит захожу, а за мной дверь захлопнулась. — он хмурится, будто прокручивая про себя этот момент, а потом кивает, соглашаясь со своими домыслами. — Ну я сначала немного испугался, — голубоглазый делает короткую паузу. — от неожиданности. — для достоверности уточняет Дима, и поднимает указательный палец левой руки - его жест, просящий подождать, или обратить внимание. — А потом реально напугался, когда шагнул и врезался во что-то, как оказалось, это был…—Тот парень. — заканчивает за него Саша, а Дмитриев кивает, подтверждая, и закусывает губу.—Ну я действовал по принципу, в любой ситуации – бей первым. — Мадаминов удивлённо поглядывает на него. Ни то чтобы Дима никогда не дрался… Дрался. И даже часто, вот только чтобы бить первым – что-то новенькое.—Когда это у тебя такой принцип появился? — спрашивает терзающий его вопрос, Саша. Дима переводит взгляд с мокрого асфальта, по которому снова начинает тихонько накрапывать дождик, на банку с пепси в своей руке. Оглядывает синюю упаковку, а потом легонько встряхивает, подставляя худое запястья, вынырнувшие из тёплой толстовки, которая не сильно то и согревала, каплям. Неприятно морщится от мокрого пятнышка, растекающемуся по коже, но холода не чувствует – руки и так ледяные. Неловко вытирает попавшую под влагу конечность об штанину, и косит взгляд на Сашу, который силится не рассмеяться от его реакции, но всё равно хихикает, маскируя это кашлем. Димы хмыкает, и растягивает губы в улыбке.—Всегда был. — наконец отвечает он, пожимая плечами. Мадаминов скептически смотрит на него, но не говорит ни слова, просто замяв этот вопрос. Ударил первым, так ударил. — Потом форму школы увидел. — вздыхает Дмитриев, вспоминая растерявшегося от внезапного удара тёмно-русого. — И прежде, чем я извиниться успел, он мне сам вмазал. — хрипло смеётся он, не замечая немного задумчивого взгляда Саши. — Ну, я и подумал, что не буду грушей для битья, раз продолжил драку – пусть до конца стоит. — голубоглазый сделал последний глоток сладкого напитка и смял банку, но продолжил держать её в руке. — Мы подрались немного, а потом Кирилл дверь открыл и я об пол ёбнулся. — морщится Дмитриев, а в затылке и локтях неприятно ноет, будто в подтверждения его воспоминаний о падении. Мадаминов закусывает кулак, оттягивая кожу, пытаясь не показывать, как еле сдерживает порыв расхохотаться, представляя лицо Димы. — Да и всё в принципе. — заключает голубоглазый, второй рукой оттягивая банку, в противоположную от другой конечности, сторону, и по неаккуратности разрывает её, скользя бледной кожей по острому алюминию, делая небольшой разрез, из которого тут же сочатся алые бусины. Дмитриев вытягивает порезанную руку под капли, что падают на землю с уже более быстрым темпом. Смотрит на них как завороженный, и склоняет руку ближе к земле, заставляя красные потёки скатываться по вытянутым пальцам на землю. Дима закрывает глаза, и из шума всех капель, звучащих так, словно они в каком-то вакууме, вылавливает чёткий звук, ударяющейся об асфальт его собственной капли крови. Голубоглазый резко распахивает глаза, и хватает ртом воздух так, будто задыхается, хотя лёгкие действительно сдавливает до искорок перед глазами. Саша хватает его за плечи с испуганным выражением лица, и встряхивает, прогоняя накатившую ни с чего паническую атаку. Дмитриев злится. На себя. За то что так пугает друзей, но ведь последний приступ был около месяца назад, так с чего вдруг? Он смотрит на шатена, но не слышит, что он говорит. Рот Мадаминова открывается и закрывается, но он не слышит ни звука. Только шум собственной крови, набатом стучащий в висках. Дмитриев едва ли не рычит, и тряхнув головой, убирает вакуум наконец слыша голос Саши:—…я сейчас наклею пластырь. Всё в норме. Всё будет хорошо. — Дима поднимает на него взгляд, и ободряюще улыбается, заставляя шатена спокойно выдохнуть, а потом отрицательно качает головой.— Я в порядке. Не нужен пластырь. — он чуть отстраняется от Мадаминова. — Я просто задумался. — немного неуверенно добавляет темноволосый.—Нихуя ты задумываешься. — ворчит Саша, легко пихая его плечом. И это действие такое обычное, что они оба на пару секунд замирают, смотря на несколько сантиметров оставшихся между ними после этого движения. Дмитриев заходится игристым смехом, и пихает в ответ шокированного друга, и тот от неожиданности, заплетается в собственных ногах, приземляясь на удачно оказавшуюся рядом траву, что оставляет мокрый след на его болотных штанах, за что в следующую секунду голубоглазый едва не пропахивает носом место рядом с Мадаминовым, ощущая влагу на кедах, которые так успешно проехались по газону, оставляя ему в подарок равновесие. Дима тут же выскакивает обратно на дорогу, оглядываясь на него. Реакция действительно хорошая - всегда была такой. Саша грозно смотрит в глаза Дмитриева, но так и замирает, видя отблеск того самого огонька, остающийся на дне его глаз. Шанс вытащить его из бездны всё ещё есть, от чего шатен, улыбается так широко, что, кажется, лицо сейчас треснет.