Часть 7 (1/2)

Гроза налетела внезапно: парило-парило, а затем тёмная туча в считанные минуты заволокла полнеба и пролилась сплошной стеной дождя. Соскочив с трамвая, Макс добежал до ближайшего навеса и всё равно успел промокнуть до нитки. После грозы умытое солнце запекло ещё сильнее, прибитая к асфальту пыль обрела вдруг характерный запах, характерной ноткой вплетающийся в запах свежести, оживилась скудная зелень, но ненадолго. Пока Макс разыскал нужный дом, тротуары высохли, лужи скукожились, и вскоре лишь неприятно липнущая к телу промокшая одежда свидетельствовала о необычном финте погоды.

Он не застал Зорин Блиц дома, и долго ждал на лестничной клетке, сторонясь всякий раз, когда мимо проходил кто-то из жильцов и ловя на себе любопытствующие или настороженные взгляды. Фройляйн Блиц Макс узнал по звуку шагов, точнее, не узнал, а догадался, что быстрая, через ступеньку поступь принадлежит ей. Серый плащ был не по погоде застёгнут до горла, будто она, как и Макс, попала в грозу, следов которой уже не осталось, потому что дождь этот пролился где-то на изнанке реальности и не коснулся прочих мельтешащих туда-сюда людей.

— Добрый день, фройляйн Блиц.

Она уронила от неожиданности ключи и неуверенно пробормотала:

— Монтана. Что вам здесь нужно?

Он спустился, остановившись в паре ступенек от площадки, и, гляда сверху, мягко поправил её:— Макс.

Первой реакцией фройляйн Блиц явно было снова приказать ему убираться, захлопнуть перед его носом дверь, но решительность Макса подсказала ей, что на сей раз он так просто не уйдёт; устраивать же скандал и привлекать лишнее внимание было не в её интересах. Сжав зубы так, что на щеках заиграли желваки, она подобрала ключи, толкнула дверь плечом и нехотя пригласила его внутрь:

— Давайте зайдём. Незачем устраивать сцены на лестничной клетке.

В квартире оказалось чище и даже чуть просторнее, нежели запомнилось Максу — или просто дневной свет преобразил маленькую комнату. Бельё и пучки трав исчезли, оставив только неистребимый лекарственный запах. На комоде, украшенном парой китчевых фарфоровых статуэток, лежала аккуратная стопочка новеньких брошюр, от которых и без чтения веяло духом ?Полезные советы по...? и ?Что следует знать...?

— Послушайте, — Зорин Блиц, не раздеваясь, напряжённо застыла посреди комнаты. — Я извиняюсь за всё, что произошло тем вечером. И если вы подумали, что я обычно занимаюсь... этим, — щёки зарделись знакомым румянцем, — то нет, это не так.

— Нет, я не думаю, что вы обычно занимаетесь ?этим?.

Макс осматривался с видимым недовольством.

— Скажите, — продолжил он ровным тоном, — тем вечером, что вас сильнее всего напугало? Вас так выбила из колеи подсмотренная сцена? Или вас потрясло то, что вам это понравилось?

Виноватое смущение красиво перешло в гнев.

— Вам не кажется, что этот вопрос переходит все границы?

— Разумеется, переходит. Я считаю, что вы неверно разметили для себя границы.

— Уходите.

— Пожалуйста. Но только если вы мне честно ответите ?нет?. Подчёркиваю — ?честно?.

Зорин попыталась собраться с духом и солгать — выражение, которое Макс видел уже десятки раз, и знал, что пристальный взгляд дознателя как нельзя лучше сводит эти попытки на нет.

— Послушайте, — отчаявшись, начала она. — То, что произошло тогда, не имеет значения. Я не хочу, чтобы это повторилось. Я решила жить нормальной приличной жизнью. Да.

Нормальной приличной жизнью. Макс покосился на безвкусные статуэтки на комоде. У него с первого взгляда руки чесались смахнуть аляповатое убожество на пол.

— И это — символ вашей новой жизни? — процедил он, беря задравшую ножку балерину двумя пальцами. — Не валяйте дурака. У вас не хватит терпения удержать её в руке и минуты.

Макс отвёл руку за спину так, что потянувшейся забрать статуэтку Зорин пришлось податься вперёд, наклониться. Воспользовавшись моментом, он ухватил её за ворот плаща и поцеловал в губы, тёплые и солоноватые, с удовлетворением ощутил упругую силу оттолкнувшей его ладони — а звон разлетевшихся по полу осколков фарфора увенчал его торжество победным аккордом.

— Я же говорил, — ликующе объявил Макс и припомнил злосчастную чашку. — Посуда бьётся к счастью, а от откровенного безобразия точно не убудет... Что это?

Возмущенное частое дыхание Зорин прервалось резким вдохом испуга, ярость как рукой сняло. За расстёгнутым воротом плаща виднелся строгий отглаженный воротничок и блестящие пуговицы униформы. Макс шагнул вперёд и бесцеремонно расстегнул плащ дальше.

— Значит, воспитательница? — протянул он.