Акт II (1/1)

Placebo?— Post Blue"down on my bended kneesI'd break the back of love for you"Иоду семнадцать.Он усердно учится, чтобы поступить в медицинский, занимается легкой атлетикой и помогает родственникам. Он пьет какие-то таблетки с каждым приемом пищи и раз в три месяца ложится в больницу, где ему ставят капельницы, проводят обследования и травят казенной едой, чтобы через неделю отпустить домой со справкой об отменном здоровье. Он перестает спать при свете, больше не боится зеркал и темных коридоров и ведет о6ычную жизнь обычного подростка.Иногда ему даже снятся сны.Как правило, он не помнит ничего из них, редко?— образы моря, высоких скал и беззвучных чаек. Легкий бриз, соль, крупная почти горячая галька под ногами. Иод дышит полной грудью, наблюдая, как почти зашедшее за горизонт солнце окрашивает воду в теплые тона. Чувство спокойствия, умиротворения и полное отсутствие течения времени. После таких снов он чувствует себя просветленным монахом, познавшим секрет вечного душевного равновесия.Но есть и другие. От них горят щеки, подрагивают пальцы, и душевное равновесие?— это последнее, чем можно описать состояние Иода после пробуждения. Подобные сны совершенно обычны для его возраста, но в них его ласкают не пышногрудые красавицы с обложек журналов для взрослых, а темно-фиолетовые пальцы, оставляющие за собой такие же фиолетовые следы. Они тянут за волосы, заставляя запрокинуть голову на твердое плечо и открыть шею, по которой с нажимом проходится другая рука, спускаясь ниже по груди, задевая твердые от возбуждения соски, отчего Иод сдавленно мычит, сжимая зубы, из-под полуприкрытых век наблюдая, как светлая кожа прорезается темными неровными полосами. Он просыпается на моменте, когда короткие ногти царапают сухой пресс. Переводит дыхание, утирает со лба пот и откидывает одеяло, не обращая внимания на уже привычное влажное пятно на пижамных штанах.Иоду семнадцать.У него нет девушки, потому что есть тренировки. У него нет парня, потому что есть дополнительные занятия у репетитора по биологии. У него нет друзей, потому что им нужно посвящать время, которое занимает помощь братьям и сестре в больнице.Зато у него есть руки из снов, которые знают все его чувствительные места. Которые со временем перестали быть просто руками, а превратились в тело с жесткой грудью, длинными ногами и напряженным животом, скрытым под плотной белой тканью.Иод настолько повернут на учебе, что даже эротические фантазии у него носят медицинские халаты.Потом появляются сухие губы, которые целуют его везде, в каждую родинку, в каждый случайный шрам. Слегка шершавый язык, который слишком откровенно касается его в местах, о которых наутро Иод с горящими от смущения щеками пытается забыть. Но его хватает ровно до следующей ночи, где он снова будет цепляться за чужую шею, прижимаясь ближе, подставляя свои губы под поцелуи, заглядывая в глаза, в которых отражается только темнота сна. С каждым часом образ, который породили его одиночество и бушующие гормоны, обрастает все новыми деталями.Платок на шее, который отлично стягивать вниз, оставляя в ложбинке между ключицами багровый след укуса.Улыбка, настолько острая, что Иод боится касаться ее руками, а аккуратно проводит по растянутым в ней губам языком.Ресницы, которые дрожат под подушечками пальцев, и лучи еле заметных морщин в уголках глаз.Детали возникают спонтанно, будто Иод дорисовывает их сам, имея в голове четкое представление того, как именно все должно выглядеть.Самым последним появляется шепот.—?Ты испортишь себе здоровье, если будешь спать за столом.Иод слышит это откуда-то с потолка, поднимает голову и встречается с темными глазами. Он бы сказал, что это противоречит законам физики, но он не может говорить в своих собственных снах. Любое сказанное им слово превращается в нечленораздельный звук, который вызывает усмешку у того, кто сейчас удобно устроился вверх ногами, совершенно не заботясь о том, что его лицо почти полностью закрывают полы подчиняющегося гравитации халата. Он протягивает руку и аккуратно вытирает щеку Иода от натекшей из расслабленного рта слюны.—?Спать нужно на кровати.Иод не успевает моргнуть, как его хватают за предплечье и тянут из-за стола, где он действительно уснул, пока повторял пройденный накануне материал, прямиком на мягкую постель. Швыряют совсем не вежливо и наваливаются сверху, вжимая в матрац.—?Я соскучился.Широкий мазок языком от ключицы, виднеющейся в вороте домашней футболки, до края челюсти, и Иод сжимает ткань халата на спине в кулаках, обхватывая горячее тело ногами, запрокидывая голову на подушки. Неделя выдалась слишком напряженной в плане учебы?— экзамены не за горами, все как с цепи сорвались, и он едва успевал перехватить по три-четыре часа сна, чтобы хоть как-то функционировать. Поэтому стоило только ему опустить голову на тетради в короткой передышке, как он буквально отключился, провалившись в самое глубокое из своих сновидений.Глубокое настолько, что он может чувствовать его язык у себя во рту.Иод заводится моментально, стоит только чужим руками залезть под футболку, а ловким пальцам пробежался по ребрам вверх. Ему даже не нужно говорить, чтобы сказать, чего он хочет. Он просто проезжается пахом по натянутой ширинке брюк другого, притираясь ближе, и заглядывает в глаза напротив в безмолвной просьбе.—?Ого, малыш хочет, чтобы его… —?шепот заглушает биение сердца, которое зашлось в предвкушении, от которого сводит внизу живота, а влажные от поцелуев губы касаются кромки уха, будто нарочно пуская дрожь по коже от контраста температур. Иод не может кивнуть, чтобы не потерять это ощущение, он прикусывает язык, чтобы не застонать в голос уже сейчас, и дышит так часто, что от кислорода кружится в голове, но в легких его все равно не хватает.-…выебали?Иод захлебывается очередным вдохом, когда холодные пальцы подцепляют резинку его пижамных штанов нарочито медленно, словно издеваясь, царапая тонкую кожу. Каждый мускул, каждый нерв, оголенный умелыми прикосновениями, на пределе, но предыдущие сны научили его выдержке, поэтому он, прикрыв глаза, пытается считать от десяти до нуля, чтобы не закончить партию до того, как раздали карты.Он сбивается уже на семи, потому что рука скользит ниже, а чувствительное место ниже уха обжигает болезненным поцелуем.—?Но я не могу, малыш, как бы ты этого ни просил.Иод распахивает глаза, сбрасывая негу, но ловкие пальцы, плотным кольцом сомкнувшиеся у основания пульсирующего от возбуждения члена, не дают ему возмутиться.—?Как бы я ни желал этого?— оказаться внутри тебя, испить тебя всего до дна, чтобы ты открылся мне полностью, чтобы мы стали одним целым.Большой палец с нажимом проводит по выпуклой вене прямо до гладкой головки, собирая выступившую вязкую смазку, отчего Иод замирает во всех движениях, вплоть до дыхания.—?Ты не представляешь, как я хочу этого?— целовать тебя, ощущая вкус твоей кожи и пота, стыда и страха, возбуждения и смущения, доводить тебя до пика и смотреть, как ты камнем падаешь вниз обратно в мои объятия.Сухая ладонь мягко ложится на его щеку, аккуратно поворачивая голову так, чтобы он смотрел прямо в темные глаза. Вокруг них?— лучи морщинок от улыбки, а сама она слишком далеко от того, чтобы назвать ее ласковой, но Иоду все равно. Он видит только, как лопается тонкая кожа на губах, и острый кончик языка слизывает такую же темную, как и глаза, каплю крови, и этого ему достаточно.—?Но не здесь.А оттого, как этот язык слизывает его следы с пальцев, Иоду хочется провалиться в вечный сон, только чтобы эти губы касались его также тягуче, растягивались вокруг него, дразнили, мучали, заставляли умолять. Но слова, что звучат в тишине, прерываемой только шуршанием одежды и тяжелым дыханием, цепляют внимание, заставляют слушать так внимательно, что Иод боится моргать.—?Наяву.Шепот касается его губ, проникая внутрь, обволакивая фиолетовым облаком, наполняя легкие морским бризом.—?И ты знаешь, что нужно сделать для этого.Первое, что видит Иод, когда просыпается?— резко, подрываясь на стуле?— это таблетки, стоящие в углу его рабочего стола. Они манят гладким боком упаковки, бликующем в теплом свете лампы.Иоду семнадцать.Он отличный ученик, неплохой спортсмен, хороший брат. Но он настолько заворожен движениями пальцев, очарован отсутствием блеска глаз, опьянен солеными губами, что не может думать больше ни о чем. Ему катастрофически мало редких встреч под покровом сновидений.ты знаешьИод смотрит на пузырек таблеток.что нужно сделатьВ голове проносятся неестественно яркие картинки, от которых кровь приливает не только к щекам, шее и кончикам ушей.для этогоВечерняя доза уносится вместе с водой из раковины в канализацию. Иод ладонью убирает мокрые после душа волосы назад и поднимает голову.В зеркале он видит себя.Утром.В обед.Перед сном.Вместе с двадцать второй таблеткой постепенно исчезает и его надежда, появляется страх за свое здоровье, которое он так бездумно, в порыве какой-то идеи, спускает в никуда. Это был просто сон. Ему просто нужно меньше учиться и больше гулять на свежем воздухе. Видеться хотя бы иногда с одноклассниками. Проводить время с семьей. Он выдыхает слегка обреченно и возвращается в комнату, не включая свет, залезает в постель и укутывается в одеяло. Дома никого, и тихо настолько, что слышно, как шумит холодильник на кухне внизу. Иод поворачивается на бок, подкладывая под щеку руку, устраиваясь удобнее. По стенам ползут полосы от света проезжающих мимо машин, прорезанных тенью веток деревьев за окном. По черному циферблату часов ползут стрелки, отмеряя время, которое унес за собой очередной прогрохотавший на неровной дороге грузовик. По обтянутому тонкой тканью футболки боку ползут пальцы, вызывая невольную щекотку.Иод дергается, чтобы обернуться, но тихое цоканье языка и прикосновение к ребрам, настойчивое, с нажимом, как будто сквозь них можно добраться до сердца, останавливают его, заставляя застыть в трепетном ожидании.—?Дыши, малыш, дыши.Иод захлебывается.—?Тише, малыш, тише.Иод кусает губы и хватает руки, лежащие на его груди, в свои, чтобы ощутить их тепло.—?Я здесь.Иод чувствует невесомое прикосновение сухих губ к челюсти.—?Наяву.Иод не может поверить в это. Не может осознать, что сейчас он лежит в одной постели с главным героем своих снов. Не может даже уложить эту мысль в своей голове.Не может сделать этого так же, как не может видеть за спиной злую, расплывшуюся в предвкушении и слегка подрагивающую от нетерпения улыбку.