Акт I (1/1)

Placebo?— Meds"baby...did you forget to take your meds?"Иод чувствует чужое присутствие даже кончиками мокрых после душа волос. На улице ни единой души?— за окном стеной льет дождь, и капли оглушительно стучат по карнизу. Дверь закрыта на хлипкий, но замок. Комната пуста, и кроме самого Иода в ней только кровать, полупустой графин на тумбочке торшер и рабочий стол.Ни занавесок, ни засохших цветов в горшке, ни одного зеркала.Но он все равно чувствует, как шею холодит чье-то дыхание.Упаковка таблеток привычно ложится в ладонь, пальцы также привычно выдавливают одну?— маленькую, круглую, белую?— и отправляют ее в рот.Иод глотает таблетку, запивая ее водой прямо из горла графина.Дыхание превращается в сквозняк из плохо закрытого окна, которое парень закрывает, встав с кровати и прошлепав босыми ногами по холодному полу. Ставит про себя отметку, что надо бы попросить брата установить замок покрепче. И пусть сестра все-таки повесит эти свои шторы, потому что дует неприятно. Недобро. Каким-то злым, колючим холодом, который отдает штормовым морем, когда за стенами его небольшой комнаты огромный город с его машинами, заводами и электростанциями. Иод приглушает свет и ложится в постель, заворачиваясь в тяжелое одеяло, как в кокон. И уже проваливаясь в сон, он будто слышит легкий шепот, желающий ему спокойной ночи. Шепот этот растягивает гласные и смеется в конце фразы.Шепот этот тоже пахнет морем.На потолке мигает лампочка, а Иод сидит на кушетке перед кабинетом в ожидании окончания смены сестры. Их семья небольшая, но каждый первый в ней?— врач, поэтому у него никогда не было сомнений, кем он станет, когда подрастет. Держать жизнь других людей в своих руках?— огромная ответственность, которую Иод был готов принять на свои плечи.—?Ведь отбирать ее так приятно.Липкий голос щупальцами обволакивает Иод изнутри, и он, скрючившись как будто от боли, резко поворачивает голову туда, откуда услышал лениво протянутое ?о?, затерявшееся в вечерней пустоте больницы. Мигающий свет выхватывает фигуру, стоящую в конце коридора, по частям, мешая собрать целую картину сразу.Белый халат.Платок на шее небрежно стянут вниз.Хищная улыбка, прорезающая лицо насквозь.Темные глаза, в которых нет даже блика включившейся на секунду лампы.Иод боится, потому что он фигуры веет тем самым недобрым, боится до дрожи в коленках и потери голоса, поэтому не может позвать сестру и только шарит по карманам в поисках начатой облатки таблеток. Кажется, он забыл выпить одну с утра.И почему-то он чувствует необъяснимый укол разочарования оттого, что нашел-таки их.В пересохшем рту нет ни капли слюны, поэтому таблетка идет тяжело, раздирая горло. В уголках глаз собираются слезы, но Иод продолжает мучительно глотать, проталкивая лекарство внутрь. Фигура смотрит неодобрительно?— Иод не видит этого, но чувствует каждой клеткой своего тела.Ему не нравится.Когда Хлор открывает дверь и видит неестественно обрадованного ее появлением младшего брата, почему-то прячущего руки в карманах, она сразу понимает, что что-то не так. Бросает мимолетный взгляд в конец коридора, но там пусто, хотя Иод от этого движения дергается и подрывается схватить ее за руки своими ледяными пальцами.—?Пойдем домой, сестра.Он уводит Хлор по коридорам больницы, стараясь не смотреть по сторонам. В воздухе уже не пахнет штормом, а свет ровный и яркий, но Иод не может отделаться от мысли, что за ним наблюдают. Ведут взглядом темных глаз по затылку, шее, спотыкаясь об воротник рубашки, скользят вдоль позвоночника, оставляя горящий след, оглаживают ягодицы и спускаются по ногам до грязных кроссовок. Иод передергивает плечами и только сильнее стискивает ладонь сестры, которая уже не кажется опорой.Город встречает их июльской духотой приближающегося дождя и ароматом лип, засаженных вдоль дороги. Иод усаживается на заднее сиденье машины и, когда та трогается с места, прижимается лбом к стеклу, высматривая в окнах больницы силуэт.Больница абсолютно пуста.И этой ночью ему никто не желает спокойной ночи, кроме сестры, которая оставляет поцелуй на его волосах.С утра он находит на своей тумбочке упаковку таблеток с повышенной дозировкой.Наверняка, его семья знает, что происходит, но Иод не пытается у них спросить.Да, ему страшно. Да, он боится темных коридоров и открытых окон. Да, он избегает зеркал, чтобы не увидеть случайно в отражении ту самую улыбку. Но когда к нему подсаживается брат, чтобы поговорить, он делает вид, что все хорошо, что он просто подросток, у которого разыгралось воображение. Фтор смотрит внимательно, подмечая каждое нервное подергивание уголком рта и нездоровый блеск в глазах, которые смотрят куда угодно, только не на брата.Иод поджимает губы, надеясь, что брат оставит его в покое как можно скорее и уйдет.Фтор поджимает губы, потому что все оказалось еще хуже, чем он предполагал. Неизвестно, сколько еще будут помогать таблетки. Неизвестно, сколько еще Иод будет продолжать их пить.Он ненавязчиво переводит сложный разговор в колею ?ни о чем?, рассказывает по третьему кругу забавные истории из практики, треплет волосы брата и уходит из комнаты, пожелав хорошего сна. Как только плотно закрывается дверь, Иод выдыхает, сжав рубашку на груди в кулак и облизывая пересохшие от волнения губы. В комнате стоит отчетливый запах соленого моря и водорослей, удивительно, как Фтор не заметил, ведь он пропитывает все вокруг, настойчиво забирается в нос, перекрывая воздух. Иод не может дышать, он хрипит, тянется к тумбочке за таблетками, но рука останавливается в миллиметре от упаковки, когда кромку уха опаляет ледяным:—?Ты не это ищешь?Перед его глазами появляются густо-фиолетовые пальцы, зажимающие маленькую круглую таблетку. Его таблетку. Ту, которую он не выпил в обед, потому что Хлор отвлекла его на домашние дела. Кажется, он оставил ее на кухонном столе, но там было пусто, когда Иод вернулся, потому что иначе он бы вспомнил про лекарства.Пальцы пытаются засунуть таблетку ему в рот, но Иод мычит и резко отворачивается, теряя равновесие и заваливаясь назад, но чья-то рука придерживает его за плечи.—?Тише-тише, малыш, не дергайся. Ты же послушно пил эту отраву из рук своих родственников, почему тогда отказываешься пить из моих?Иод не может пошевелиться от ужаса, от ощущения колючего холода на плече даже через рубашку, от этого мерзкого запаха. Он открывает рот только потому, что ему смертельно необходим хотя бы задушенный глоток воздуха. Чужие пальцы на вкус как море, такие же соленые и лишь отдаленно тянущие чем-то живым?— Иод случайно касается их языком, когда ему в горло проталкивают таблетку, глубоко, почти касаясь стенки, и его сворачивает в рвотном спазме, но сзади успокаивающе поглаживают по спине, пока он пытается сморгнуть слезы и выровнять дыхание.—?Хороший мальчик.Иод опирается локтями о свои колени, пряча голову. Он еще чувствует ледяное присутствие лопатками, но оно теплеет, касаясь его прядей на макушке, вниз пробегая по виднеющимся из ворота рубашки позвонкам, плотно обхватывая шею, и в очередной раз ухо в шепоте цепляют уже почти человеческие губы.—?Мой хороший мальчик.В комнате шум прибоя, в голове крики чаек, и Иод думает, что если откроет окно, то в лицо ударит волна. А если он встанет на подоконник, то сможет окунуться в море, которое захлестнуло его душу, с головой.Шепот бесстыдно подначивающий, ладони заботливо подталкивающие, Иод не видит лица, но уверен, что темные глаза сочатся весельем, а улыбка растянулась до ушей.—?От этого еще никто не умирал.Под босыми ступнями Иода выкрашенное в белый дерево подоконника, а перед глазами?— закат, ослепляющий морозным воздухом. Он слышит, как море ласково зовет в свои объятия, пока сзади его едва придерживают за пояс, раскачивая из стороны в сторону, будто в танце. Вправо, затем влево, снова вправо и обратно, как маятник?— край подоконника все ближе к кончикам пальцев, огненный от солнца иней на проводах почему-то не тает, и Иод подается назад в порыве сжавшегося до размеров песчинки инстинкта, чтобы не упасть. Но упирается в крепкую грудь, и ладонь, слегка покалывающая холодом, которая лежала на его боку, теперь поглаживает напряженную линию шеи и плеч, а шепот повторяет, что бояться нечего. Морской бриз становится сильнее, и Иод может даже почувствовать кристаллы соли на обветренных губах, когда делает шаг.То, что вокруг по-декабрьски голые ветки, а не бирюзовые волны, Иод понимает уже в свободном падении, видя, как стремительно приближается промерзлая земля. И гомон большого города, прорезавшийся сквозь шум моря и крики чаек, не может заглушить доносящийся сверху хохот, полный злорадства и ядовитого торжества. Иод не может повернуть голову и посмотреть в не отражающие свет глаза?— от удара внутри него ломается каждая кость, но перед тем, как потерять от невыносимой боли сознание, он чувствует прикосновение ко лбу и едва улавливает насмешливое:—?Не делай такое страдальческое лицо, малыш. Ты все равно не умрешь.Иод обмякает в луже крови с неестественно вывернутыми ногами раньше, чем мысль о том, что прикосновение было похоже на поцелуй, успевает оформиться в его стремительно темнеющем сознании.