Часть 29. Мечты и скандалы (1/2)

Впереди длинный пустой коридор, по которому громким эхом раздаются мои шаги. Над головой мигают лампы, опять перебои в электричестве. Александр предупреждал об этом, собственно, именно по этой причине я сейчас и должен направиться в отсек электрики. Я почти приблизился к нему, но повсюду погас свет. Плохо дело, очень плохо.

Зайдя в нужный отсек, я открыл щиток и нажал на кнопку, чтобы снова подать электричество. Но ничего не произошло. Боги, мне что, снова нужно возиться с проводкой?

За спиной начали раздаваться шаги, я тут же обернулся, но в кромешной темноте не мог различить даже силуэт находящегося рядом человека.

– Кто здесь?! – прошептал я. Человек, который теперь, по всей логике, должен был находиться прямо передо мной, одним моментом оказался снова у меня за спиной и схватил за шею.

– Я говорил тебе, Фридрих, что мне нельзя доверять, – зазвучал прямо возле моего уха голос Александра. А следом невыносимая ослепляющая боль пронзила мою спину.

Я подскочил, судорожно хватая ртом воздух. Оглянулся по сторонам – рядом лежал ноутбук и дневник. Помещение освещает мерцание жёлтых гирлянд. Я что, нахожусь в каюте Александра? Где-то с другого края койки раздался полусонный стон.

– Фридрих, ты чего подскочил?

– Ничего. Пить захотелось.

Я встал с кровати и подошёл к столу, с которого взял баклажку и принялся залпом пить воду. Я даже не замечал, что в глотке настолько сильно пересохло.

– Снова кошмары? – напарник принял сидячее положение и посмотрел на меня.

Я поставил бутылку на место и вернулся обратно на койку, ничего не отвечая. Разговаривать вообще ни о чём ни с кем не хотелось.

– Что ж, если ты не хочешь мне рассказывать, я могу попробовать угадать. Как мы это уже заметили, получается это у меня довольно неплохо. Чёрт, надеюсь, когда мы вернёмся, не окажется, что Советский Союз возродился…

– Учитывая, что у власти в Германии крутится мой любимый папа, нацисты восстанут быстрее, не переживай.

Юноша усмехнулся и отвернулся, глядя куда-то в стену.

– Тебе снился я, – он снова повернулся ко мне и принялся считывать мою реакцию с лица. Я сидел настолько невозмутимо и безэмоционально, насколько способен. – Ну, в этом я точно не ошибся. И что же там происходило? Не думаю, что это было какой-то эротической фантазией, тогда бы ты проснулся довольным, а не бледным, как призрак. Что ж, в таком случае, вероятнее всего, я тебя в твоём сне убил, вонзив нож в спину. Я угадал? Я усмехнулся себе под нос и отвернулся. Этот мерзавец уже знает меня слишком хорошо. Даже не знаю, стоит ли из-за этого начинать паниковать. – Фридрих, то, что я тебе сказал сегодня… Не воспринимай это настолько буквально. Если бы я хотел твоей смерти, у меня было миллион возможностей тебя прикончить, неужели ты думаешь, что я этим не воспользовался бы? Я не желаю тебе смерти или какого-либо вреда.

– Правда? Тогда чего же ты желаешь?

Приятель вздохнул и посмотрел на потолок. Потом он снова перевёл взгляд на меня, посмотрев в глаза и о чём-то задумавшись.

– Чего я желаю?.. Я желаю выбраться из всей этой западни живым. И чтобы ты тоже живым выбрался. Купить дом где-нибудь в горах Шотландии, смотреть по вечерам на живописные пейзажи, слушать классическую музыку, например Баха или Чайковского, и медленно растягивать элитный виски. И чтобы в эти счастливые минуты рядом со мной находился человек, жизнь которого я ставлю превыше, чем свою собственную. Чтобы рядом был ты, Фридрих.

Как хотелось бы ему верить. Как хотелось бы отдаться чувствам без остатка, позабыв обо всех земных проблемах и несчастьях. Чтобы в этом мире остались только мы вдвоём. Вот только противное чувство отравляло изнутри, нашёптывая сознанию, что все эти красивые мечты являются не более, чем фальшивой картиной. Что каждое его слово может быть пропитано ложью.

– Надо же, а ты романтик, – холодно ответил я, подавляя бушующие внутри противоречивые эмоции. – Только избавь меня от этих слащавых речей, когда соберёшься наносить удар в спину.

– Боже, я не пытался тебя запугать или как-то угрожать. Не считая чьих-то смертей, больше всего на свете я боюсь тебя разочаровать. Я боюсь, что в один момент не оправдаю твои ожидания и разрушу тот святой образ, который ты возвёл у себя в мыслях вокруг меня. А этот момент рано или поздно настанет. Я не хочу, чтобы ты создавал из меня бога, потому что я им совершенно не являюсь. Я не святой и вовсе не настолько положительный персонаж, каким могу тебе казаться. Когда рушится образ идола – это тоже больно. И я всего лишь хочу тебя от этой боли избавить. Вот только может оказаться, что уже слишком поздно.

Я выдохнул, прислоняясь спиной к стене и закрывая глаза. Почему здесь всё настолько сложно и непонятно? Почему никто не может хоть что-нибудь сказать прямо? Почему вокруг столько загадок, и никто не знает, где искать ответы? Единственный человек, на которого я всем сердцем хочу и готов положиться, сам же мне постоянно говорит о том, что это делать ни в коем случае нельзя. Так где мне тогда искать поддержку? Я слишком устал от того, что всё приходится стойко выдерживать самостоятельно. Я схожу от этого с ума. – Эй, ну что ты? – он подобрался ближе ко мне и положил руки мне на плечи. – Нам осталось здесь провести всего лишь чуть больше месяца. Когда всё закончится, я обещаю, что обо всём тебе расскажу. Мы выживем, я никому не позволю причинить тебе вред, и сам это не сделаю. Даже если мне придётся отдать за это свою собственную жизнь.

Я открыл глаза и уставился на взгляд карих глаз, который на этот раз вовсе не был жёстким и испепеляющим. Теперь же он был мягким и полный какого-то сочувствия. Я всё ещё не понимаю, как две такие разные сущности способны уживаться в одном человеке, и какой из них мне верить.

– Какой же ты порой идиот, Александр. Если ты отдашь жизнь за меня, неужели ты думаешь, что я буду дальше спокойно жить? Что не буду себя винить за это до конца дней своих? Я не смогу… – Ну, раз мы не можем жить дальше друг без друга, значит, нам остаётся только одно – выбраться из этой игры живыми.

– Или умереть в один день, как в ?Ромео и Джульетте?.

– Надо же, Фридрих, а ты романтик. А ещё, жуткий пессимист, – усмехнулся юноша и наклонился ближе ко мне.

– Постой, – я оттолкнул его от себя. – Про кого ты рассказывал мне сегодня? С кем ты там улыбался, шутил и трахался?

– Ого, это ревность? – в изумлении выгнул он бровь.

– Скорее любопытство, но доказывать что-либо по этому поводу желания не имею.

Александр отодвинулся обратно на другой край койки и о чём-то задумался, снова сделавшись серьёзным.

– Нас особо ничего и не связывало-то, на самом деле, – пожал он плечами. – Я бы назвал эти отношения взаимовыгодными, но не более того. Не забивай себе этим голову, оно того не стоит, – он посмотрел на часы. – Время только четыре, ложись спать, Фридрих.

Странно это всё. Но, конечно, это дело не моё, и поэтому допрашиваться дальше я не решился, приятель и так определённо ясно дал понять, что разговоры на данное время окончены. Александр старательно делал вид, что уже снова спит. Только беспокойное прерывистое дыхание его очень сильно выдавало. Через некоторое время я тоже улёгся поудобнее и постарался заснуть.

Следующий день ничего нового в наши жизни не принёс от слова совсем. Обстановка на корабле крайне напряжённая, все разбились по своим маленьким группам, а, точнее, американцы постоянно держатся вместе, я с Александром тоже не разлучаюсь, и только Синий и Жёлтая стараются из своих кают не выходить. Никто не собирается по вечерам в шумных компаниях, и, вроде бы, такая обстановка всех всем устраивает. Они боятся, и я не могу их за это винить, ибо чувствую всё то же самое. Но из-за этого теперь общаться с людьми, с которыми и до этого не был очень близок, стало в разы сложнее. Я всё утро думал, как бы мне выловить Красного и поговорить с ним наедине. В начале дня я не мог оставить свой пост, вечером у американца дежурство, а днём он из своей каюты не выглядывал, и вместе с ним с самого утра находился Чёрный. И почему постоянные взгляды только в мою с Александром сторону? Я требую равноправия и справедливости. Спасибо, что, судя по всему, у Синего хватило ума не разбалтывать всем о том, что он видел в хранилище. Только потом, когда адреналин отступил, стало угрызать чувство стыда. Небольшое и не то чтобы прям сильно волнующее, но всё же неприятное. Демонстрировать свою личную жизнь на публику мне всегда не нравилось, и несмотря на то, что и я, и мой напарник прекрасно понимаем, что всё было не по-настоящему, Синий ведь об этом не знает. Не знаю, почему меня так волнуют чужие мысли и мнение.