I.2. Сказание о видении ада (1/1)

Когда рождался ты, сова кричала,Безвременье вещая, плакал филин,Псы выли, ураган крушил деревья,Спустился на трубу зловещий ворон,И хор сорок нестройно стрекотал.В. Шекспир, "Ричард III"Слишком долго свивалась нить…Может, срок подошел решитьНе пора ли ей стать короче?..Кто ты есть? И чего ты хочешь?Хельга Эн Кенти* * *—?Мамашри… О чем говорили мой отец с Великим Бхишмой? О каких предсказаниях? Ты ведь был при дворе, когда я родился. Ты был ребенком, но шесть лет?— достаточно, чтобы помнить.Карна с тревогой взглянул на друга. Принц рассеянно смотрел куда-то в пространство поверх чаши. По виду казалось, что Дурьодхана пьет воду или обычное молоко с медом, без всякой примеси. И это сыну Царского суты очень не нравилось. Когда человек пьет хмельное словно воду, не ощущая ни вкуса, ни опьянения?— это не к добру. И такой взгляд?— тоже.…Сому доверенный слуга царя Гандхары все-таки принес, и Карна лишь понадеялся, что он добыл ее не у нечестивцев, продающих священный напиток Индры всем желающим в обход закона и обычая. Мало ли, кто ее делал, и что в нее могли положить!—?Спятили, все трое,?— неуверенно заключил внезапно заявившийся в опочивальню Ашваттхама. Сын Наставника Дроны уже прослышал о скандале, но в чем тот заключался?— никто не знал, а знать хотели все. Начиная с принцев, продолжая воспитанниками и заканчивая служанками, пытавшимися стрясти новости с дворцовых гвардейцев. Слава Махадэву, что Духшасану с младшими принцами задержал ачарья Крипа за чтением итихас (1), иначе они тоже были бы уже тут. —?Какая сома, вы что? Ее ж только во время обрядов пьют!—?Всего один раз,?— Дурьодхана провел ладонями по лицу, отбросил назад растрепавшиеся волосы. Он сидел на постели, подобрав под себя одну ногу, и, несмотря на роскошь обстановки покоев уже почти наследного принца, напоминал аскета (2), готового исполнить суровую тапасью (3). —?Иначе я до завтра какую-нибудь глупость сделаю. Например, подпалю свои покои.Лучше б и впрямь подпалил, подумал Карна. Лучше б сыпал проклятьями, выплескивал ярость в крике и швырялся в стены и в нас чем под руку попалось. Обычно гнев старшего принца бывал яростным и бурным, как шторм в океане или гроза в горах, в этот миг его лучше было оставить в покое и не лезть под горячую руку. Всем, кроме Васушены. Почему-то только от него сын махараджа мог принять успокаивающие слова и смиряющее ярость объятие, от него и от самых младших братьев. Но гроза, как ей и положено, быстро проходила без следа, а в таком состоянии, как сейчас, совершают прайя-упавешу (4), убереги принца Махадэв от подобных замыслов!—?Из-за деда, дяди, или из-за того, что демон? —?мрачно уточнил Шакуни.—?Из-за всего. И из-за Юютсу. Разве я относился к нему иначе, чем к Духшасане, Викарне, Читрасене и Упачитре, и к остальным? Неужели он правда думает, что я веду себя так лишь для того, что все восхитились мой праведностью? Я все-таки не Юдхиштхира!…Неприятности и без того отвратительного дня не исчерпались нелепым судилищем, на которое хотелось спешно пригласить святого риши (5), сведущего в мантрах, способных вернуть рассудок безумцам. Менее всего Васушена желал, чтобы ошеломленный обвинениями и подслушанными новостями принц наткнулся на Юютсу. Надо думать, Юютсу тоже не горел желанием до отъезда в обитель Девдасы встретить оклеветанного им брата. И надо же было какой-то неведомой, но точно злой силе столкнуть их у входа в Северное крыло дворца, где помещались покои сыновей царя и вассальных раджей, воспитанников, знатных заложников и других принятых при дворе юных кшатриев!—?Юютсу, почему ты это сделал? Зачем?—?Какая тебе разница?—?Брат, я не верю, что ты сказал это… по своей воле. Махарани заставила тебя? Или дядя Видура? Как? Что они сделали? Скажи мне, не бойся…—?Меня никто не заставлял, Дурьодхана! Я сделал это по своей воле!—?Я не верю тебе. Почему?!—?Потому что я… ненавижу тебя! —?в глазах сына служанки растерянность, страх, боль и злоба. —?Я бы еще не то сказал! Если б ты только знал, как я тебя ненавижу! Да провались ты к Ямараджу со своей братской любовью, старательно делимой на всех поровну, чтобы все узнали, какой ты праведный! Боги, как я хочу однажды увидеть, как вражеское войско втопчет тебя в поле боя!Именно в тот момент Васушена ощутил, как гнев принца гаснет, не прогорев, словно огонь, залитый водой, оставляя пепел, мокрый, холодный и мерзкий. Любая ярость была бы лучше этого усталого безразличия……Ашваттхама, выслушав, озабоченно кивнул и предложил помощь, которую пришлось отвергнуть. Да, сома дарит радость, чувство полета и боевой азарт, отгоняя все печали. Но… им всем сейчас просто не до того, чтобы придумывать, как уберечь Ашваттхаму от отцовского гнева, когда отлучившийся по какому-то делу Дрона вернется и хватится кувшина. А сознательно подвести друга под наказание… Люди так не поступают.Впрочем, слуга Шакуни оказался человеком добросовестным. Ашваттхама, конечно, отыскал, к чему придраться, но в целом признал напиток вполне приличным. Хотя, конечно, изготовленный руками ачарьи Дроны был бы всяко лучше.—?Чем я его обидел, что мой брат так ненавидит меня? —?Чаша в руке принца пустела, но благого действия упорно не оказывала. Карна мысленно пожелал Юютсу родиться в следующей жизни навозной мухой. Если б не он, Дурьодхана уже перебесился бы и успокоился. Может быть.—?Происхождением,?— отозвался Шакуни. —?Юютсу старше тебя на год. Будь его матерью моя сестра?— он стал бы наследником. Но его мать служанка-вайшья. Хотя завистливая сволочь он не поэтому. А вот убиваться из-за него глупо. Знал бы ты, какие твари попадаются в царских семьях! Ты хоть на отца глянь. У тебя помимо Юютсу девять братьев, которые тебя любят, а у махараджа кто? Один-единственный брат, и тот?— Видура.—?Ваши утешения плохи, Гандхарадж,?— возразил Карна, усаживаясь рядом с другом. На расстоянии протянутой руки. —?Страдания вошедшего в жертвенный огонь ужасны, но из этого не следует, что тому, кто пролил себе на руку кипящее масло, не больно. И ему не нужен ни лекарь, ни сочувствие.—?Умные какие нынче суты пошли,?— вздохнул Шакуни. —?Ашваттхама, налей еще что ли? Ты брахман, тебе не грех поить других сомой… А этот поганый день действительно надо запить.—?Мамашри! Бхуты с Юютсу. Что произошло, когда я родился? —?Дурьодхана медленно, мелкими глотками допил горько-сладкий напиток и протянул Ашваттхаме пустую чашу. —?Почему дед считает, что я?— асура? Если ты полагаешь, что я напьюсь, забуду и отстану, ты ошибаешься.—?А коварный я надеялся, что напьешься, забудешь и отстанешь… —?нехотя сознался Шакуни. —?Даже если и асура, так что с того? Бог Сурья тоже Златорукий Асура. И светлый Митра, хранящий границы царств и дхарму царей и кшатриев. И Бхагаван Варуна, в чьих владениях лежит рай для праведных демонов. Тебе не надо думать об этом.—?Не надо? —?вскинулся Дурьодхана. —?Не надо?! Боги! Мой дядя меня ненавидит. Дед смотрит как на… нечисть. И мне не надо об этом думать? Да я всю жизнь понять не мог, почему на меня косятся все вокруг, начиная с главного министра и кончая прислугой. А я, оказывается, демон, рожденный всем на погибель! Мамашри, я прошу тебя. Ты брат моей матери и царь Гандхары, я не могу тебе приказать, но я прошу тебя. Ты помнишь?—?Хорошо, ладно,?— так же неохотно согласился Шакуни. —?Конечно помню, поди такое забудь! Гроза с ливнем и молниями, я таких за всю жизнь не видел. Казалось, небо расколется. А уж хлестало с него… И ветер жуткий… настоящий ураган. Люди из домов не высовывались, боялись, что ветром унесет. А потом еще и земля задрожала. Собаки выли как безумные.—?В этом нет ничего удивительного, митр,?— вмешался Карна. —?Все собаки боятся грозы. Такая буря должна была перепугать их до печенок. А уж если еще и землетрясение, странно было бы, если б они не выли.—?Ну, мне тогда не до собак было,?— уточнил Шакуни. —?Сестра трудно рожала, повитухи метались, служанки кудахтали, что она может умереть… Я хотел к ней, а меня не пускали. Я прятался где-то в углу за занавесками и плакал, но в суматохе про меня все забыли, даже не покормили, как сейчас помню… Потом гроза вдруг прекратилась, тучи куда-то унесло, и стало видно садящееся солнце. Все вокруг аж залило красным. Самый час заката. И тут Гандхари наконец родила. Я сразу это понял. —?Гандхарадж улыбнулся. —?Ты орал так, что Махадэв Шива на Кайласе должен был услышать. Гвардейцы у дверей еще смеялись, что у тебя будет сильный голос, и все войско услышит твои команды на поле сражения… А на следующий день какие-то мудрецы пришли во дворец и объявили, что все это дурной знак. Что в ребенке воплотился демон, который погубит династию и царство. Министр Видура открыто настаивал, чтобы махарадж утопил тебя в водах священной Ганги, но твой отец встал насмерть. Министр пробовал убедить Деда, тот долго мялся, потом сказал, что решать должен царь. И слава богам, потому что если бы Великий Бхишма взял сторону Видуры……Сегодня обвинять было бы некого, мысленно закончил Васушена. Вставшее под окнами войско ?убедило? бы даже царя. Пожалуй, Великого стоило поблагодарить.—?Интересно, сами-то эти мудрецы в какую погоду явились миру? —?не выдержал Карна. —?Будь я там, непременно бы спросил.—?Я б тоже спросил, не будь я ребенком шести лет. Я потом часто прибегал к сестре, смотрел на тебя,?— продолжал Шакуни,?— и… пытался разглядеть демона. Интересно же! Никогда демонов не видел! Сестра клала тебя на мягкий ковер, а я сидел рядом, смотрел и играл с тобой.—?Ну и как? —?вымученно усмехнулся Дурьодхана. —?Разглядел?—?Не-а! —?с улыбкой мотнул головой Шакуни. —?Если ты и был асурой, то очень милым. Сестра и махарадж Дхритараштра налюбоваться тобой не могли. Только вот… глаза у тебя и правда были какие-то нечеловеческие. Зеленые, как листья, просвеченные солнцем. Я такие только у кошек видел. Гандхари так и звала тебя?— своим котенком. Закатным котенком.А вот это было уже что-то новое! Васушена с удивлением посмотрел на Дурьодхану.—?Но у меня не зеленые глаза! —?так же удивленно возразил принц. —?Карна, скажи, разве зеленые?—?Нет,?— озадаченно отозвался Карна, вглядываясь в лицо друга. Глаза принца были золотисто-карими, куда светлее его собственных. Иной раз, для мельком брошенного взгляда, Дурьодхана и правда казался светлоглазым. Но если когда-то его глаза и были чисто зеленого цвета, это было давно. —?На свет глянь! Нет. Скорее?— как мед… Хотя… Да, с прозеленью. Немного зеленоватые… О, я знаю! Такой цвет глаз у тигров бывает! Точно! У тебя глаза как у тигра.—?Они у тебя где-то к году поменялись,?— припомнил Шакуни. —?А когда родился?— были чисто-зеленые. Красиво, но странно. Потом потемнели и стали такие, как сейчас. Оно и к лучшему. Иначе тебя и правда каждый встречный дурак принимал бы за демона. Хотя, говорят, у наших предков, когда они только пришли с севера, еще и не то бывало. У нас в царском роду Гандхара до сих пор бывают светлые глаза. Но не такие, как были у тебя, а скорее серые… Или серо-голубые.—?От кошки до тигра?— неплохо. Пусть меня когда-нибудь назовут ?тигром среди воителей?! —?Дурьодхана опять протянул чашу Ашваттхаме. Тот поколебался и налил. —?А сказка, что мама носила меня два года, словно слониха?— она-то откуда?—?Ты сам сказал?— это сказка,?— пожал плечами Шакуни. —?И, милостивая Парвати, как я надеялся, что тебе ее не рассказывали!—?Мне и не рассказывали,?— кивнул племянник. —?Я подслушал.—?Не делай так больше, мой мальчик, ты?— принц, тебе не по чину,?— подчеркнуто строго возразил Гандхарадж. —?Это Васушена у нас сын начальника царских разведчиков, вот пусть он и примеряет роль ?Царского Уха?…—?Мамашри, не пытайся морочить мне голову,?— непреклонно вернул разговор в прежнее русло Дурьодхана. —?Я тебя не о ?Царском Ухе? спросил. Откуда эти бредни? Мне бы не хотелось идти к маме и спрашивать ее. Или дядю Видуру, он-то уж точно не откажет.—?Гандхарадж! —?нарушил молчание сын Дроны. —?Мне думается, лучше эту сказку расскажете Дурьодхане вы, чем главный министр Видура. —?Ашваттхама отставил кувшин, встал и посмотрел в окно, на близящееся к горным вершинам солнце. Луч ослепительно сверкнул в прозрачном граненом камне головного украшения. Вещица была странной для парня, но сын Наставника ее, кажется, вообще никогда не снимал. Из расспросов любопытные принцы давно уже выяснили, что сверкающий даже от лунного света камень подарил супруге ачарьи Дроны какой-то его друг?— в честь рождения сына. Предупредив, что камень своенравен и может сам выбирать хозяина. Так и вышло: крепкие цепочки рвались как гнилая нитка, если на украшение посягал маленький Ашваттхама, а он посягал всякий раз, как видел его на матери. В конце концов камень так у него и остался. Причем своенравный амулет, кажется, полагал правильным, чтобы его носили именно на лбу, как женщины носят тику, и сын Дроны так его и носил, вплетая цепочку в волосы. Смотрелось временами даже жутковато?— прямо третий глаз гневного Шивы…—?Дядя Крипа должен сейчас закончить с учениками,?— сказал Ашваттхама. —?Пойду поймаю Духшасану и Викарну, и попрошу занять чем-то младших, чтоб к вам сюда никто не лез. Они уже достаточно взрослые, чтобы понять.—?Спасибо, друг,?— отозвался Дурьодхана. —?Мамашри, он прав. Чего еще я не знаю о самом себе?—?Что за день, меня не переставая поучают младшие! —?деланно возмутился Шакуни. —?Не знаешь?— вот и не знал бы дальше, крепче спал бы… Так нет же! Ладно. В первый раз Гандхари разрешилась раньше срока. Намного раньше. Это даже еще не было дитя. Кусок плоти?— и все. Но сестра очень горевала. И когда зачала вновь, отчаянно боялась потерять и тебя тоже. Может быть поэтому ты задержался в ее утробе дольше, чем положено.—?Но не на два же года?—?Нет. На месяц.—?На… сколько?! Разве так бывает? (6)?— принц оглянулся на Карну, словно ища у друга поддержки.—?Месяц ровно,?— повторил Шакуни. —?Гандхари уже боялась, что ты вовсе не родишься, эти безмозглые бабы совсем ее запугали… Когда зашла речь о… твоей жизни, ублюдок Видура приволок главную повитуху и велел ей говорить перед царем. Бхутова баба поклялась всеми Матерями Небесными, что на таком сроке младенцы рождаются зелеными и сморщенными, и тут же мрут. Ее мысли были лишь о том, как сделать, чтоб не умерла царица. А тут вдруг чудесным образом благополучные роды, и ты?— здоровый, как бык Шивы, и прекрасный, как Шри Рама. Она сказала, что если бы не знала точно, то и не подумала бы, что тебя переносили, словно… —?Шакуни осекся.—?Словно для той породы демонов, к которой я принадлежу, вызревать в материнском чреве десять месяцев так же обычно, как для людей?— девять? —?Дурьодхана сделал большой глоток из чаши, чудом не поперхнувшись. —?Десять месяцев. Кошачьи глаза. Буря, потоп и землетрясение… —?перечислил он спокойным и каким-то очень взрослым тоном, внезапно напомнившим Карне Адиратху, сообщающего махараджу об очередных происках Панчала. —?А ведь дядю Видуру и Деда можно понять. Боги, ответьте мне, кто я?! Откуда я? Чья душа во мне воплотилась?! Я демон или нет?!—?Митр, не говори глупостей! —?испугался Карна. Пожалуй, хмельного другу было уже достаточно?— в глазах принца появился какой-то нездоровый блеск, да и румянец, проступивший на скулах, тоже выглядел подозрительно. —?Мало ли что на свете бывает… А даже если и… Что с того? Гандхарадж прав. Праведный царь Бали тоже был демоном, а земля процветала под его властью!—?А под моей, не иначе, придет в упадок в запустение… Мои подданные сопьются и развратятся, ложь поставит себя выше правды, сильные станут считать, что им все можно, а богатые?— что купят рай, дав взятку Богам! И наступит Кали-юга! —?нехорошо усмехнулся Дурьодхана и жадно осушил кубок, залпом, запрокидывая голову и не обращая внимания на ручейки сомы, выплеснувшейся на его лицо и грудь. Опустевшая чаша покатилась по полу. Сын махараджа чуть покачнулся. Упасть он мог лишь на подушки, удариться ему на постели было негде, но об этом Карна подумать не успел. Руки сами подхватили, обняли бессильно обмякшее тело.—?Митр! Дурьодхана! —?в ужасе выдохнул сын Адиратхи. Потому что это не было опьянением. —?Ты слышишь меня? Друг, очнись, ответь мне!Дурьодхана не отвечал. Сознание покинуло его.* * *Больше всего это место напоминало широкий дворцовый коридор, только какой-то странный. Удивляло полное отсутствие дверей и окон. Своды уходили куда-то вверх, теряясь в светящемся тумане. Возможно, за этим туманом какие-то окна и располагались, потому что освещен коридор все-таки был, и довольно неплохо, хотя свет казался каким-то неестественным?— туман под потолком словно бы светился сам по себе. До самого конца коридора шли два ряда изящных колонн, поддерживавших невидимую кровлю. В стенных нишах стояли белые статуи.Принцу вдруг подумалось, что создавшие их скульпторы не были уроженцами Бхараты: вид у изваяний был какой-то необычный, да и одежда явно чужеземная. Если платья и покрывала женских статуй еще могли сойти за что-то привычное, то одеяния воинов являли собой нечто полностью противоположное обычаям Бхараты?— ткань драпировала торс, оставляя открытыми ноги до бедер. Не сказать, что некрасиво, но местные благочестивцы дружно попадали бы замертво при виде подобной адхармы (7)…Хотя, если подумать?— то что тут, собственно, такого? Этак можно обозвать непристойными мурти Шивы, облаченного в тигровую шкуру. Ведь одежда этих чужеземных кшатриев прикрывает их точно так же, как тигровая шкура?— Махадэва. Дурьодхана смутно припомнил рассказы учителей?— кажется, наставник Крипа как-то упоминал, что подобным образом одеваются яваны (8), живущие далеко к западу. Однажды оттуда приходил странник. Его с почетом приняли во дворце. Он играл на диковинного вида вИне, которую называл кифарой (9), и пел царю и принцам итихасы о великой войне, не так давно завершившейся в тех дальних землях (10). У гостя были почти белые волосы и серые глаза, но одет он был так, как принято в Бхарате…Принц вновь огляделся, обратив внимание на пространство между выемками для статуй… Оно было сплошь расписано фресками! Каждая из них, обрамленная сложным орнаментом, помещалась как раз между парой изваяний. На торце за спиной, где логично было бы предположить вход, красовалось вместо него изумительное изображение то ли военного совета, то ли… Да, в шатре, перед советом военачальников, ожесточенно спорили два воина. Фреска была словно живая, казалось, можно шагнуть?— и оказаться там. И это хотелось сделать. Потому что воинами были Ашваттхама и Карна. Взрослые. В доспехах и регалиях. Готовые вцепиться друг другу в горло. Лица были искажены яростью так, что Дурьодхана признал Ашваттхаму лишь по сверкающей звезде во лбу, а Карну?— по такой же привычной тилаке (11), ?восходящему солнцу? почитателя Сурьи. Никогда не хотелось бы увидеть друзей такими! Но что тут изображено? Картина казалась незаконченной, словно между спорщиками должен был стоять еще кто-то… Кто-то, не дающий им сцепиться… Непонятно, как и вся эта странная галерея, освещенная серебристым туманом под потолком. Ладно. Посмотрим, что тут есть еще.Но как он вообще сюда попал? Смутно припоминалось, что они с Карной, Шакуни и Ашваттхамой сидели и пили сому, пытаясь отвлечься от чего-то неприятного. Значит, это все пьяный сон, и надо просто дождаться пробуждения? Для сна галерея выглядела слишком реально. А еще тревожила невозможность проснуться. Дурьодхана остановился, зажмурившись и сжав ладонями виски. Индра Громодержец, он ни у одного соперника на тренировке не вырывал победу так, как сейчас у отказывающейся служить памяти.Кажется, сначала был огромный город, мелькнувший на одно мгновенье, странный, необычный, но успевший привести в изумление, ибо воздвигнуть подобное могут только Боги! Он казался отражением в гладком озере, а потом подул ветер, нарисовав на поверхности арку из расходящихся кругов, и принц бестрепетно шагнул в нее, не думая об опасности, увлекаемый неодолимым желанием найти ответ! Голова закружилась, окружающий мир расплылся, словно в воде, и исчез… Но, Махадэв Шива, что же он хотел узнать?!* * *—?Такой жар бывает у раненых, если в кровь попадет зараза… Но он же не ранен! Отчего это? —?Карна осторожно обтер лицо Дурьодханы мягкой тканью, смоченной в холодной воде. Тот, кажется, даже не почувствовал прикосновения, все так же пребывая то ли в беспамятстве, то ли в тяжелом болезненном сне, от которого друг не умел его пробудить.—?Душу тоже можно ранить так, что она пожелает покинуть тело, вспомни богиню Сати,?— возразил Ашваттхама. —?Грудь и руки ему оботри… Эй, там, принесите еще воды, эта уже почти теплая!—?Но он же не богиня Сати! —?возмутился Карна, исполняя сказанное. Кожа принца была горячей, пугающе горячей, словно вместо крови под ней лился кипяток.…Почтенный господин Санджив, Царский лекарь, осматривал царского сына очень долго, сжимал запястье, вслушиваясь в биение крови, слушал дыхание и стук сердца, допытывался у них с Ашваттхамой и Шакуни, не тренировался ли Дурьодхана на открытом солнце, не пытался ли совершить тапасью, подвергнув себя истязанию пятью огнями?— странная лихорадка, постигшая сына махараджа, поначалу казалась сходной с болезнью, возникающей от перегрева. Явившийся следом господин Анкур, носивший титул ?Устраняющего яды?, также не обнаружил ничего по своей части. В конце концов оба лекаря развели руками и предположили, что Дурьодхану сглазили, а это уже по части святых брахманов.Как на грех, ачарья Дрона уехал и должен был вернуться только завтра. Позвали наставника Крипу. Тот помедитировал над бесчувственным воспитанником и задал совсем уж сбивающий с ног вопрос: не пытались ли некие четверо полоумных олухов совершить обряд из тех, что творят шаманы лесных племен, желая общаться с духами. Понял по изумленным лицам, что?— нет, и ушел в храм, посоветовав молиться Махадэву. Ибо душа принца не порвала связь с плотью, но вот где она?— знает разве что Шива. Единственное же, что смог посоветовать лекарь Санджив относительно страдающего от горячки тела?— по возможности унять жар холодной водой.Драгоценные покрывала были безнадежно испорчены, ну да и бхуты с ними. Служанки, надо думать, управились бы лучше, но глупые девицы так горевали, вслух жалея принца, вознамерившегося взойти на Небеса столь юным и прекрасным, и даже не познавшим женской любви! Васушена не выдержал и выставил их вон. Болтовня служанок оскорбляла скромность друга (12), а терпеть их жалостливые стоны совсем уж не было сил. Нет уж, Карна и Ашваттхама все сделают сами, а для рыданий с лихвой хватало Юютсу. Младших принцев не пустили к брату, но Юютсу прорвался и умолил не выгонять. Карне в голову не приходило, что однажды кто-то будет простираться перед ним, прижимаясь лицом к его стопам, словно перед святым гуру.—?Да, я виноват… Но я же не хотел! —?всхлипывал сын вайшьи. —?Ну сказал я Бхиме про этот отравленный кхир! Я же не думал… Карна, это была шутка. Просто… проверить, существует ли что-то, чего этот проглот жрать не станет. А ему, оказывается, хоть яд дай…—?Шутка?! —?в первый миг Карна не поверил ушам. —?Очень смешно! Юютсу, ты в своем уме? Шутка! …Пусти мои ноги, тварь зловредная, кто я тебе, Господь Сурья?! Шутка! Ухохотались всем дворцом! Дурьодхану чуть в изгнание не отправили! Шутка! Проверить он решил! Ты песчаник для статуй подсунь Волчебрюху в следующий раз, авось не угрызет…—?Ну откуда же мне было знать, что он не только рис слопает, а еще и хвастаться пойдет. Мол, какой он могучий, аж яды его не берут. А махарани Кунти услышит… А она сразу побежала жаловаться главному министру… А он и обрадовался…—?Так… почему же ты прямо в зале не сказал, что просто по-дурацки пошутил?! —?яростно выдохнул Карна. --…Не прикасайся ко мне, слабоумный, прибью к бхутам!.. Почему ты позволил обвинять Дурьодхану асуры знают в чем?!—?Я побоялся. Министр Видура приказал мне… Он сказал, что если я не скажу махараджу все, как он велит, мне отрежут язык за клевету на принца, а потом изгонят в лес вместе с мамой…—?А то, что ты ему потом сказал?— это тебе тоже Видура велел?—?Нет… Я не знаю, какой меня демон попутал… —?Юютсу оставил в покое ноги Карны, подполз к постели, уткнулся лицом в покрывало. —?Дурьодхана, брат, прости меня. Я не желал такого… Йодхин (13), я не хотел, я же люблю тебя, брат! Боец, не покидай нас!—?Юютсу, хватит выть! Не покинет! —?жестко возразил Ашваттхама, сбрасывая на пол скомканную мокрую простыню. —?Лучше помоги ложе перестелить. Дурьодхана действительно боец, его трудно победить. Даже Ямарадж не победит его! И уж тем более его не сможет убить твой злой язык!—?Злой язык? Я сам себе его отрезать готов за свои дурные слова! —?Сын служанки схватил безвольную, горячую руку брата, покрывая поцелуями раскрытую ладонь.Карна вскинулся было прикрикнуть, чтоб отпустил и не прикасался… и не сделал этого. При воспоминании об отвратительной сцене в Северном крыле Юютсу хотелось пришибить ко всем пишачам, но дурень, по глупости увязший в подлостях взрослых интриганов, плакал так искренне, что его против воли становилось жалко. Почему люди говорят и делают гадости, сами не ведая зачем? Зависть? Да чему вообще позавидовал этот недоумок?…Они сидят над лотосным прудом, время от времени кидая камешки, возмущающие гладкую поверхность. На что-то еще нет ни сил, ни желания?— тренировка оказалась тяжелой, словно ачарья Дрона задался нынче целью выжать из учеников все соки.—?Устал, митр? —?с улыбкой спрашивает Васушена. —?Ты можешь лечь и положить голову мне на колени. Поспишь, а я буду оберегать твой сон.—?А я могу… попросить тебя? —?еще камешек в воду, розовый лотос качается на гладкой поверхности, отражаясь в ней, как в зеркале.—?Ты же знаешь, я для тебя все сделаю.—?О Боги, Карна! —?Дурьодхана поворачивает голову, его голос полон почти мольбы. —?Я знаю, так нельзя, это слабость. Но… У меня десять братьев. Я им всем старший брат и будущий царь. А еще во дворце шестьдесят семь принцев и сыновей достойных кшатриев, которых поддерживает мой отец. Они зовут себя Дайртараштрами (14). И им я тоже старший брат, даже тем, которые на самом деле старше меня, и… тоже почти царь… Карна, умоляю… Хоть один сегодняшний день побудь моим старшим братом!Васушена смотрит на него, оторопев от такого беспредельного доверия. Что тут можно сказать?—?Конечно… братик,?— и обнять его, прижимая к себе, как обнимал бы своего младшего брата Шатрунджаю (15).На лице принца счастливая детская улыбка. Сыну махараджа тринадцать лет… Васушене?— почти четырнадцать.?— Карна, скажи ему! —?выдавил Юютсу, захлебываясь рыданиями. Толку от него не предвиделось, разве что оплеух надавать, чтоб опомнился. —?Скажи ему, что я не хотел! Он услышит тебя. Дурьодхана всегда слышал тебя!Если бы, подумал Карна.Тогда, у лотосового пруда, друг все-таки заснул, положив голову на колени ?старшего брата?, так умилительно-безмятежно! Сейчас… Сын Царского суты возложил бы на себя любую аскезу, попросив у Богов в награду лишь возможность разбудить его!—?Дурьодхана! —?прошептал Карна, склоняясь над принцем и гладя влажные, спутанные волосы. —?Йодхин! Боец мой… Я, твой старший брат, велю тебе вернуться! Ты должен слушать старшего брата. Вернись к нам, Боец!* * *Принц не смог бы и под угрозой смертной казни сказать, сколько часов, дней, лет или юг миновало с момента, как он оказался в этом проклятом богами месте, однако успел прийти к выводу, что оно точно принадлежит одному из адских миров. Искусство неведомых живописцев превосходило всякое воображение, мерзостность их ума и душ?— тоже. Как определил Дурьодхана, по правую руку стены были расписаны сценами из жизни Бхараты, по левую?— повествовали о каких-то иных неведомых народах, причем разных. По одежде он на некоторых фресках отличил яванов. Кто были другие?— оставалось неведомо (16). Сражения, дележ добычи, убийства, пожары и погромы чередовались со сценами плотской любви, наводившими на мысль о мудрости Деда, давшего в юности обет целомудрия.Но хуже всего было узнавать на фресках знакомые лица. Эти картины не просто возмущали и причиняли боль, они выворачивали душу наизнанку. А уж мысль, что вся эта дрянь может оказаться пророчествами, и вовсе вызывала желание вцепиться в волосы и завыть раненым зверем. Но… Если это пророчество, сбыться оно не должно. А для этого нужно отсюда выбраться. Его ждут. Он должен, он обязан вернуться! Если только здесь и впрямь не ад, откуда может выпустить только Яма по искуплении грехов. Но благой Махадэв, что надо было совершить в прошлой жизни, чтобы обрести такое вот…Дурьодхана тряхнул головой?— нет, надо надеяться, что это все-таки не посмертие,?— и поднял взгляд на очередную картину. На поле боя громоздилась гора обезображенных трупов, в черты которых он ради своего душевного спокойствия предпочел не вглядываться. На вершине этой горы синекожий демон в высокой золотой короне (и только в ней) творил неслыханную адхарму с изрядно повзрослевшим братом Арджуной. Судя по лицу Арджуны, адхарма приводила его в восторг, а о демоне и говорить нечего. Но выглядело ужасно.Вообще художники, расписывавшие правую сторону, братца явно за что-то ненавидели. Он представал очень часто, и все сцены, как на подбор, были гнусны. Особенно ударили по сердцу две: на одной двоюродный брат стрелял в Деда, прикрывшись женщиной в воинских доспехах, а на другой?— в безоружного кшатрия, пытающегося высвободить застрявшее колесо своей колесницы. Дурьодхана аж задохнулся на миг?— расстрелянный воин был очень похож на Карну…Временами казалось, что сюжеты на разных сторонах словно бы отражают друг друга. На фреске справа пылала взятая врагами крепость, а на переднем плане Арджуна убивал женщину на пороге горящего дома. А напротив? Так и есть. На картине слева юноша?— на вид возраста Гандхараджа?— вонзал нож в сердце светловолосой дэви (17)… еще и беременной. Дурьодхана поборол желание обернулся и вновь вглядеться в жертву Арджуны, вдруг она тоже… Нет, лучше и не думать. Ведь не может же вся эта мерзость быть правдой! Конечно, Арджуна?— тот еще самовлюбленный дуралей, но быть изображенным вот так он точно не заслуживал! Впрочем, главный виновник происходящего был очевиден: гнусно усмехающийся синий подстрекатель присутствовал почти на всех фресках. На некоторых он даже сидел сутой на колеснице брата.Хотя те, где не присутствовал, бывали зачастую не лучше. Хотя бы та, где были лесная поляна и костер, и наставник Дрона с каким-то жутким взглядом, устремленным на темнокожего парня, заносящего нож над собственной рукой… И опять Арджуна?— за плечом учителя. С таким диким выражением радостного ракшаса-людоеда на лице, что Синий был бы уже излишен.Дурьодхана поспешил перевести взгляд дальше и тут же пожалел об этом. В зале, лишь обстановкой напоминавшей сабху царского дворца Хастинапура, мужчина, в котором принц с большим трудом признал состаренного годами и излишествами брата Духшасану, пытался размотать сари какой-то толстой и на диво некрасивой девицы. Девица упиралась и, судя по разинутому рту, орала на всю сабху. А может, изрыгала проклятия. Дело Духшасаны выглядело откровенно проигранным. Толпа кшатриев, видом больше смахивавших на ораву пьяных дикарей-дасью, с жадностью взирала на эту позорную сцену. В двух фигурах Дурьодхана удивленно признал себя и Карну?— едва прикрытые остатками сброшенной одежды, они следили за разматывающимся сари с видом мародеров, дожидающихся своей очереди. Над всем этим нависала синяя физиономия все того же несносного демона. Судя по выражению физиономии, зрелище приводило Синего в не меньший экстаз, чем адхарма?— братца Арджуну. Сын Дхритараштры издал злой обессиленный стон и отвернулся.* * *— Что там, Четана?— Новостей никаких, Владыка,?— поклонился Четана, возничий и давний слуга сенапати Бхишмы.— А что делает Крипачарья?— Достойнейший Крипа совершает жертвоприношение, Владыка.—?И какой толк от его жертвоприношений?—?Прошу прощения… никакого, мой господин.—?Что он говорит о причине случившегося?—?Он в недоумении, господин.Деваврата медленно кивнул.Никаких новостей. Никакого толку. И даже причина несчастья непонятна до сих пор. К прочим брахманам, кормившимся из царских рук, можно было даже и не обращаться?— где им, если сам многоученый, обильный духовными подвигами Крипа в недоумении. И даже Боги молчат.Как доложил Четана, пару часов назад покои принца посетила царственная чета, но махарани быстро увели на женскую половину, не позволив ей даже прикоснуться к сыну. Господин Санджив опасался, что если не зараза или проклятье, то горе матери может погубить дитя, носимое царицей во чреве. Повитухи сходились на том, что на этот раз должна родиться дочь. Гандхари радовалась этому,?— после десяти-то сыновей! —?и не только она. Как-то, выйдя вечером в сад, Владыка застал ?Дайртараштров? за беседой. Повитухи как раз сообщили, что беременность царицы протекает как нельзя лучше, и Дурьодхана с удовольствием предвкушал, как одиннадцать… нет, семьдесят восемь?— кажется, он и Карну записал в это число,?— братьев будут оберегать и лелеять маленькую принцессу! В его улыбке была вся нежность мира. Бхишме пришлось жестко одернуть себя, напомнив, что это ничего не значит, ведь и царь демонов Равана любил свою сестру Шурпанакху…За окном стемнело, но ничего не изменилось, разве что во дворец возвратился Гандхарадж Шакуни, утащенный Адиратхой выяснять благонадежность достойного брахмана, приготовившего злосчастную сому. Брахман оказался действительно достойным, а сома?— не вреднее, чем она обычно бывает. Перепуганный визитом Царского суты до полусмерти, праведный муж явно не врал, когда клялся, что даже не ведал, кому предназначается напиток. К тому же больше никому из пивших плохо не стало, а чаши принес Карна с дворцовой кухни, и никто до последнего мига не знал, кому какая достанется. Не Шакуни же, в самом деле, отравил собственного племянника?Нет, если яд и был, то в не в чаше. Слово тоже может быть отравлено, как клинок убийцы, не соблюдающего дхармы воина. Владыка вдруг подумал, что Дхритараштра вовеки не простит ему сказанного сегодня в сабхе. И будет прав. Потому что если вдруг… то он, Деваврата Бхишма, себе их тоже не простит ни в этой жизни, ни в следующей. Старый военачальник встал и решительно направился в Северное крыло.Перед опочивальней прямо на полу устроились человек пятнадцать ?Дайртараштров?, а у самой двери, словно караульный, сидел заплаканный Духшасана.— Что вы тут делаете? — спросил сенапати внука, хотя было, в общем-то, ясно. Странно что все не сбежались. Видимо, оценили вместимость коридора и прислали выборных.— Они меня не пустили, дедушка! — по-детски пожаловался второй принц. — Карна, Ашваттхама и Гандхарадж. Лекарь Санджив сказал… — Мальчик всхлипнул.?…что надо поберечь следующего принца-наследника от возможной заразы или порчи?, — мысленно заключил Бхишма и толкнул дверь.Лунный свет и несколько ламп скудно освещали опочивальню. Васушена сидел у изголовья, неотрывно глядя на друга. На Бхишму он взглянул так, словно собрался прикрывать принца собой. Ашваттхама замер в позе лотоса под окном, держа в руках небольшой шивалингам. Шакуни рядом с лекарем Сандживом… Три взгляда, как три стрелы. Два недоумевающих, третий — ненавидящий. Не мальчишеская злость — тяжелая ненависть мужчины. Что же, Щит Хастинапура, тебе не привыкать наживать врагов. Царь Гандхары — не самый опасный среди них. Есть вещи похуже его гнева.Дхритараштра был прав, обреченно подумал Бхишма. Пророчества, знамения… Надо было плевать на них и жить. А один старый дурак вместо этого годами искал демона в собственном внуке. Может ли демон умереть, не исполнив то, для чего был воплощен? Не быть убитым или принесенным в жертву во избежание грядущих несчастий, а… вот так? Едва перешагнув безгрешный возраст, не совершив в своей жизни ничего дурного — не принимать же в самом деле всерьез бредни Кунти про калакут!— Нельзя ли полюбопытствовать, что вам тут угодно, Владыка? — нарушил тишину Шакуни. В его голосе звучало ледяное, до оскорбительности вежливое удивление.— Он мой внук, — тяжело уронил Деваврата, присаживаясь на постель. Дурьодхана казался спящим, но, судя по осунувшемуся, устало-измученному лицу, видения этого странного сна терзали его душу, словно картины ада.— В самом деле? — приподнял бровь гандхарец. — А я думал — он ваш враг, которого вы замыслили убить. Не сейчас, конечно. Лет через десять. Как подрастет. Чтоб не так позорно смотрелось. А впрочем… — в голосе царя Гандхары мелькнула злая насмешка. — Не кичитесь неуязвимостью, Владыка, сладить можно и с бессмертным. Сообразить только — как…Тон не оставлял сомнений в том, что как только Шакуни Саубала сообразит — как, Хастинапуру понадобится новый военачальник. Право, ярость младшего брата царицы наделила его немыслимой наглостью! Бхишма уже открыл рот для гневного ответа, но сказать ничего не успел.— Гандхарадж! Не надо, не сейчас! — с отчаяньем в голосе перебил Карна. — Дурьодхана! Митр… Боец, очнись! Господин Санджив, взгляните скорее! Ему лучше или хуже?* * *…В конце коридора обнаружился поворот, выводивший в небольшой квадратный зал с пустым круглым бассейном посередине, а Дурьодхана понял, что почти выдохся. Напротив бассейна прямо-таки напрашивалась дверь, но ее опять не было. Хотя с другой стороны зала виднелась арка. Галерея, будь она неладна, продолжалась. Побуждение присесть на высокий бортик бассейна и отдохнуть сын махараджа предпочел отвергнуть, побоявшись не встать и просидеть тут до пришествия Калки (18). Если, конечно, Калки даст себе труд сюда заглянуть… Двери в зале не было точно, оставалось обыскать вторую часть галереи, уповая, что выход обнаружится там.Второй коридор ничем не отличался от первого. Опять справа была Бхарата, слева?— неведомые земли, причем что на одно, что на другое глаза бы не глядели. Дурьодхана поймал себя на том, что чаще рассматривает левую сторону?— смотреть на изуродованную Бхарату уже не хватало сил. Слева тоже были картины и погромов, и разврата, и сражений, странных и очень жестоких. Воины, облаченные в единообразные одежды, скрывавшие все тело и позволявшие безошибочно различить враждующие стороны, пронзали противника невиданными тонкими мечами и обращали против него божественное оружие, исходящее огнем и дымом и рвавшее врага на куски. Несмотря на это, левая сторона обладала несомненным преимуществом?— тут не было Синего, от одного вида которого принца уже начинало трясти, а прочих участников событий он хотя бы не знал.А еще на здешних фресках, если только действие не происходило в помещении, присутствовала одна очень странная деталь. Лошадь. Неимоверной красоты вороной конь, рядом с которым Уччайхшравас Бхагавана Индры показался бы невзрачным. Оседланный на чужеземный манер, но без всадника. Помещенный всегда на переднем плане, казалось, он идет вслед за принцем мимо битв и горящих городов… Это было бредом, но взгляд, брошенный на соседние картины, заставлял убеждаться, что там коня нет. Однако, стоило подойти вплотную?— и вот он. Словно ждет…Подумав, принц решительно направился к очередной фреске. На ней, вопреки обыкновению, никаких ужасов не было: просто ночной морской берег. До самого горизонта простирались темно-зеленые волны, играющие бликами под светом большой круглой луны. Была видна часть берега со склоненными деревьями. И башня, словно вырастающая из моря. Яркая зеленая звезда над нею. И конь. Величественно и красиво, отдохновение для взора и души.Дурьодхана шагнул ближе и, повинуясь порыву, дотронулся до изображения. Это было совершенно немыслимо, но пальцы вдруг ощутили прохладную шелковистую шерсть. Принц отдернул руку. Что это? Долгожданный выход? Или… Наоборот? Сын Дхритараштры вновь протянул руку и погладил рисунок, всей ладонью уже ощущая гладкую шкуру живого коня. Конь переступил, изогнул шею. В большом лиловом глазу отразилась зеленая звезда.Соленый морской ветер ударил в лицо. Рука хватается за гриву, привычный прыжок. Чужеземное седло оказалось на диво удобным…* * *_______________________________________________________________________________________________Примечания:1) Итиха?сы (Itihāsa от iti + ha + āsa, в буквальном переводе ?так именно было?)?— древнеиндийские исторические сказания, являются базовыми священными текстами индуизма, относящимися к категории смрити.2)…напоминал аскета?— поза Дурьодханы напоминает лилитасану, в которой постоянно изображают Шиву. Отсюда ассоциация с аскетом.3) Тапасья?— аскеза, самоограничение с целью снискания духовного очищения и обретения религиозных заслуг, в зависимости от строгости?— вплоть до жестокого самоистязания4) Прайя-упавеша?— вариант аскезы, медитация без пищи и воды до истощения и смерти. Считалась социально и религиозно приемлемым видом самоубийства для брахманов и кшатриев5) Риши?— мудрец высшего ранга, получивший свои знания от самих богов6) Бывает, хотя и редко. Пролонгированная беременность (в отличие от переношенной, о которой говорит упоминаемая Шакуни далее повитуха) является вариантом нормы и завершается рождением здорового ребенка без признаков переношенности. Известный нынешней науке рекорд?— шесть лишних недель.7) Адхарма?— неправедность, грех, безнравственность8) Яваны?— здесь: ахейцы.9) Для древнего индуса любой струнный инструмент?— вина. Но кифара слишком отличается видом от привычных вин?— лютнеобразных или имеющих резонаторы. На индийский взгляд она действительно выглядит диковинно.10) Троянскую войну относят примерно к XII–XIII вв до н. э. События МБХ с исторической (а не традиционной) точки зрения?— к XI–XII вв до н. э.11) Ти?лака или ти?лак (санскр. ????, tilaka)?— священный знак, который последователи индуизма наносят глиной, пеплом, сандаловой пастой или другим веществом на лоб и другие части тела.12) А каким может быть человек, которого даже вражеская (!) агитка (!), сочиненная с целью самооправдания (!), рисует нам целомудренно-скромным, не считающим допустимым предстать обнаженным даже перед собственной матерью? И как эти качества соотносятся с пресловутым скандалом в сабхе? Либо в стане Кауравов раздвоение личности носило характер эпидемии, передаваясь воздушно-капельным путем, либо кто-то тут сильно путается в показаниях :)13) Yodhin?— боец (санскр.). Мой поклон Олди.14) т. е. ?сыновьями Дхритараштры?. Их количество описывается санскритским словом ?шата?, имеющим значение как ?сто?, так и ?много??— подобно русской ?тьме? (и 10000, и ?тьма великая??— миллион, и просто ?множество?). Яванская традиция называет точное число Дайртараштов как 78. В ?Удъогапарве? Кришна в разговоре с Юдхишитхирой приводит фразу Дхритараштры, якобы упомянувшего о любви к Панду кшатриев ?чьих сыновей и внуков он поддерживал?. Кого там ?поддерживал? Панду, с начала эпопеи сидючи в лесу?— оставим на совести Кришны (если можно оставить нечто на чем-то начисто отсутствующем), а вот идея, похоже, была действительно воплощена. Таким образом, в моей интерпретации в число Дайртараштров входят 11 сыновей царя, дети вассальных раджей, знатные заложники, а также дети и внуки особо отличившихся ветеранов войн.15) Шатрунджая?— инфа из сети, за достоверность которой не ручаюсь, что вроде бы полностью имя брата Карны Шона звучало так. Все возможно, потому что так же звали одного из сыновей Карны?— мог назвать в честь брата.16) Дурьодхана опознает на фресках гальтарцев, ошибочно принимая их за ахейцев, но соотнести рыцарскую эпоху Франциска или мушкетерские времена Рокэ ему не с чем. Нет в его представлениях о мире ничего похожего.17) Дэви?— уважительное обращение или обозначение женщины, аналогично английскому ?леди?. Ну, или кэртианскому ?эрэа?.18) Калкин (Калки)?— воплощение Вишну, являющееся в конце Кали-юги для уничтожения погрязшего в грехах мира.