Стена пламени (1/1)

В нашем же собственном главном зале до меня торжественно довели решение истолкователей закона: я должна буду участвовать в пяти церемониях, в свой день для каждого из братьев. Каждому из них предстояло провести со мной ночь, и бескровные уста белобородого старца Вьясы прошелестели обещание, что волей богов я снова и снова буду становиться нетронутой девушкой для очередного мужа. О, вероятно, эта подробность понравится и разнесётся больше всего, вытеснив все остальные. А затем мне по году предстояло служить женой каждому из пяти Пандавов, от старшего к младшему, а после самого младшего будет снова наступать очередь самого старшего.Я вспомнила рассказы о том, как царевна Амба живой вошла в пламя, не вынеся бесчестья.Юдхиштхира, который, оказывается, внимательно следил за моим лицом, с достоинством прошёл на середину и после всех положенных старшим знаков почтения взял слово.— Эта девушка не знает никого из нас… — начал он.Одного из вас я знаю, в сердце своём кричала я, и это Арджуна! Мои губы даже разомкнулись, но совершенно беззвучно. Арджуна отрёкся от меня.— …И не будет блага в том, чтобы принуждать её узнать близко всех сразу. Поэтому ночь после того, как наш брак вступит в силу…Костёр Амбы, казалось, уже пылал вокруг меня, и почти осязаемая стена пламени ширилась между мной и толпой неумолимых мужчин и женщин. Каждая из этих женщин счастливо пребывала или побывала замужем, и каждая только за одним мужчиной. Такая обыкновенная малость, доля и участь каждой женщины, но мне в ней почему-то было отказано. Я устремила мысль к практическим вопросам: как ускользнуть из-под надзора, и достаточно ли сухой была погода в последние дни, ведь отсыревшие ветки и сучья больше чадят, чем горят.— …эту ночь мы с дочерью царя Друпады проведём здесь, в зале собраний, за благочестивой беседой, которая сблизит нас и познакомит с нравом и предпочтениями друг друга, — завершил Юдхиштхира.— Я сделаю то же! — вскочив, рявкнул Бхимасена с такой горячностью, словно боялся передумать. — Не слишком разбираюсь в этих высоких материях, но мой брат всегда знает, как лучше поступить, и я последую его примеру!Колдовски обаятельный Накула, напротив, выждал после того, как встал, чтобы покрасоваться и собрать дань улыбок от старших женщин.— Мой брат, как всегда, сама мудрость и чуткость. Я и моя прекрасная невеста тоже проведём ночь за разговорами и рассказами об удивительном, здесь, в кругу родных и друзей.— Так же поступлю и я, — со вздохом сожаления, словно послушный малыш, у которого перед сном забирают из рук игрушку, сказал последний, Сахадэва.Последний обычно, но не сегодня. Арджуна медленно, с запозданием повернул голову на голос старшего брата, который к той минуте уже давно замолк. Казалось, их третий сам наложил на себя незримые путы, мешавшие ему двигаться так, как он двигался обычно — вольно, текуче, тигриным струением и махом, фехтовальными полувольтами. Глаза его смерклись до черноты, щёки запали за эти несколько дней, черты заострились. Мой отец приготовил целую залу подарков для всех Пандавов, Арджуна, как и все остальные братья, был переодет в царские одежды и носил украшения, его шею охватывал обруч с вправленным в него драгоценным камнем, белые космы, расчёсанные и умащённые, были откинуты на спину и касались лопаток, но они открывали лицо на десять лет старше и серее, чем в радостный день сватовства.— Так же поступлю и я, — не протестуя даже голосом, в точности как и обещал мне, безразлично повторил за Сахадэвой Арджуна.Сперва я осознала только одно: прощайте надежды остаться с ним наедине.Потом я поняла, что в ближайшие пять дней меня не втопчут в грязь и не растерзают заживо, я не буду переходить из рук в руки еженощно, и мне предстоит год прожить с одним мужем. С тем самым, кто сперва придумал эту пытку, а потом явил милосердие и понимание. У меня вырвался рыдающий смешок.Пять ночей, следовавших за пятью днями церемоний, мы участвовали в благочестивых беседах в зале собраний, куда набивалось больше народу, чем днём. Посмотреть на воскресших из мёртвых Пандавов и их, невиданное дело, поделённую на всех жену хотелось многим, и в зал охотно впускали всех, кто занимал достаточное положение в обществе. Чем больше уважаемых лиц свидетельствовало своё присутствие на этой странной церемонии, тем более узаконен становился мой скандальный пятерной брак.Предсказание Вьясы сбылось самым насмешливым и прозаическим образом: я и вправду доставалась каждому мужу нетронутой девушкой. Для меня на возвышении вместо обычного кресла поставили символическое ложе, на котором я символически сидела в окружении всей любопытствующей толпы, каждую ночь рядом со следующим братом. Я чувствовала себя одним из огней, пылавших и чадивших в стенниках, напротив медных пластин, — сотворённой из чистого жара и гнева и такой же безгласной. Кришна Вьяса Двайпаяна и Кришна Васудэва поочерёдно давали мне назидания, как мне следует обходиться сразу с пятью супругами, рассказывали одну притчу за другой, одну историю внутри другой, извлекая их из бесконечного запаса в памяти, и занимали собравшихся игрой в вопросы и ответы, в которой чаще всего им отзывался заоблачный голос Юдхиштхиры. От меня не требовалось ничего сверх присутствия, а когда требовалось, я произносила несколько кротких уместных слов. Я больше не поднимала глаз, ища встречи взглядов с Арджуной, даже в ту ночь, когда он сидел рядом со мной.На шестой день меня оставили наконец в покое и дали выспаться сном затравленного, загнанного в последнее убежище зверька. Вечером того дня меня окурили, омыли, умастили, нарядили в положенный новобрачной багряный лён, накрасили лицо и тело, нанесли хняные и алые узоры на ладони и стопы, увешали неподъёмным грузом драгоценностей, в стотысячный раз наставили и благословили, после чего повели в гостевые комнаты Юдхиштхиры.Я озиралась, ища Арджуну в каждой тени. Я ждала, что застану его у брата, где он оспаривал бы принятое решение как непринятое. Я до последнего надеялась увидеть его вместо Юдхиштхиры — вдруг старший из них достаточно мудр и чуток, раз уж о нём ходит такая слава, чтобы уступить свою ночь и свой год тому, кто любит меня и кого люблю я? Но с непривычно широкого ложа, украшенного балдахином и пологом, окружённого курильницами и разлапистыми многоярусными подставками для светилен, навстречу мне встал не Арджуна. Другой. Вместо чуть позлащённой белизны, вместо серебряного пламени и синевы я увидела чужие глаза, серые, холодноватые, и ровно лёгшие волосы, которые днём отливали бронзой, а сейчас нет.