С какой-то другой девушкой (1/1)

Тем временем опустевшую площадку для состязания пересёк молодой брахмана, из тех, что путешествуют по обету и живут подаянием — в Двапара-югу каждый мог отправиться в такое странствие, надеясь на щедрость лесов и людей. Волосы этого ученика-брахмачари слиплись от золы и белой глины, мазки золы покрывали и лицо, и обнажённые руки, хотя больше ничего в его облике не говорило о суровой аскезе. Он был так молод, что его черты ещё сохранили детскую нежность, но уже приобрели мужественность — словно горные скалы, резко озарённые утренним солнцем, по которым ещё вьются и медлят развеяться ленты ночного тумана. Тонко-безупречные, точно павлиньим пером выведенные, эти черты тем разительней сияли в обрамлении серых косм, частично поднятых над шеей и увязанных в узел, а исполненный совершенства профиль рисовался посреди их буйного хаоса молодым месяцем в разлёте ночной грозы. И настолько гордую осанку не встретишь у людей жреческого сословия — исполнители обрядов, конечно, выступают с достоинством, но здесь чувствовалось нечто иное. Новая личность поклонилась моему отцу, затем помосту, где толпились и сидели приверженцы всевозможных небесных обитателей, а затем, повернувшись, юноша отдельно поприветствовал Кришну.После этого он поднял руку и заговорил. Невесть чьё обращение глашатаи не сочли нужным повторять, однако голос у брахманы оказался достаточно силён, и я разобрала в шуме отдельные слова. Что-то вроде такого: если кшатрии закончились, пусть семья невесты разрешит попробовать и более мирному сословию.— Кажется, настаёт сезон дождей, — заметил мой отец Кришне и кивнул на места для претендентов. Многие покинули сооружённые и украшенные для них сидения, собрались внизу, рядом с площадкой, и в этой небольшой толпе мелькали сжатые и вскинутые кулаки и даже высвобожденное из чехлов оружие. Тем временем брахмана направил шаги к луку, почтительно обошёл его по кругу, приложил ко лбу, со знанием дела опробовал узлы тетивы на зацепах… и одним слитным движением превратил извитые выгибы этой громады в единый тугой полукруг, вознесённый над головой, уже с наложенной стрелой и с четырьмя другими в пальцах, устремляя взгляд в воду, как полагалось по условиям.— Скорей дайте знак стрелять, — отрывисто предложил Кришна, не сводя глаз с самозванца на арене. Мой царственный родитель кивнул, мой брат Дхриштадьюмна, отвечавший за церемонии, взмахнул жезлом, и вмиг в воздухе оказалась стрела… вторая… пять! Пять стрел летели друг за другом медленно и красиво, как журавлиный клин далеко над горами… а ведь стрелы не летают так, чтобы все зрители смогли вести за ними взгляд, и уж тем более — чтобы смотрящие сумели оценить то, как нацелены их наконечники, все по-разному, расходясь всё дальше. Я моргнула, решив — что-то не так с моими глазами, уставшими от солнца и блеска. Первая же медлительная стрела непостижимым образом просквознула между спицами колеса и ударила в глаз рыбки, отчего фигурка повисла на одной скобе, в то место, где она оказалась, пришлась вторая стрела, от её попадания мишень сорвалась со скоб и закувыркалась в воздухе, встретилась с третьей стрелой, нанизанная на неё, начала падать, четвёртая стрела, выбивая третью, подкинула рыбку обратно в высоту, последняя, пятая догнала и клюнула то, что осталось от мишени, и через миг рыбка окончательно рассыпалась на части, и они со стуком запрыгали по помосту. И как будто этого было мало, все стрелы после попадания ушли ещё дальше вверх, остановились в высшей точке своего полёта, их наконечники перевесили оперённые концы, каждая по своей дуге они устремились вниз и стоймя, одна за одной, вонзились в лотосы в водоёме у ног стрелка, пляша на заплескавшей воде и разгоняя круги.Колесо над головами вращалось всё медленнее и медленнее — отвечавшие за его быстроту шудры разинули рты и упустили из рук верёвки — пока не прекратило движение окончательно.Толпа ревела и неистовствовала, отовсюду звучало ?победа!? и ?превосходно!?, на фигуру в бурых отшельничьих шкурах, стоявшую в центре арены со вскинутым над головой луком, сыпались цветы и целые гирлянды. Я потеряла дар речи и сидела, прижав руку ко рту. Мне было жаль разнесённой стрелами матсья-янтры, жаль погибших лотосов, жаль Карну, жаль не пойми чего ещё, и в то же время никто и никогда не совершал ради меня подобного.— Кришна! — страшным шёпотом потребовал ответа мой отец (не от меня). — Это ещё кто? Быстро и без своих шуточек скажи мне: разве это он? Не узнаю его в этом брахманском отрепье.Как лицедей на представлении, Кришна с преувеличенной гримасой воздел руки, призывая на помощь разноцветные кисти балдахина над головой.— Надеюсь! — было всё, чего удалось от него добиться. — Настолько, как бы выразиться, отринувшим мирское я своего друга ещё не видел!Я спустилась с одного возвышения и поднялась на другое, заранее сооружённое для невесты и жениха, осенённое свадебным навесом, где молодой священник оказался лицом к лицу со мной. Мне казалось, что всё происходит с какой-то другой девушкой, а я слежу со стороны. Вблизи его кожа под мазками глины и пепла смотрелась необыкновенно светлой, лицо словно чеканка на серебряной пластине, глаза — глубокая синева вечернего неба. Все благородные арии светлокожи, но этот был словно снежный леопард или горный дух, сошедший с самой высокой вершины. Для нас уже держали наготове свадебные гирлянды. Глаза Кришны смеялись издалека. Мои брат с сестрой растерянно переглядывались, не зная, радоваться за меня или выручать.— Пусть царевна снимет и оставит у родных дорогие украшения. Скоро она наденет ожерелья из косточек рудракши, деревянные браслеты и домотканые покрывала, — сказал невозможный стрелок, едва лишь цветочное ярмо перешло из моих рук на его шею. — А сегодня нам предстоит долгий пеший переход, и нежную Драупади утомит её золотая ноша. Но сначала ответь, юварани, согласна ли ты уйти отсюда с неимущим брахманой?— Брахмана или кто угодно, ты выиграл состязание за меня, — часто дыша, выговорила я. — Мой отец обещал меня в жёны тому, кто совершит тобой совершённое. Кто бы ты ни был, моё желание — сделаться твоей тенью.— Благо! — вскричал он во всю силу лёгких — о, таким голосом не взывают к богам, таким голосом, от которого небо и земля меняются местами, бросают в бой акшаухини! А затем снова обратился ко мне, уже обычным голосом, но нараспев, и каждое слово отточено и направлено к своей цели, как его недавние стрелы: — Радостно следуй за мною, радость царей, чтобы получить благословения моей матери и моего старшего брата.Услышав про мать и старшего брата и не услышав про отца, царь Панчалы одобрительно кивнул и наконец вложил мою руку в руку победителя — гладкую и твёрдую, как оструганная дощечка, и с мозолью на большом пальце. А если он переодевшийся ремесленник или землепашец? Мы вместе склонились к ногам моего родителя, принимая его благословение. Моё детство и девичество закончилось, и колесница моей жизни сделала поворот на лесной дороге, ведущей в чащу, где деревья заслоняли и затемняли путь.