Отрывок четырнадцатый. (1/2)
На кухню к завтраку Джун выплыл с опозданием. Худой, бледный, помятый, как будто на нем всю ночь землю пахали, с опухшими и покрасневшими глазами и понуро опущенными плечами. Встал в дверном проеме в нерешительности, глядя на всех исподлобья, не зная, как после всего случившегося себя вести. Влад тоже не знал – был зол, смятен, а теперь еще от этого вида ни за что ни про что побитого и обиженного ребенка почувствовал укол вины и угрызения совести. Получается, это он Джуна так за ночь упахал? А может, память ему изменила, и мальчику больно было, а вовсе не хорошо, а он видел и слышал только то, что хотел видеть и слышать?
В груди болезненно сжался тугой ком, Влад, холодея, нервно накрутил блин на вилку. Это что же, он вчера… силой? Ребенка?..Да какой силой, Джун сам к нему целоваться полез! Все это чувство вины – его собственная разыгравшаяся фантазия. Стоял вчера у пацана как каменный, кончил два раза,значит, все было нормально, все было хорошо!
Пока командир вел сложный внутренний диалог с самим собой, полная энергии баба Мара усадила скованного подростка за стол и накидала на тарелку золотистых блинчиков. Придвинула чашку со сметаной, и даже выудила откуда-то маленькую баночку с медом, которую Влад видел всего пару раз в году. Ну, смело можно было заявлять, что теперь Джун официально принят в семью Мариной Павловной.
Заботливые хлопоты старушки и ее непрерывные рассказы о том и о сем немного сгладили напряженную атмосферу за столом. Ни Джун, ни Влад за время завтрака ни разу не подняли друг на друга глаз. Но потом в окошко постучалась соседка, и баба Мара вышла из дома, и за дубовым кухонным столом они остались одни.
Блины для Джуна сразу сделались пресными, кусок в горло не лез и вообще его, кажется, начало подташнивать. Атмосфера накалилась до предела, был слышен каждый вдох и выдох,каждое звонкое или скрежещущее касание вилки о тарелку, даже как пережевывалось поджаренное до хрустящей корочки тесто во рту.
Влад, словно ничего не замечая, продолжал есть. Джун же с трудом удерживал вилку в ослабевших пальцах. Смотрел прямо перед собой в стол и как загипнотизированный ждал, когда что-нибудь уже случится, когда начнется главное, а Влад все ел и ел, и никуда не торопился, выглядел спокойным и это спокойствие давило на взвинченного и испуганного Джуна бетонной плитой. Что теперь будет? Что Влад скажет? Наорет, вытрет об него ноги, выгонит его?
- Ты зачем это сделал? – повис в воздухе вопрос. Джун растерялся. Он совсем не ждал, что его будут о чем-то спрашивать, и тем более, что будут так терпеливо ждать ответа на вопрос. К мыслительной деятельности и самоанализу он сейчас был не готов – он готовился стать жертвой, быть тем, кого использовали и выбросили, а его зачем-то спрашивали о чем-то, с ним зачем-то собирались говорить.- Сделал что? – слабым голосом уточник подросток. Что сейчас происходит? Что Влад пытается сделать? Схема, выстроенная в голове Джуна в минуту отчаяния, рушилась и с тихим шорохом сыпалась на пол песком.- Целоваться полез, - сухо напомнил Влад.
Обескураженный происходящим, подросток коротко украдкой взглянул на сидящего напротив мужчину, надеясь найти подсказку, намек на то, чего от него ждут и что следует отвечать.
Но голос командира и его облик снова напоминали солдата: того, которого по долгому походу знал Джун, который отдавал команды, вел вперед свой отряд, кто проводил допросы и чья рука давно привыкла к холодной успокаивающей тяжести огнестрельного оружия. Дружелюбного и улыбчивого домашнего Влада, которого он видел вчера, больше не было. И, скорее всего, уже никогда не будет.
А Влад смотрел, сверлил неприятным колючим взглядом, ждал ответа.
Мысли Джуна панически заметались. Зачем целоваться полез? Хороший вопрос! У него как-то и не было времени над этим подумать. Правда, зачем? Причины он просто не помнил, пытался вспомнить, что подтолкнуло его тогда, но не мог. Просто так получилось. Просто…- Просто… - начал он, но нужных слов, достойного оправдания так и не нашел. – Просто… так получилось. Я не знаю… Просто я захотел… и…- Захотел? – с нажимом переспросил Влад. – Захотел что, поцеловать меня? Меня?- Да. Нет… Я просто хотел… ты ведь первый начал!
- Я велел тебе об этом забыть! – жестко отрезал Влад. От этой незнакомой, угрожающей нотки в его голосе Джун вздрогнул всем телом. Все, игры кончились, сейчас Влад не его опекун и не его друг. И это было то, чего Джун ожидал. Чего подсознательно хотел – снять с себя ответственность, быть жертвой, и вот Влад повысил на него голос. Было неприятно, обидно, но это было лучше, легче, чем копание в себе и тщетные попытки найти ответы на заданные ему вопросы.- Такие вещи так просто не забываются, - почти неслышно прошептал мальчик. Вилка в его руке дрожала, и он положил ее рядом с тарелкой, а ладони спрятал под стол.
- Значит, ты не смог об этом забыть? – гораздо спокойнее спросил Влад. Джун снова растерялся, истерично закопался в своих чувствах и воспоминаниях. Почему командир об этом спрашивает? Да, он весь день об этом думал, ни на минуту не забывал… Не то чтобы его это так сильно беспокоило, в смысле, беспокоило, но не ?так?. Он не думал об этом, как сопливая девчонка, он просто не понимал, почему это случилось, и хотел понять, почему.
Но до сих пор так и не понял. Почему был поцелуй, и почему случилось то, что случилось.
Джун кивнул.
- И захотел повторить? – продолжал спрашивать мужчина.
Повторить? Нет, это точно не то слово…
И он отрицательно покачал головой.- Тогда зачем? – снова жестко. – Отвечай!
- Я… не знаю. Просто захотелось сделать тебе приятно, - в отчаянии пожал плечами мальчик.
Это же правда? Теперь он правду говорит. Так и было…
- Подарок на День Рождения, значит? – с горечью обронил Влад. Обжег лицо подростка взглядом, швырнул вилку на стол, вытер о полотенце руки и резко встал. – Лучше бы не дарил.
- Закончишь есть – помоги убрать на кухне, - последнее, что услышал Джун, прежде чем широкая спина Влада в коричневой футболке скрылась в коридоре.
Дышать стало легче. Но есть уже не хотелось, и на душе было так паршиво, что захотелось обратно в постель, под одеяло, чтобы никого не видеть и не слышать и забыть обо всем. Но забыть не получалось. Просто выкинуть из головы – тоже. Беседа удовлетворения и спокойствия не принесла, наоборот, стало только хуже, и Джун почувствовал себя виноватым в чем-то.
Обидел Влада.Нет! Это Влад тут всего наговорил…Блины со своей и Владовой тарелки Джун аккуратно сложил на общее блюдо, накрыл полотенцем, посуду со стола собрал и намыливал мочалкой в раковине. Прямо перед ним было окно, а за окном – лето, яркое солнце, пестрые цветы в клумбе, названия которых он не знал. Захотелось на улицу, на свободу, но где-то там был злой как черт Влад, а видеться с ним Джуну сейчас не хотелось.
Как же все это сложно, как тяжело…Но вскоре в дом вернулась баба Мара, а у бабы Мары, как известно, без дела никто не сидел.
- Поди дай зерна кроликам, - старушка раздавала команды, волчком вертясь по кухне и доставая из шкафов кастрюли, плошки, масло, - оно в белом пластиковом ведре в сарае рядом с хлевом. Потом возьми метлу да солому по двору смети, а потом пройдись яйца куриные собери. По всем углам посмотри, курьи эти бестолковые в ящиках не сидят, по углам прячутся.
Джун кивал, следил внимательно за перемещениями бодрой старушки.
- А где Влад? – спросил осторожно.- Позади дома дрова колет. И чего ему только в голову стукнуло? В прошлый раз на полгода вперед накололи…Рассудив, что работая на дворе, с Владом он, скорее всего, никак не пересечется, мальчик попрощался с бабушкой и вышел на улицу. Жара стояла неимоверная, в траве лениво стрекотали кузнечики. Из-за дома и правда доносились глухие удары топора о дерево – командир трудился, - а на дворе было как-то слишком тихо, только драный худой петух ковырялся в соломе.
Вздохнув тяжело, Джун схватил ведро с зерном, кружку, и направился к клеткам с кроликами.Обедали они по отдельности. Командир очень вовремя куда-то потерялся, когда баба Мара кликнула всех к столу, так что наивкуснейший рисовый суп со странным названием ?Харчо? Джун улепетывал за обе щеки только в компании его матери. Не разговаривала бабушка, наверное, только во время еды, придерживаясь правила ?когда я ем – я глух и нем?, так что едва его глубокая тарелка опустела, Джун озвучил внезапно пришедший в голову вопрос.
Со всеми этими метаниями он совсем забыл про Ко!- Баба Мара, а мой друг… ну, который вчера приходил…- Маленький такой, щупленький? С Шоном? – догадалась старушка, поймав его взгляд, собирая тем временем со стола тарелки и сметая крошки. Джун кивнул. – Они у Михайловны ночевали. Может, там еще, а может уже и ушли.- Как ушли, - охнул мальчик, - не попрощавшись?
Баба Мара успокаивающе махнула рукой.- Так Шон с Владиком на соседних улицах живут, – пояснила она, - на днях и свидитесь.
Джун нахмурился: ?на днях? его совершенно определенно не устраивало, с учетом того, что у Влада, вроде бы, отпуск. И была вероятность, что его он собирается провести здесь: в горах, в тишине, с семьей, где никто не будет беспокоить его по вопросам работы, Джун на его месте именно так бы и сделал. А с Ко надо было поговорить срочно, прямо сейчас. И драпать. Как можно скорее и как можно дальше.- Баба Мара, а где Михайловна живет? – решившись идти до конца, закинул удочку.- Пойдешь? – старушка почему-то обрадовалась, зачем-то полезла в шкаф, стала доставать намытые разрисованные синими узорами тарелки и складывать их в стопку на столе. – Михайловна в старом доме живет, в самом конце деревни. Детей да внуков у нее нет, совсем одна, собака только, да кошка приходящая… Комнаты пустуют. Поэтому если у кого гости – селим к ней. Как до конца улицы дойдешь, дом будет справа. Забор деревянный и крыша желтая такая, в заплатах… раз пойдешь, посуду захвати, чтобы бабушка старая не бегала…
Нагрузившись стопкой тяжелых керамических блюд, Джун поспешил из дома.
Заготавливать на зиму дрова – это всегда было Владово любимое занятие. Хоть производство электричества и наладили, солнечных батарей все равно на всех не хватало, и в особенно холодные зимние ночи приходилось топить по старинке, дровами. Особенно в горах, где зимы всегда были суровее, а день, и без того короткий, сокращался до нескольких часов. Энергоснабжение деревни, соответственно, падало ниже необходимого прожиточного минимума, и дрова в холодное время года всегда были в ходу.
Хоть за окном и стоял конец Апреля, топливо для матери Влад от скуки заготовил в прошлый свой приезд, когда из-за полученного ранения три недели сидел дома под строгим приказом в селение не возвращаться, пока не поправится. А сейчас взялся за топор, потому что надо было срочно отвлечься, деть куда-то бушующую энергию, успокоиться и хорошенько подумать. И никого не придушить.Монотонная механическая работа как нельзя лучше подходила для того, чтобы сконцентрироваться на себе. Влад от души замахивался здоровенным старым топором, рубил от плеча, глухие удары и разлетающиеся в стороны половинки поленьев приносили ему что-то, относительно похожее на удовлетворение, но до состояния абсолютного покоя командиру было еще далеко. Не хотелось, чтобы кто-нибудь видел егов таком состоянии, и желание проораться хорошенько, выбеситься, спустить с поводка злость нашло для себя выход в колке дров.
- Блять, - тихо выругался Влад, и бухнул топор на толстое полено. Лезвие застряло в древесине, пришлось, упираясь в пень ногой, выдергивать его оттуда.
?На День Рождения он мне себя подарил… безмозглый сопленыш!?
Топор снова взлетел, обрушился на несчастное полено и разрубил его пополам.
?Ничего хуже и сказать не мог… как будто добить решил. Контрольный, мать вашу, в голову!?Было до жути обидно. За Джуна тоже, не только за себя.
Право слово, лучше бы он сказал, что был пьян!.. И обвинил во всем Влада. Тогда Влад действительно был бы виноват. А так – получалось, что ему дали подачку. Кинули мясо, а он и схватил, вцепился зубами, вилял хвостом от радости, как дворняжка ластился, а потом получил за это по морде.
Он злился на Джуна, но в то же время его жалел. Глупый-глупый, бестолковый, наивный Джунни – поддался мимолетному чувству, сделал ошибку, испугался, теперь винит во всем его, старшего мужчину. Отдал свою девственность какому-то мужику, просрал свой первый раз, Влад прекрасно понимал, как, должно быть, Джуну сейчас обидно. Он маленький еще, к таким отношениям морально не готов, и не готов мириться с ошибками и брать на себя ответственность.
Влад все это понимал. Только легче от этого понимания не становилось, обида была, жгущая, колючая, и было разочарование, и злость на себя – потому что теперь у них уже точно ничего не будет. Больше шансов у Влада нет.
Топор он бросил от греха подальше, отошел к стене, сел на пенек. Именно тут, на этом самом месте все и началось: не скажи он тогда Джуну закрыть глаза, не поцелуй его, парню и в голову бы не пришло потом обниматься и с поцелуями лезть. И сидели бы они сейчас за столом вместе, мирно бы кушали, и Влад бы не прятался от него, нервно нащупывая в кармане старых спортивных штанов пачку сигарет.
Пачку Влад выудил на свет, долго смотрел на почти стертый логотип… потом достал одну, закурил.
Курильщиком он никогда не был, привычка пагубная, особенно сейчас, когда даже поганые самокрутки шли на вес золота, но в эту минуту Владу было так паршиво, что он впервые за много лет закурил влажную потрепанную сигарету. Дым получался каким-то очень уж едким, в горле запершило и слезились глаза, но Влад все равно курил и давился.