Глава первая. (1/1)

Tell me a storyWhere we all changedAnd we'd live our lives togetherAnd not estrangedI didn't lose my mindIt was mine to give awayCouldn't stay to watch me cryYou didn't have the timeSo I softly slip away"No Regrets" Robbie WilliamsПервый раз Джонни проявился еще прошлом году. То есть, они общались и до этого, можно сказать, что они никогда не прекращали общение — тяжелое для обоих, безусловно, но, то ли Джонни был мазохистом, то ли надеялся еще на что-то... то ли по вечной своей привычке держать все под контролем просто не хотел выпускать его из поля зрения... Но они общались. Поздравляли друг друга с днями рождения, Пасхой и Рождеством. Иногда от Джонни приходила по почте какая-нибудь смешная картинка или ссылка на интересную по его мнению статью. Иногда Дрю отвечал. Иногда просто ужасно злился. Иногда ему становилось так тоскливо, что хоть волком вой. А потом у него появился Джереми, и Джонни будто бы моментально отступил. Ничего, кроме дежурных смс по праздникам, все очень пристойно и официально... А в прошлом году как прорвало его. Сначала снова пошли смски, комментарии к фотографиям в фейсбуке — все так весело и непринужденно, что насторожившийся было Дрю быстро успокоился. А напрасно. Стоило бы помнить, что с Джонни ничего не бывает просто так, даже если он сам думает иначе... А потом Джереми ему признался. Сам признался, Дрю бы никогда и в голову не пришло такое. Он вообще был не особо ревнивым человеком, а после почти трех лет отношений с Джонни сама мысль о том, что человек, который говорит, что любит, может тебе изменить, казалась абсурдом.- Все мы, блять, особенные, - грустно сказал ему тогда Джон, качая головой. Они встретились в тот же день, Дрю понял, что чисто физически не может ни смотреть на виноватое лицо Джереми, ни находиться с ним в одном помещении, и позвал на выручку старого друга.- То есть, мы думаем, что мы особенные, - сказал Джон и глотнул еще виски. - Что у нас любовь, морковь и вообще рай на земле. А на самом деле всему цена — дерьмо. И любви твоей цена — дерьмо. - заключил он назидательно, глядя на набычившегося Дрю.- Это твоей, может, и дерьмо, - сказал тот мрачно и тоже выпил, зажмурился. - А моя... Это не дерьмо.- Ну да, - скептически хмыкнул Джон. - Конечно. И где эта твоя любовь? Лежит под коротконогим итальяшкой?Дрю только вскинул на него взгляд и тут же опустил глаза, но Джон уже и сам понял, что хватанул лишнего. Он сочувственно вздохнул и похлопал Дрю по плечу.- Ну и что ты делать будешь? - спросил он. Дрю, не поднимая головы, пожал плечами и выпил еще.Он не знал, что делать в такой ситуации. С одной стороны смотреть на Джереми и тем более спать с ним было просто невозможно. С другой — он так раскаивался и просил прощения, и клялся, что любит, и что это было только один раз, под влиянием момента, и что он не мог это держать в себе, потому что чувствует себя таким виноватым...Дрю растерялся. Рвать отношения только потому, что Джереми один раз ошибся и к тому же признал свою ошибку — это было бы недопустимым. Оставаться с ним и морщиться каждый раз, когда тот касается руки или плеча — это уже просто идиотизм какой-то.А еще была любовь. После Джонни у Дрю на это слово уже натуральная аллергия образовалась. Он мог сколько угодно задирать Джона или Колина, когда они пытались пройтись насчет излишней романтичности и чувствительности Дрю, но сам почему-то был способен выговорить это слово только словно бы невзначай, в шутливом контексте. Его друзья могли выслушивать целые гирлянды признаний вперемешку со смешками и дурацкими выходками, но Джереми он так ни разу и не сказал. Не получалось. Слишком значимым было это слово, слишком много вокруг него было понаверчено во время прошлых отношений - и хорошего, и ужасного... С Джереми было так легко! Гораздо легче, чем с нервным, упертым, болезненно самолюбивым Джонни. Может, конечно, потому, что как только встал вопрос об отношениях на расстоянии, Дрю испугался, что все снова повторится, и от этого испуга моментально плюнул на все и переехал в Колорадо-Спрингс. И заставил себя не жалеть об этом. Не жалеть ни о неудавшейся карьере, ни об оставленных друзьях, маме, братьях... Он просто хотел быть счастливым. С человеком, которого любит. Хоть и не сказал ему об этом до сих пор...Выходит, и прав был, что не сказал. Или нет? Или Джереми был неуверен в его отношении, и поэтому... Дрю понял, что если подумает об этом еще минуту, то просто чокнется. И выпил еще. И решил, что не будет ничего решать. Ему было страшно.А через пару недель они с Джереми были приглашены на вечеринку в честь дня рождения Тары, его агента. По совместительству еще и агента Джонни. Дрю не хотел идти. Они кое-как, но продолжали отношения с Джереми, все было отчетливо не так, как раньше, но все-таки как-то было, Джереми ходил тихий и виноватый, Дрю от этого еще больше коробило... В общем, сейчас, после этих лет, в таком состоянии встречаться с Джонни совершенно не хотелось. Не так он их будущую встречу представлял себе три года назад. Тогда он, осатаневший от постоянного пренебрежения, скандалов, тоски и злости, обиженно думал что-то в духе ?Он еще увидит! Он еще поймет!? И воображал себе, как предстанет перед ним: уверенный, счастливый, спокойный, с любящим спутником под руку. И тогда Джонни поймет, как его не ценил в свое время. Ну или хотя бы увидит, что он не сдался и не скатился в ничтожество, оставшись без великолепного Джонни.Тьфу, сейчас даже вспоминать об этом было неловко. Примерно как о суицидальных мыслях, посещавших его лет в тринадцать, основным посылом которых было "и вот лежу это я в гробу весь такой бледный и красивый, а они все плачут и жалеют, что меня обижали..." Рассчитывать на то, что Джонни будет плакать - это уж как-то совсем глупо. То есть, он, конечно, будет. Ему это вообще раз плюнуть - поплакать. Только вот плакать, Дрю, он будет не о тебе. Пора бы уже смириться...На вечеринку Дрю, конечно же, пошел. И сразу же пожалел об этом, потому что... Потому что Джонни был невыразимо хорош. Потому что он с порога кинулся к Дрю - как раньше, с улыбкой, со своими сияющими глазами, только что на шею не кинулся и целоваться не полез, но от него так мощно шибануло волной сладкой нежности и обожания, что Дрю даже слегка заштормило. Он стоял и улыбался как идиот, и смотрел Джонни в глаза, и лепетал что-то бессмысленное про то, что да, прекрасный вечер, и да, я бы выпил, и да, да, да, все, что скажешь - да... Пока Джереми аккуратно не взял его за локоть и не отвел в сторону. И наваждение тут же рассеялось. И он увидел - теперь уже со стороны - как Джонни нервно приглаживает волосы, как бледно улыбается кому-то, пытается так же оживленно беседовать с какой-то девушкой. Как беспокойно теребит шнурок на кофте, как опускает голову, чуть поворачиваясь в его сторону, как скользит по полу взглядом, пытаясь посмотреть на него искоса...Это было больно, Дрю даже дышать тяжело стало. Будто не было этих лет, будто не насмотрелся он вдоволь на довольного и счастливого Джонни, улыбающегося с экрана телевизора, уверенно говорящего о своих планах в интервью, прижимающего ладонью к груди медаль на подиуме. Будто все, как тогда, в две тысячи шестом, после Олимпиады, когда Джонни приехал к нему в Бостон измученный и виноватый, истосковавшийся, совершенно несчастный и потерянный. И больше всего на свете хотел только быть с ним, рядом, не отлипать ни на секунду. Дня два хотел. Или три. Точно не дольше. На большее его никогда не хватало...Джереми над ухом понимающе хмыкнул, и Дрю поспешно отвернулся. Не стоило об этом вспоминать. Вспоминать прошлое вообще не слишком полезно. Тем более, когда понятия не имеешь, что делать с настоящим, не говоря уже о будущем.Они довольно бессмысленно болтались по снятому под вечеринку ночному клубу. Через пару часов Дрю понял, что выпивка в него больше не лезет, со всеми знакомыми он уже перекинулся парой слов, а ни знакомиться с кем-то, ни вести содержательные беседы желания так и не возникло. И вообще пора бы домой. Он оглянулся по сторонам в поисках Джереми и невольно застыл с бокалом в руке.Джонни и Джереми стояли поодаль ото всех и о чем-то разговаривали. Вернее, говорил Джонни, даже, судя по всему, не говорил, а выговаривал ему что-то, а Джереми - даже в слабом освещении было видно, как он покраснел - смотрел на него упрямо и неприязненно. Дрю не слышал, о чем идет речь, но под ложечкой так противно и тоскливо засосало, что он даже не удивился, когда Джереми в конце концов отвернулся от Джонни и пошел прямо к нему. И с совершенно несчастным видом сказал:- Нам надо поговорить.Они и поговорили - выйдя на улицу, подальше от любопытных глаз и ушей. Дрю даже не мог заставить себя разозлиться или огорчиться. Ну да, Джереми ему врал. И все эти его забавы со Скали были совсем не одноразовым увлечением. Они встречались довольно регулярно и давно - у Дрю за спиной. Естественно, что об этом знали все, кому надо. Это такое сообщество, в котором всегда найдется пара десятков персонажей, которым жизненно необходимо знать, что происходит у других в спальне. Естественно, что об этом знал и Джонни. Который, как выяснилось, буквально принудил Джереми сознаться - под угрозой, что расскажет все сам. Только Дрю ничего не знал. От него ни черта не зависело. Как всегда.- Я вообще не хотел говорить тебе, пока не пойму сам, что для меня важнее, - говорил, потупившись, Джереми. Ну конечно, с легким сарказмом думал Дрю. Что важнее: Дрю, который всегда под рукой, удобный и безотказный, или Массимо Скали, который в Италии, от которого непонятно, чего ждать, и вообще неясно, надолго ли ему пришла в голову такая блажь. Тут с наскоку не решишь. Тут подумать надо было. Повыбирать.- Ну и как? - спросил Дрю. - Понял, что важнее?Джереми поднял на него умоляющий взгляд.- Я не знаю, Дрю, - сказал он тихо. Ну что, подумал тот. Это хотя бы честно. Пожалуй, если бы Джереми сейчас начал рассказывать ему, как любит, как все осознал и больше никогда, Дрю бы разозлился всерьез. А так...- Ладно, - сказал он. - Я тебя избавлю от необходимости выбирать. Можешь считать себя свободным. Ну, если Скали, конечно, не имеет на этот счет своего мнения.Джереми молча посторонился, и он пошел обратно в ресторан, с каким-то даже безразличием думая, что правильно говорят, трагедия, сыгранная во второй раз, неизбежно превращается в фарс. Это все было даже смешно. Какие-то нелепые закулисные интрижки, бултыхания в мутной воде. Шантаж, вранье, снова шантаж - и вот, пожалуйста, нелепейшее выяснение отношений, какое только может быть. Пошлость и гадость. Противно было еще, что Джонни тут приложил свою руку. Хотя, с его-то принципиальной до истерики стерильностью в плане супружеской верности и стремлением к контролю над каждым, кто хоть однажды попадал в его сферу интересов, это было и неудивительно. Бесило только то, что он опять решил за Дрю, выбрав единолично, о чем ему следует знать и, в результате, с кем быть. Нет, Дрю вовсе не прельщала роль прекраснодушного рогоносца, просто... Это был Джонни. Он опять сыграл свою роль в его жизни, и сам этот факт заставлял Дрю упрямо сжимать челюсти и злиться. И с опаской прислушиваться к себе, не кроется ли за этой злостью что-то еще?..Год после этого Дрю провел странно. Ощущение было, как в затяжном прыжке. Вроде бы что-то происходит, жизнь и события стремительно несутся мимо, а ты будто висишь посреди этого в полнейшем безвременье и стасисе и только медленно крутишь головой, оглядываясь по сторонам и отмечая изменения в ландшафте.От Джереми он, конечно, сразу же съехал. Думал было вернуться в Бостон, но разозлился на себя за малодушие - ну куда это годится, взрослый уже мужик, не мальчик давно, что теперь, каждый раз после того, как хвост прижмет, к маме бежать и у нее под юбкой прятаться?Он поговорил с Джоном, который давно мечтал съехать от своего слегка стукнутого соседа, который играл в рок-группе и поэтому считал обязательным вести богемный образ жизни, и они нашли отличную квартиру, в которой и поселились вдвоем. Ну, иногда втроем - когда девушка Джона приезжала его навестить.Джонни после инцидента с Джереми как-то утих. То ли посчитал свою миссию по восстановлению справедливости выполненной, то ли изо всех сил готовился к Олимпийским играм, занимался своим новым телевизионным шоу и прочими проектами, и было ему не до Дрю. Сам Дрю бы с уверенностью поставил на второе. Впрочем, поздравительную смс с Днем Независимости Дрю привычно получил, привычно же ответил... А потом, в середине августа, Джонни ему позвонил, и пока Дрю судорожно соображал, что ему может быть нужно, и как себя вести, быстро перешел к делу:- Я хочу написать свою автобиографию, - сказал он деловым тоном. - Детство, юность, становление и все такое. Ну и, как понимаешь, я не смогу обойти молчанием тебя. И наши отношения. Так что мне нужно твое принципиальное согласие на упоминание тебя в этом контексте.Мать твою, подумал ошарашенный Дрю и даже присел, потому что в этот момент стоял у духовки, в которой до последней стадии готовности доходила партия шоколадных кексов.- То есть, - сказал он заторможено, - ты собираешься сделать каминаут?Джонни хмыкнул.- Да, это будет огромная неожиданность для всех.Дрю пару секунд посидел, тупо глядя в светящуюся изнутри желтым дверцу духовки, а потом осторожно спросил:- А что именно ты собираешься писать... о нас?- Все, - ответил Джонни весело. - Абсолютно все. Без рейтинговых сцен, конечно, иначе это просто не напечатают.Дрю еще помолчал, соображая, а потом осторожно спросил:- А если я не дам принципиального согласия, ты об этом писать не будешь?- Если ты не дашь согласия, я вообще не буду писать книгу, - сказал Джонни. - Это довольно бессмысленно будет - писать автобиографию, не упоминая о самом важном человеке в моей личной жизни. Обо всем остальном я и в интервью рассказать могу. Включая свою ориентацию и прочие подробности.Дрю зажмурился, чувствуя, как заколотилось сердце. Он даже не ожидал, что это будет ощущаться вот так. Сказанное спокойным голосом, почти без эмоций. Самый важный человек...- Ладно, - сказал он, чувствуя, что голос слегка подрагивает. - Пиши, если считаешь нужным.- Дрю, - сказал Джонни серьезно. - Я не собираюсь тебя подставлять. Не будет никаких имен, мест, ничего такого, что бы указывало конкретно на тебя. Это будет просто наша история.- Ну, - сказал Дрю, пытаясь усмехнуться. - Если ты считаешь, что пришло время продать эту историю - действуй. Не смею тебя останавливать.- Не надо так, - попросил Джонни, и от его тона Дрю снова непроизвольно зажмурился. - Продавать я собираюсь книгу. А историю просто хочу рассказать. Как все было. И что это для меня значило.- Ага, - сказал Дрю сдавленно и попытался пошутить. - Только ты уж не выставляй меня совсем мерзавцем, а то твои поклонницы разорвут меня заживо. Вычислят и разорвут.Сказал - и сразу же пожалел об этом, потому что черт его знает, как Джонни мог это воспринять, у него же действительно были все основания и считать, и выставлять Дрю мерзавцем, разрушившим его жизнь. Но Джонни только рассмеялся.- Не беспокойся, - сказал он почти нежно. - Я никогда не считал тебя мерзавцем... Ну, если только совсем недолго. Совсем чуть-чуть.- Ну ладно, - сказал Дрю, почему-то начиная глупо улыбаться. - Если чуть-чуть, то ничего.Они еще о чем-то поболтали, Дрю хоть убей не смог потом вспомнить, о чем. А когда Джонни наконец положил трубку, в кухне уже отчетливо пахло горелым. Кексы пришлось выбросить, но почему-то Дрю даже сильно не огорчился по этому поводу.- Просто небольшая работа. - сказал Джонни небрежным тоном. - Я пойму, если ты не захочешь тащиться ради этого в Нью-Йорк.Дрю бы, пожалуй, насторожился, если бы не пребывал так прочно и давно в состоянии полного обалдения от происходящего. Как-то совершенно незаметно они начали общаться сначала раз в две недели, потом раз в неделю, потом почти через день... А вот теперь Джонни зовет его к себе, в Нью-Йорк, сняться в промо-ролике к его шоу. Можно подумать, в Нью-Йорке не найдется двух пристойно стоящих на коньках парней на роль статистов при великолепном Вейре. Это даже смешно. Положим, сейчас Дрю в отношении к Джонни никакая другая роль кроме роли статиста и не интересовала. Бывший любовник, бывший друг, бывший пудель, черт возьми... Нормально. И деньги в принципе не лишние, тем более, что авиабилеты Джонни пообещал оплатить. Ну, на халяву смотаться на пару дней, да еще и получить кой-каких командировочных... Почему нет?Вот только зачем это все Джонни? Ну не думает же он в самом деле...О чем думал Джонни, так и осталось невыясненным. Он даже не дразнил — при том, что два дня провел перед камерами практически в чем мать родила. Он улыбался и болтал с Дрю и еще одним парнем по имени Грифф во время коротких перерывов — когда ему не поправляли прическу или грим, когда он не беседовал с режиссером, костюмером, не втолковывал в сотый раз оператору, как именно все это должно выглядеть... и так далее. Джонни работал. На самом деле работал и даже не вздрогнул, когда Дрю, случайно коснувшись пальцами горячей шеи, набросил ему на плечи роскошную шубу из чернобурой лисы.Потом, после съемок, они вместе сходили в кафе, и опять же — Дрю ничего такого не заметил. Джонни держался ровно и доброжелательно, с готовностью болтал и обсуждал свои дела, расспрашивал Дрю о его жизни, тактично не касаясь ситуации с Джереми в частности, и с личной жизнью в целом. А потом посмотрел на часы, извинился и убежал по очередным своим надобностям.Знаешь, хотелось Дрю ему сказать, было так странно надевать твой костюм из тех времен. И видеть при этом тебя — теперешнего — в этой голубой сетке по плечам. Ты помнишь, какое у тебя тогда было лицо? Совсем другое.Я был молод, наверняка ответил бы Джонни, улыбаясь, и в уголках губ у него бы жестко складывались морщинки, и в глазах бы стояла привычная стена вежливой доброжелательности. А еще я был счастлив, сказал бы он, и Дрю осталось бы только виновато прятать глаза и опускать голову. Поэтому он промолчал, и когда Джонни ушел, так и остался сидеть за столиком в странном тоскливом недоумении. Джонни ни на что не намекал и не звал его обратно. Наверное, он и в самом деле просто хотел работать со знакомыми людьми — это же Джонни в конце концов. А, может, он хотел посмотреть, как Дрю себя поведет сам. А, может, он просто хотел посмотреть на Дрю поближе, чисто из любопытства... Может быть все, что угодно, но факт остается фактом — ничего не произошло. Почему-то Дрю был уверен, что что-то да случится. Он, конечно, не был настолько самоуверен, чтобы воображать себе умоляющего вернуться к нему Джонни Вейра, но на что-то вроде легких намеков или хотя бы пары кокетливых взглядов он вполне резонно рассчитывал. А получилась отстраненная беседа двух давнишних приятелей, вроде случайно встретившихся одноклассников — вежливо, приветливо, с умеренным интересом — ровно так, чтобы забыть о существовании друг друга через минуту после оплаты счета.Где-то я ошибся, подумал Дрю, невесело улыбаясь сам себе в отражении на полированном боку кофейника. Как-то я с ним все время ошибаюсь.Пожалуй, и тогда он был виноват сам. Изначально. Не так себя повел, не то сказал, где-то не захотел войти в положение, где-то не захотел понять правильно, предпочтя обидеться... Да, Джонни вел себя так же, если не резче, но... это же был Джонни. За пару лет Дрю отлично выучил его повадки, его слабые места, его пунктики, словом, все, без чего Джонни бы не был сам собой. И не смотря на это все равно в тот раз, когда Джонни позвонил из Турина и срывающимся голосом потребовал объяснений, повел себя неправильно. Можно было бы удивиться, возмутиться, рассмеяться, пренебрежительно фыркнуть... а Дрю банально испугался. Так испугался за явно раздерганного перед важнейшим соревнованием в жизни Джонни, что принялся уговаривать его не волноваться, не психовать — черт, да это для него было все равно что красная тряпка у быка перед носом! Естественно, что Джонни принялся психовать еще больше, сказал, что так и знал, что этим закончится, что никому нельзя верить — и бросил трубку. И не отвечал целый день, пока Дрю, уже судорожно прикидывающий, когда тут ближайший рейс в Италию, не сообразил позвонить Патти и, едва не плача от ужаса, рассказать ей о случившемся.- Милый, это же Джонни, - сказала Патти со вздохом. - У него в голове тысячи планов Апокалипсиса на любой вкус, конечно же он боялся, что однажды тебя кто-нибудь уведет у него из-под носа. А сейчас у него такое состояние, что малейший намек — и самые черные подозрения выплывают на поверхность.- Но я ничего не делал! - почти закричал Дрю, который на самом деле почти никогда не кричал, если только не был уж очень пьян и весел. - Я даже не знаю этого типа, которого он мне приписал!- Ну ты ему сказал об этом? - спросила Патти.- Кажется, – неуверенно пробормотал Дрю. - Он так нервничал... Ну, я сказал, чтобы он успокоился...И замолчал, пристыженный, уже понимая, как крупно облажался.Они, конечно же, все выяснили и помирились. Потом, через пару дней. Проще говоря, когда уже было поздно.- Как ты не понимаешь, - говорил Дрю. - Ведь это же обычная тактика. Тебя просто хотели выбить из равновесия перед Олимпиадой.- Я понимаю, - уныло говорил Джонни, и ведь правда, он все понимал. Совсем не дурак был. Но так боялся потерять Дрю, что позволил себе сомневаться, позволил таким вот кустарным способом сбить себя с настроя... Дрю бы, может, это и польстило, если бы он не представлял себе смутно, чем такой прецедент может обернуться.После этого все стремительно и покатилось. Джонни нервничал, злился, впадал то в надрывную нежность, то глухую тоску. Он преисполнялся то самыми черными подозрениями на счет Дрю, то внезапным оптимизмом и весельем, что, скорей всего означало, что он выпил лишнего. А потом он приехал в Бостон, пару дней просто тупо отлеживался у Дрю в постели, а потом вывалил это свое. Предложение. Нет, Дрю был бы ужасно рад, если бы Джонни переехал. Если бы они наконец смогли жить вместе. Без этих ежедневных созвонов, когда никогда не угадаешь, в каком настроении он сегодня, как на что среагирует, что ему померещится в очередной раз. Без этих обязательных смс в семь утра, ну, честное слово, Дрю бы лучше позвонил и сказал пару слов вместо того, чтобы набивать дежурные строчки, обязательные для Джонни как утренняя кружка кофе — и оказывающие, вероятно, схожее действие... В конце концов у них наконец бы был нормальный регулярный секс! Ну, по крайней мере Дрю на это очень надеялся. Хоть и не обольщался — для секса Джонни нужно было ?настроение?. А без настроения с ним можно было полдня в койке голышом пролежать, беседуя о всякой чепухе, обнимаясь и тискаясь, — и ноль эмоций...В общем, Дрю был за. Всеми руками и ногами. Если бы не свербела исподтишка маленькая противная мыслишка: Джонни просто перестал ему доверять, и теперь хочет контролировать его связи лично. Слишком серьезный ущерб, оказывается, можно нанести карьере, не зная досконально, чем занимается твой парень.Он так и не решился тогда завести разговор на эту тему и выяснить все до конца. Тоже зря. Потому что Джонни, конечно, разозлился бы, разнервничался, но спустя какое-то время — подумав спокойно — признался бы, как все обстоит на самом деле. Джонни очень не любил ему врать. Проблема была только в том, что он сам иногда не сразу осознавал свои мотивы и побуждения. Но он их в конце концов осознавал. А Дрю мог только догадываться. И переживать молча.С молчаливыми переживаниями у Дрю вообще было все в порядке. В моменты неуверенности Джонни обычно стервенел или начинал рыдать, вываливая ему на голову все, о чем почему-либо умалчивал до этого. Дрю это просто выносило и ужасно злило, но он молчал, потому что... Господи, да потому что он не знал, как объяснить, что его раздражают эти сцены, чтобы не обидеть Джонни. Он совсем не хотел его обижать. Дрю его любил вообще-то. И терпел, делая вид, что не обращает внимания, что не реагирует, что все в порядке, все нормально, хотя ничего было не нормально! Он все чаще вечерами, поговорив с Джонни, ложился в постель и часами смотрел в потолок, мучаясь от ощущения неправильности. Все шло совсем не так, как раньше, он все чаще ощущал себя не полноправным участником отношений, а каким-то статистом, чья роль незатейлива до отвращения: слушать Джонни, реагировать на реплики Джонни так, как хочется Джонни, выполнять ежедневные ритуалы вроде отправления смс - для вящего спокойствия Джонни... И выслушивать уверенные и привычные заявления о вечной любви и обязательном грядущем счастье. Насколько эти слова грели и воодушевляли два года назад, настолько же сейчас вызывали глухое отторжение. Дрю не верил. Сам на себя за это злился, но не верил ни единому слову.А уж когда после полугода оживленных обсуждений и планирования Джонни внезапно заявил, что переехать он не сможет, - извини, дорогой, но не выйдет, - вот тогда Дрю понял, что где-то он очень сильно ошибся. В том, что терпел, в том, что молчал, в том, что избегал скандалов и ссор, в том, что каждый раз уходил к себе в комнату и старался не думать ни о чем, потому что это все было несправедливо, больно это было, если думать... Может, хоть раз стоило наплевать на все и не пытаться убедить Джонни в том, что он ведет себя свински. Может быть, хоть раз стоило просто взять и наорать на него. Но орать на Джонни Дрю не умел. И не хотел.- Тебе не надоело? - спросила его Сара, когда они сидели вместе в кафе. В Бостоне стояла удушающая жара, воздух дрожал и плавился в каменных переулках, тек удушливой бензиновой волной по широким проспектам. Жить можно было только на катке или вот здесь, под плотным тентом, в окружении стаканов, набитых льдом и сладким кофе.- Надоело, - честно признался Дрю. После разговора с Джонни его так трясло, что он даже спать не мог, всю ночь проворочался в духоте, на липкой горячей постели, против воли рисуя себе картины их дальнейшего совместного будущего. И не сказать, чтобы это будущее было радужным. От этого становилось еще тоскливей.- Знаешь, - задумчиво сказала Сара, болтая трубочкой в стакане с коктейлем, - в самом начале, когда вы только начали... ну, встречаться. Я была так за тебя рада. Ты просто весь сиял. Краснел и трепетал, как юная девственница перед прекрасным принцем.Дрю смущенно усмехнулся.- Ну да, так и было. В некотором роде.- Да, - сказала Сара, не поднимая глаз. - Но чем дальше, тем меньше мне все это нравится.Мне тоже, подумал Дрю, отпивая ледяного кофе и тоже избегая смотреть ей в лицо. Почему-то было совершенно невозможно выговорить это вслух. Точно так же, как в первый раз совершенно невозможно признаться в любви, так и сказать вот это - нам надо расстаться... Совершенно невозможно. Будто с произнесенным словом все непоправимо изменится, даже если скажешь это не Джонни. Даже если - Саре.- Он просто использует тебя в качестве эмоциональной отдушины, - продолжала она. - Если поначалу это и было влюбленностью, каким-то душевным подъемом... то сейчас это просто привычка. Привычное удобство, которое ты ему обеспечиваешь.Дрю пожал плечами. В сущности, Сара озвучивала его мысли, и что на это можно было ответить? Против воли он начал подыскивать какие-то контраргументы, очень хотелось переубедить и ее, и себя, ведь все наверняка было не так, они оба воспринимают происходящее неправильно, и, если попытаться встать на место Джонни, то можно понять, почему... Вот только проблема была в том, что Дрю считал, что и так уже отлично понимает, почему. Все было ровно так, как говорила Сара, и как считал он сам.- Ну, - сказал он, стирая с бумажного стакана прохладные капли конденсата, - может быть, это не так уж и плохо? После почти трех лет отношений... у многих, знаешь, не остается и этого. Я ему по крайней мере нужен.- Ах, ну да, - хмыкнула Сара. - И ты, конечно же, согласен быть удобной вещичкой под рукой. Муж по вызову.И в качестве платы - ежевечернее ?я люблю тебя?, добавил про себя Дрю. Паршивая ситуация. Потому что все сомнения и злость приходили потом, а вот когда Джонни тающим от нежности голосом шептал в трубку это свое ?я люблю тебя, я так тебя люблю, так соскучился, все скоро закончится, я приеду, правда-правда?, и Дрю знал, какое у него сейчас лицо - мягкое, сияющее, распахнутое навстречу, почти наяву видел, как Джонни дрожащими пальцами стирает льющиеся по лицу слезы, опускает мокрые слипшиеся ресницы и шепчет, шепчет... В эти моменты он не мог ему не верить. И не мог не любить в ответ, не мог не хотеть обнять его и спрятать на груди, защитить от всего и всех, кто им мешал. Но сеансы "ялюблютебя" случались в определенные, заранее распланированные часы почти каждый день, а вот все остальное время Джонни был... ну, он был самим собой. Жестким, эгоцентричным и абсолютно непробиваемым средствами Дрю.- Может, попробуешь с ним поговорить хотя бы? - спросила Сара, наблюдающая за его меняющимся лицом. Дрю только глаза закатил.- Думаешь, я не пробовал? Он меня не слышит. У него становится такой скучный голос, будто он объясняет ребенку, что нельзя есть сладкое перед обедом, даже если очень хочется. Причем, чужому ребенку. Такая нудная, давно уже утомившая обязанность.Да, это было в стиле Джонни. Милый, ну ты же понимаешь, что... Я все прекрасно понимаю, хотелось ответить ему Дрю. Я понимаю про обстоятельства, я понимаю про отца, про деньги, я понимаю все-все, не поверишь! Только я же тебе говорю не об этом. Я говорю тебе про то, что ты ставишь меня перед фактом, всегда ставишь перед фактом, Джонни. Ты спрашиваешь моего мнения и не прислушиваешься к ответам. Ты советуешься со мной для проформы, но всегда и все делаешь по-своему. Зачем этот фарс, Джонни? Зачем ты делаешь вид, что я значу для тебя что-то большее, чем твоя собачка или игрушечная панда? Просто больше некому каждый вечер признаваться в любви, когда так хочется поплакать? Некому рассказывать по часу, как ты провел день, кто тебе что сказал, и что ты на этот счет думаешь?..- Да, - кивнула Сара, - Джонни из тех, кто слышит только себя.Ладно, подумал Дрю, грызя пластиковую трубочку. Ты не хочешь слышать слов. Тогда, может быть, ты прислушаешься к тишине.Они не разговаривали неделю. Официально это было ?перерывом?, но всю неделю Дрю был совсем не уверен, что Джонни ждет. Дрю редко поступал так, как Джонни, редко ставил перед фактом, только тогда, когда понимал, что иначе рухнет все и прямо сейчас. Он очень не любил рисковать, но сейчас не было другого выхода.- Ну и чего ты добиваешься? - спросила Сара. - За неделю без привычной подкормки он осатанеет и будет готов на все, лишь бы заполучить тебя обратно. И ничего не изменится. Пару месяцев будет как шелковый, а потом опять все то же самое.Дрю поморщился. Нет, это не в духе Джонни, к тому же, он не стал бы так унижать человека, которого любит, сознательно. Джонни ведь совсем не глупый и, что самое главное, не подлый. Одна надежда была на то, что он проведет эту неделю не в самосожалениях или злости, а хоть на секунду задумается о том, что к этому привело, что их поставило на край.Впрочем, через неделю все надежды рухнули.- Надеюсь, ты будешь счастлив, - говорил Джонни, и Дрю по голосу слышал, что он плачет. - Мне было так хорошо с тобой, это было самое лучшее время в моей жизни.Да, думал Дрю тоскливо. В моей тоже. До определенного момента.- Ты ведь не считаешь, что зря тратил время со мной? - спросил Джонни, и Дрю честно ответил:- Нет. Ты меня многому научил, и я тебе за это благодарен.- Да, я понимаю, - ответил Джонни срывающимся голосом, и Дрю захотелось сказать, что неправильно он понимает. Совсем не о том речь, ведь Дрю имел в виду, что Джонни научил его не бояться, научил любить, заботиться, доверять, прислушиваться, смеяться от нежности и счастья, брать и отдавать без страха... Но он промолчал, потому что да, не только этому его научил Джонни.- Я бы хотел, чтобы мы оставались друзьями, - сказал он, но Джонни его тут же перебил.- Нет, - сказал он неожиданно твердо. - Извини, но мы не будем друзьями. И видеться мы больше не будем. По крайней мере в ближайшее время. Я не смогу.- Может быть, нам придется...- Может быть. - глухо сказал Джонни. - Но ты... Ты просто пожалей меня. Один раз. Мне сейчас тяжело, и еще долго будет тяжело. Не делай мне еще больней, хорошо? Не подходи близко.- Хорошо, - пробормотал оторопевший Дрю. Это было впервые, когда Джонни вот так, открытым текстом попросил о снисхождении. О жалости. И это выбило Дрю из колеи так, что он еще долго не мог прийти в себя.Ему больно, повторял он про себя раз за разом. Ему просто больно. Неважно, кого он считает правым, кого виноватым. Неважно, почему ему плохо - от того, что лишился привычного и потому необходимого, или от того, что он действительно любит, вот так любит, как умеет, иначе не дано. Ему просто невыносимо больно сейчас. И Дрю невыносимо больно за него и вместе с ним, потому что слишком долго они были связаны. Потому что Дрю тоже любит - как умеет.И очень хотелось переиграть все назад. Перезвонить и попросить прощения, сказать, что был идиотом, что давай все вернем, ведь так же будет лучше, не будет так больно ни тебе, ни мне... Но... Джонни ведь не стал унижать ни его, ни себя. Не стал удерживать только для того, чтобы обеспечить себе комфорт и привычное спокойствие. Джонни уважал его решение. Джонни признавал его право на собственный выбор. То, чего Дрю так долго добивался, и вот - получил. В самом конце.Конечно же, он сам был неправ. И даже не потому, что сделал что-то не так или как-то не так среагировал. Он был неправ в том, что считал себя только объектом приложения джонниных эмоций. Бессловесной зверюшкой, за которую принимают решения. Конечно, тогда это было для Дрю единственным возможным вариантом, ведь он и не подозревал о том, что в таких отношениях бывает как-то иначе. Что не один диктует, а другой подчиняется. Что можно быть равными и равно свободными в своих решениях. Просто Дрю видел в то время только одну модель, по которой могут развиваться отношения. Что обязательно нужны взаимные компромиссы. И как злился и бесился, когда сам выполнял свои обязательства, на эти компромиссы шел, а Джонни делал вид, что понятия не имеет о том, что должен тоже... Хотя, почему делал вид? Скорей всего и не имел понятия. Для него не существовало компромиссов, он всегда и во всем стоял на излом. И только те, кто не боялись его сломать ради его же пользы, могли видеть, как покорно и с готовностью Джонни умеет гнуться. Оказывается, Джонни очень хорошо понимал, когда его вот так ставили перед фактом. Оказывается, такое поведение совсем не было прерогативой только самого Джонни.Оказывается, Дрю за три года не так уж и хорошо узнал его, раз понял это только сейчас.- Ну и что толку, что ты это сейчас понял? - спросил Дрю у своего смутного отражения в кофейнике. Отражение только отодвинулось и окончательно расплылось. Толк, пожалуй, был.- Делай только то, что хочешь, - сказал ему Джонни в самом начале их знакомства. Дрю тогда воспринял это только в плане их осторожных и неторопливых попыток сексуального взаимодействия. Вроде: не торопись, если не чувствуешь себя готовым. Не делай чего-то, что тебя не возбуждает. Не стесняйся того, чего хочешь.Как оказалось, это было планом Джонни на всю оставшуюся жизнь и на все сферы деятельности. Делай только то, чего хочешь. Тебе повезет, если твои желания совпадут с желаниями другого. Если не совпадут, вам не повезет обоим. Все очень просто. И никто не должен ни под кого подстраиваться.- Вот засада, - пробормотал Дрю себе под нос, глядя, как официантка забирает и уносит от него и кофейник, и обе чашки, и блюдечко с заказанным но так и не доеденным десертом.Было большое искушение прямо сейчас достать телефон, набрать номер Джонни и... И что? Чего ты хочешь, Дрю? А чего хочет Джонни? А если он ничего от тебя не хочет? Ведь ты-то хочешь, только если это будет взаимным. Ты совсем не готов выяснить, что тебе не повезет, потому что тут будешь проигравшим только ты. Ты... ты просто не готов к Джонни. Вот и все. И никогда не был готов, как выясняется. Так что вставай и езжай в аэропорт, твой рейс уже через три часа.Кишка тонка, усмехнулся Дрю уже в самолете, уже глядя в иллюминатор, как разгоняется за серой диагональю крыла привычный пейзаж. Рисковать мы не любим, нам все только с гарантией, только со стопроцентным обеспечением. Вот потому-то ты и хреновый спортсмен, сказал он сам себе. И как-то это получилось совсем просто, без надрывной жалости, без обыкновенной для него глухой тоски. Просто констатация факта. Ну не такое это дело, их спорт, чтобы пытаться усидеть на двух стульях. Или ты идешь напролом и ломаешь все, и ломаешься сам, или пытаешься урвать какие-то гарантии, как-то обезопаситься и подсосать где нужно. Напролом Дрю идти всегда боялся. Подсасывать было противно и недостойно. А безусловного яркого таланта, чтобы оставаться в стороне от обеих крайностей, ему явно не хватало. И никто не виноват, ни недотягивающие партнерши, ни пристрастные судьи.- Такой интеллигентный мальчик из хорошей семьи, - говорила о нем Патти, легко подсмеиваясь и трепля по волосам. А, пожалуй, в этом и была проблема. Слишком интеллигентный, слишком инертный, черт, да он бы до сих пор оставался девственником, если бы Джонни его в свое время не перехватил и не пристроил к делу. Со всей своей практичностью и цепкостью простого деревенского парня, который точно знает, чего хочет, и сделает все, чтобы этого достичь.Рядом с Джонни может быть или размазня, полностью подчиняющийся и прогибающийся под его прихоти, или такой же сильный и самодостаточный человек, как он сам. Размазней быть тебе претит. Сильным и самодостаточным на его уровне ты быть не можешь. Тогда чего же ты хочешь? У тебя нет права чего-то от него хотеть. Вот и все.Мда, с неловкостью подумал Дрю, откидываясь в кресле. Разумеется, самым удобным и привычным вариантом было бы сейчас сказать себе: ну и ладно. Я такой, какой есть, и на такого меня тоже найдутся желающие. Можно, да. Проблема только в том, что нафиг не сдались тебе эти желающие. Тебе-то нужен он.Вот и приехали. Дрю даже зажмурился. Страшно? Ага. И что будем делать? А вот... черт его знает.