ГЛАВА 17. (1/2)

Пышный прием, устроенный в доме Роззердриггов, поднял на уши всю прислугу с самого утра. Подготовка залов, чистка и размещение сервиза по всем канонам банкета, музыка и роскошные блюда — со всем этим они хлопотали весь день, готовясь к приходу высокопоставленных лиц и знаменитых личностей, некоторые из которых принадлежали к роду английской аристократии. Все в Соединенном Королевстве знали семью Роззердриггов, но за столько лет их проживания в этой стране в усадьбе на краю Уинчестера ни разу не был устроен такой масштабный созыв всех их друзей и знакомых разом. Однако появился хороший повод. Окончание войны между давним недругом Британии — Испанией — и ее бывшими колониями вызвали бурный восторг многих политических деятелей, связанных дружескими отношениями со Штанами и любыми способами поддерживавших их в этот период. Жорж, что вел дружбу со многими представителями власти в Англии, посчитал это неплохим поводом для того, чтобы устроить у себя дома прием и ?пирушку?. Хорошие знакомства его жены с людьми различного рода искусства, с которыми она не переставала поддерживать связь даже за границей, тоже внесли свой вклад в помпезность устраиваемого праздника.

Все было безупречно. Но только не для Сатаника.

Будучи нелюдимым затворником, обросшим колючими иглами, он терпеть не мог подобные мероприятия. Он считал их до боли громкими и бессмысленными, созданными лишь для того, чтобы полицемерить и показать свое превосходство. Более того, именно в этот раз он был как никогда против: огромный банкетный зал для приемов и балов находился прямо над его студией. Это означало лишь то, что мужчина будет выть от отчаяния, когда шум и гам сверху заставят его уши кровоточить.

В такой обстановке об искусстве можно было и не мечтать. Жаркий августовский день был испорчен еще до восхода солнца. Мужчина знал, что не сможет сосредоточиться, а потому лишь рассеяно сидел у самодельного подоконника, выглядящего скорее как грубо прибитая к стене доска. Он курил в маленькое подвальное окошко, глядя, как на улице хлопочут домработницы. Уж кому точно сегодня хуже, чем ему, так это им.

— Фу, — раздалось из комнаты, и мужчина поймал взглядом мелькнувшие за дверью красные кончики волос. Ивлис был здесь же, с ним, и занимался, как он сам это назвал, ?уборкой многолетнего срача?.

Они общались все лето, даже ни разу сильно не поссорившись. Сатаник мог назвать это удачей, исключением из правил и их самым большим рекордом. И что-то постоянно подсказывало ему, что их перемирие ненадолго. Ему было все хуже. Все сложнее быть так близко и так далеко, когда желаемое прямо здесь, в твоих руках, и в то же время недоступно для тебя. Он обещал себе подавить эти мешающие чувства. Он искренне считал, что они мешают ему. Мешают общаться с Ивлисом, с первым, казалось, адекватным омегой, с которым он подружился. Чертовы инстинкты опять испортили ему всю жизнь. Уже в который раз он возжелал избавиться от своей сущности, стать бетой и зажить счастливо.

Мужчина затушил сигарету, спрыгнув с подоконника. Он прошел в комнату, где на кровати развалился омега, укрываясь всей его одеждой. Шкаф был пуст.

— Что ты творишь? — Сатаник изогнул бровь, наблюдая за придуриванием парня. Он вообразил себя наседкой в гнезде? А птенец, выходит, Лорд?

— Ничего, — ответил Ивлис с таким видом, словно это не он лежал в коконе из чужих вещей. Кажется, художник припоминал, как читал в книге о таком поведении омег. Во время каких-либо тревог они начинают стаскивать вещи, с которыми чувствуют себя комфортно, и собирают себе гнездо. Сатаник не был уверен, связано ли это с тем, что у Джинна скоро течка. Он понял только одно: омежке спокойно рядом с его одеждой. Одеждой, от которой пахнет им, Сатаником? Вот значит как.

Мужчина сел на самый край кровати, боясь, что парень набросится на него, если он попытается совершить покушение на его гнездышко. Сверху слышался громкий топот. — Как я устал, — словно сам себе прошептал Сатаник. Он не хотел нагружать Ивлиса, но все же поговорить с кем-то хотел. Он правда устал. Устал от всего.

— …Тебе бы уехать куда-нибудь и развеяться, — неуверенно предложил омега, и мужчина усмехнулся. Как будто он об этом не думал. — Я подумывал купить дом. Жить отдельно. Повисла тишина. Да, разумеется Ивлис не ожидал подобного, он никогда не замечал за Сатаником желание съехать из своего подвала. Но он хотел.

— Ты то? За какие шиши? — У меня достаточно денег, не перебивай меня, — художник фыркнул на замечание Ивлиса. Он считал его таким безнадежным бомжом? — Так вот. Я подумывал, но…зачем он мне? Я ведь живу один. Мне не нужен дом. Но так я хоть освобожу дом отца и…стану более самостоятельным?

— Ты умрешь, если будешь жить один. Умрешь от голода, потому что там не будет меня, готовящего для тебя каждый божий день, — тут Ивлис ошибался больше всего. От него Сатаник хотел уехать больше всего. Нет его — нет чувств, боли, проблем.

— Как-то я готовил себе все эти годы, — взгляд упал на притихшего омегу. То, как нежное личико уткнулось в его кофту, откровенно глубоко вдыхая феромон и расслабляясь от этого, заставило мужчину покраснеть. Что за извращения? — Я понимаю, что тебе нравится, но не выражай это так явно… — с напряженным смешком отозвался он, подавляя желание зарыться в чужие волосы, приблизиться и сделать что-нибудь.

— Отстань, — кажется, его слова заставили омегу смутиться, и тот отстранился от одежды, сев. — Сними студию в городе. Можно даже в Лондоне. Там и работы для тебя больше будет. Попробуешь себя в самостоятельной жизни.

— Какая столица? Этого мне еще не хватало. Я такого шума, — указательный палец тыкнул в потолок, — выдержать не могу.

— Это не оправдание. Ты просто боишься того, что быстро наберешь популярность у прекрасного пола, если переедешь в столицу. Я постоянно забываю, что ты асоциальный омегафоб~.

— Я не боюсь омег.

— Сказал двадцатишестилетний девственник, — нежный голос просмаковал каждое слово, и у альфы дернулась бровь. Уже второе унижение за день? Ты нарываешься, Ивлис.

— Я просто их не люблю. Может, я и правда болен, хах. — Не болен. Точнее, по утрам ты точно не болен, — отметил омега, и воспоминания нахлынули на обоих огромной волной. О Боги, они не говорили об этом все эти три месяца и честно пытались не думать, так кто тянул Джинна за язык?

— Я не про физиологию…а, скорее, про психологию, — попытался замять мужчина, но было уже поздно. — Тебя не возбуждают тела омег? — Ивлис заинтересованно подсел ближе, в упор глядя на сконфуженного Сатаника. Как их разговор о переезде перешел к этому? — …Не знаю. Я видел так много обнаженных омег. Рисовал…и ничего, — говорил мужчина почти искренне. Да, тела омег привлекали его в первую очередь как предмет искусства, не более. И Ивлис был таким. Поначалу. Но потом он начал замечать, как невольно засматривается на красивую фигуру, забывая, что в его руках кисть или что он держит инструменты для лепки.

— Видеть — это одно, — юноша взял руку альфы и потянул на себя, забравшись ею под свою же рубашку. По телу Сатаника прошел ток. Что он вытворяет?

— А касаться — совершенно другое, — закончил Ивлис, поглаживая свой живот чужой рукой и заставив мужчину поперхнуться воздухом от своих слов.

— Ч-что…

Сатаник чувствовал, как по кончикам его пальцев словно ходил разряд, все его тело, казалось, было наэлектризовано. Он облизывал пересохшие губы, судорожно соображая. Какого хрена? У него галлюцинации или Ивлис открыто домогался его? Точнее, домогался себя, используя его руку… Что. — То, что ты видишь, не всегда должно тебя возбуждать, — продолжал тем временем омега, и на его лице не отразилось и тени сомнения в своих действиях. Он был настроен решительно, и это пугало художника. — Закрой глаза. — Что ты удумал?.. — Я просто хочу помочь тебе, хах. Бледная рука скользнула по телу дальше, вверх, огладила ребра. Кожа Ивлиса была горячей, особенно горячей по сравнению с его ладонью, и Сатанику казалось, что он буквально пылает. Он постоянно напряженно сглатывал, оглаживая чужую талию и все же послушно закрывая глаза. Сколько раз фигура Ивлиса была прямо перед его глазами, сколько раз он видел эту тонкую талию — не сосчитать. Но касаться ее, сжимать в своих же руках… Сатаник был готов расплавиться. Он добавил вторую руку, касаясь нежной груди. Чьи феромоны были сильнее в этот момент мужчина не знал, он мог лишь чувствовать, и чувствовал, как жасмин активно отвечает ему, как тело Ивлиса покрывается мурашками, а его сердце колотится под чужой ладонью.

— Зачем тебе это?.. — хрипло спросил Сатаник, отвлекая их обоих от процесса скорее для того, чтобы сделать передышку и хотя бы немного прийти в себя. Это было слишком. — …Просто проверить, такой уж ты ?неправильный?, как сам говоришь, — ответили ему, и художник понял, что это наглая ложь.