Часть 7 (1/1)

Было раннее утро. Серое, тихое. Белой дымкой, словно пеленой, были застланы горы. В воздухе витало ещё какое-то сомнение, не дававшее в полной мере убедиться, что всё прошло, но дух опасности навсегда исчез.Западные горы были оставлены Тьмой, им и их жителям теперь уже ничего не грозило. И, тем не менее, никто не спешил радоваться. У всякого была тяжёлая ночь, и отдых нужен был каждому.Ещё сидели неподвижно люди в своих домах, вспоминая бессонную ночь и её события, когда от заборов, деревьев и высокой травы поползли длинные тени. Когда серый пейзаж, бесчувственный и хмурый, прирумянился чуть желтоватым светом, всё живое как бы привстало со своих мест. Выглядывали из своих нор грызуны, птицы пробовали перелетать с ветки на ветку, тревожно пощёлкивая. И люди, как последние из осмелившихся, стали выходить наружу. Никто не верил, что взошло солнце.Минуты, что ночью подбитым зверем ползли всё медленней и дышали опасностью, бежали сейчас через тысячи взглядов живых. Туман же рассеивался долго, словно было это не природное явление, столь обычное для гор и низ лежащих водоёмов, а пороховой дым на бывшем поле брани. Однако чем дальше уходили тучи, чем скорее рассеивалась белёсая дымка, тем скорее, луч за лучом, выглядывало, словно озираясь, солнце. Оно было маленьким, чуть бледным из-за туч и как будто пребывало в неловком молчании. Оно казалось отрешённым от этого мира, пойманным на полпути к попытке скрыться, и сейчас неловко, лениво возвращавшимся на место. Всё ещё держась поодаль, оно, однако, дарило живому надежду на лучшие времена.Каждый чувствовал, как страшное напряжение тает. Каждый долго и глубоко вздыхал, понимая, что дышать становится легче. Каждый уже понемногу приходил в себя, мотая головой, словно отмахиваясь от событий прошлой ночи.Пронёсся по ушам чей-то говор, его подхватили, и вскоре многие уже шептались вполголоса. Птицы уже пели вовсю, стрекотали кузнечики, забывшие в страшный вечер сыграть свою трель. Зашуршали кусты, когда животные начали вновь бродить по лесу, а меж веток деревьев стали мелькать пушистые беличьи хвосты… Лес оживал, за ним?— горы, селения. И на приграничных территориях уже наступал рабочий день.Не известно было, высокими ли были горы или воздух был очень холоден, но только туман опускался там до самой травы. Тисовый великан стоял, обвитый белой дымкой. Поток под ним тихонько бурлил; лишняя вода, скопившаяся за дождливый период, куда-то быстро ушла. Ледяной ручеёк был немного загрязнён, но, впрочем, это было единственным, что выдавало присутствие бури в прошлую ночь.Тихо было здесь, как бывает только в колыбели природы.И солнце не скоро нашло это место. Словно побаиваясь, то отступало дальше в небеса, сделавшись совсем белым, крошечным карликом. Нарочно спрятавшись за облаками, оно благополучно миновало дом Данте, так и не пустив в пустое окно ни лучика света.В тёмной комнате поскрипывали половицы. Босые ноги, покрытые дюжиной ссадин и синяков, и, видимо, давно привыкшие к этому, мелькали в чьём-то взгляде, подходили ближе, останавливались и тут же удалялись. Пара изящных рук бронзового загара ловко накладывала компрессы, сменяла пропитавшиеся кровью повязки и время от времени дотрагивалась худыми пальчиками до щёк пострадавших, чтобы узнать температуру их тела.Терпкий, горький запах полыни стоял повсюду, куда не повернёшь нос. Иногда слышался скрежет пинцета и других инструментов, которые всегда найдутся в походной сумочке лекаря. Видимо, инструменты медленно перекочёвывали оттуда на грубо сколоченную лавку?— единственный образец мебели, присутствующий в комнате. Пахнуло чем-то вроде нашатырного спирта…Данте дёрнулся, чихнул и рухнул бы обессиленной каменной глыбой, если бы Тея вовремя не подхватила его голову. Соображая, чем можно заменить подушку, лекарка заполнила свою походную сумку травой. Осторожно положив на неё голову воина, Тея бросила на того короткий, полный волнения взгляд. Она ничего не обещала даже себе, но такая быстрая реакция вселяла в её сердце надежду на скорое выздоровление. Если бы она знала, что только душа может заставить Данте встать на ноги.Хоть конкретно ничего нельзя было сказать, но с Каем дела обстояли в разы хуже. Может, в большей степени оттого, что он был сделан из костей и плоти. Лекарка глядела на его осунувшееся лицо и не могла поверить, что он ещё жив. Тёплыми руками она брала его за щёки, гладила, согревала. Кай сейчас казался ей не больше, чем новорожденным котёнком, которого слишком рано оторвали от матери. Он умирал, оторванный от всего, что сулило бы поддержку. А Тея растирала его похододевшие конечности, которые не успели испытать тепла. У того же котёнка было больше шансов в этой ситуации, чем у Кая. Хотя, шанс этот?— один на целую тысячу.Смерть была немыслима по сравнению с тем, через что прошли все трое. Но положение тех, кто ещё не очнулся, было слишком сомнительным, чтобы сказать, насколько оно опасно.Однако Тея спешила с выводами. Она всегда забегала слишком далеко и готовилась к худшему. Ей доводилось видеть смерть и хоронить друзей, она знает, что это такое. Она всегда придёт на помощь, если человек в ней нуждается, ведь всё, что она хочет?— спасти. Она не может идти против судьбы, но сделает всё возможное, чтобы побороть смерть. Не для того она вступила в ряды стражей, чтобы быть в стороне. Она примкнула к самому Свету, и, если смерть?— это Тьма, то она будет бороться с ней любыми способами.Тея встряхнула уставшей головой. Её прекрасные золотистые волосы давно растрепались и потускнели от налипшей грязи и крови. Она не взглянула на себя даже в маленькое зеркальце, лежавшее поодаль, но если бы сделала это, ужаснулась бы. Первая помощь и отдых требовались ей в не меньшей степени, чем лежащим без сознания. Она понимала это. Но её первостепенный долг?— заботиться о других.Она чувствовала боль во всём теле, но не хотела задумываться об этом. Ей было легко отвлечься, но, тем не менее, она пристально следила за своими пациентами. Словно гетера, охраняла она сон доблестных полководцев.Кто знает, сколько прошло времени. Может, пять минут, а может, и все тридцать. В комнате было по-прежнему темно и тихо. Тея клевала носом, опёршись о холодную брусчатую стену, и иногда вздрагивала, не то боли, не то от холода.Запах полыни будоражил нервы, но почему-то приятно было его ощущать. По телу растекалась какая-то сладостная горечь, и чувствовалось, будто можешь проспать целую вечность.На окошко села какая-то птица, попрыгала немного, повертела маленькой головой, и, завидев ?сонное царство?, не представлявшее, по-видимому, опасности, слетела на пол. Она весело щебетнула, и вскоре в комнате оказались ещё две птицы. Видимо, они были так голодны, что забирались куда угодно в поисках пищи.Банка с полынью стояла как раз рядом с импровизированной постелью каменного воина. Не церемонясь, птицы удобно устроились на его голове, ибо тот выглядел сейчас, как недвижимая статуя. Помахивая хвостиками, маленькие проказники клевали цветки полыни. Они вскрикивали каждый раз, когда натыкались на один и тот же цветок, а потому комната вскоре наполнилась громким свистом и щебетом.Проводя много дней на природе, засыпая под треск догорающих сучьев в костре и путешествуя с экспедицией сутки напролёт, Тея давно привыкла к естественной тишине. Такая тишина не была абсолютной, но в ней приятно было находиться. Порой это был сплошной шум из шуршания листвы, рёва диких зверей, которые выходили ночью на охоту, яростного стрекотания насекомых и неистового щебета птиц. И всё-таки в этом чувствовалась какая-то гармония, проявление настоящего, живого. Поэтому Тея долго прислушивалась к щебету в комнате, прежде чем сообразить, что тут что-то не так.Первое, что увидел Данте, когда очнулся?— это цепкие птичьи лапки, царапающие его гладкий нос. Попытки пошевелиться остались тщетными. Птицы нагло плясали на его теле, облюбовав в особенности голову, и, казалось, хорошо устроились.Данте уставился в потолок немигающим взглядом, иногда цепляя им клюв, летящие в разные стороны перья и маленькие лапки, кои пребывали в постоянном движении. В какой-то мере это было даже забавным, но стоило Данте попытаться открыть рот, как он понял, что подобное веселье затянется надолго: ни единым мускулом он не мог пошевелить.Пока Данте думал, как действовать дальше, половицы вновь затрещали под его ухом. Он инстинктивно закрыл глаза, и вовремя, потому что птицы в ужасе и с криком начали метаться по его телу, царапая и пытаясь взлететь. Тея винила себя за то, что допустила такую оплошность, а потому отчаянно махала руками, пытаясь выгнать переполошившихся птиц на улицу. Через две минуты те кое-как в ужасе улетели прочь, и комната наполнилась привычной тишиной.Словно отрезвлённая нашествием пернатых, Тея вновь начала осматривать своих пациентов, как можно удобнее укладывая их на жёстких половицах. Она точно помнила, что Данте держал глаза открытыми, точно помнила их желтоватый оттенок. Но Данте больше не собирался их открывать, а потому Тея приступила ко второму пациенту.Она не знала, сколько дней ещё просидит в чужом доме и где искать еду. Если это был дом каменного великана?— факт, который она не собиралась ставить под сомнение?— то он был слишком странен. Создавалось ощущение, что и на лавке тот никогда не сидел. Сколотил будто от нечего делать. Не было речи и о засушенной дичи, которая обычно висит под потолком. Не было вообще признаков того, что великан здесь жил или питался. И даже если он трапезничал на улице, разве он ничем не занимался дома?Разглядывая паутину, будто шаль, свисающую с каждого угла толстым слоем, она согласилась со своими догадками. Каменный воин и правда ничего не знал о том, чтобы убираться.Сидя рядом с Каем, она задумчиво рассматривала великолепно сложенную фигуру Данте. Неподвижный, бледный мрамор его тела казался неестественным. Если бы рядом лежал булыжник, в нём казалось бы больше жизни, чем в Данте. И всё же он был жив.Данте перебирал сейчас тысячи вариантов того, как ему быть. Он желал, чтобы его тело сейчас двигалось так же резво, как и его разум, но ничего не мог поделать. Вскоре он обратил внимание на то, что внутри него, где-то в самой глубине зияет пустота, и его начала преследовать мысль о смерти. В тот самый миг, когда он добрался до родного крыльца, он рухнул, испустив весь свой дух. Но почему же он до сих пор не окаменел? Конечно, его тело было сковано без возможности пошевелиться, но как он смог открыть глаза? Невозможно, чтобы на глаза это не действовало.Он так много думал об этом, что даже устал. Потянувшись, было, на бок, он вспомнил, что совершенно не может двигаться. Огорчённо вздохнуть тоже не получалось. Вдруг стало совершенно скучно и безрадостно. Таким образом он пролежал ещё полчаса.Тихая, грустная мелодия отдавалась эхом от стен. То была песня без слов, но в воображении живо представлялись картины кровавой сечи, слышался трубный глас, что велел идти вперёд и сражаться до конца. В ней звучал и воинственный дух победы, и скорбь матерей, которые остались одни. В ней слышалась тихая радость юной девы, что грелась на широкой груди победителя.Ещё одна эльфийская песнь, что бесценна в своём исполнении. Мотив её ещё долго крутился в тишине, заставляя лекарку вспоминать что-то тёплое сердцу.Данте же окончательно растерялся. Сквозь сон он вдруг услышал сладостные напевы и принялся, затаив дыхание, слушать. Когда песня окончилась, слившись с тишиной, он неожиданно открыл глаза. Он двигал ими, насколько это было возможно, но только чёрный потолок и верхнюю часть стен он увидел.Тея сидела, готовая снова провалиться в сон. Её безучастный взгляд, брошенный на пол, остановился там, и, кажется, рассматривал пустоту, как вдруг её душу словно ?потянули?. Хватаясь за грудь, и стараясь как бы остановить этот процесс, она подтянулась вслед за своей душой и оказалась около Данте.Немигающий взгляд больших жёлтых глаз был направлен на неё. Тея пошатнулась от неожиданности. Когда она встала и принялась медленно обходить Данте, она заметила, что глаза пристально за ней следят.—?Как вы? —?спросила она, но ответа не последовало. —?Вам плохо? Вам помочь? —?повторила она, но только ощутила в глубине его души безмолвную мольбу. Она подумала. —?Моргните один раз, если вы меня слышите.Данте моргнул, и Тея почему-то залилась краской.—?Как мне помочь вам? —?снова задала она вопрос, но, вспомнив, попробовала его перестроить. —?Есть что-то, что поможет? —?Данте снова моргнул. —?Где это? Здесь? —?и снова верно. —?Покажите взглядом.Обрадовавшись, было, Данте снова потерял надежду. Усилием мысли он мог бы потянуть душу Теи в третий раз, но поймёт ли она? Он попробовал. Как струнка натянулась добрая душа. Тея схватилась за грудь.—?Я поняла,?— произнесла она. Но на самом деле она желала это прекратить, ещё больше запутываясь и ничего не понимая. Она отдышалась.Какими способностями обладал Данте, чтобы так легко заставить её испытывать невыносимую боль? Что он делал? Как он это мог?—?Душа? —?произнесла она, как бы догадываясь, и увидела, как глаза Данте заискрились благодарным огнём.