Глава I (1/2)

KamijoВ отличие от большинства своих коллег, Камиджо любит путешествия и переезды. Дискомфорт, который, так или иначе, испытываешь в пути, со временем забывается, да и, на самом деле, почему-то он никогда не может сказать, что действительно сильно устает от ночи, проведенной в автобусе.Люди, просиживающие всю свою жизнь в офисах и на одном месте, могут в чем-то даже позавидовать такой работе, когда каждый день дарит новые впечатления, открывает новые города и знакомит с новыми людьми. При этом согруппники и просто знакомые Камиджо, с которыми приходится сталкиваться по работе, в большинстве случаев выражают недовольство от вынужденных странствий и чаще отнюдь не радуются, а устало возводят глаза к потолку, когда планируется очередной тур.Но именно в это утро, на трассе у небольшого придорожного кафе за десятки километров от цели их следования и за столько же от последнего населенного пункта, Камиджо впервые осознает, что больше всего привлекает его в таких рабочих путешествиях.Просыпается он в тот момент, когда автобус уже притормаживает, и, как часто бывает спросонья, несколько секунд растерянно моргает, пытаясь понять, где находится. Накануне в CLUB CITTA они отыграли первый концерт в долгой череде предстоящих выступлений, и фактически тут же отправились в путь – плотный график не позволяет расслабляться и уж тем более дать себе лишние полдня на передышку.- Ненавижу, когда приходится вот так сразу ехать. Ни отдохнуть, ни выдохнуть, - пожаловался Теру, пока все располагались в автобусе. При этом улыбался он настолько солнечно, что Камиджо отметил про себя: люди, которые ненавидят что-то в данный определенный момент, выглядят совсем не так.- В следующий раз продумывать график и договариваться будешь сам, - отчего-то недовольно пробормотал уже расположившийся в кресле Джука, будто воспринял слова Теру как личное обвинение, и почему-то вопросительно посмотрел на Юичи, быть может, ожидая, что тот поддержит его или тоже скажет что-то. Но Ю не отреагировал, казалось, что он даже не слышал ничего, задумчиво разглядывая неоновые вывески за окном.- Отставить нытье! – бодрым голосом объявил Хизаки. – Тур еще даже не начался, а уже столько недовольных.- Да кто недоволен-то? – неподдельно удивился Теру и заулыбался еще шире. – Я вообще кругом рад, давно уже не ездили никуда.- Ты всегда кругом рад, даже если поселить тебя в автобусе, - рассмеялся Микаге. – Помнишь, когда в прошлом году мы ездили…Судя по хитрому выражению лица, он собирался припомнить Теру какой-то забавный эпизод, но дослушать Камиджо не дал Хизаки.- Ты возле окна хочешь сесть? – негромко спросил он и едва заметно, буквально на секунду прикоснулся к его руке, привлекая к себе внимание.Почему-то у Юджи даже не возникало сомнений, что весь путь они проведут, сидя рядом друг с другом: хотя о такой мелочи он не задумывался, никак иначе эту поездку и представить не мог. И, видимо, Хизаки тоже по умолчанию считал, что расположиться в автобусе в непосредственной близости будет правильно.- Как тебе удобней. Мне все равно, - ответил он и тут же улыбнулся, потому что Хизаки, призадумавшись, прикусил губу: он всегда так делал, и это выражение лица удивительно шло ему.- Тогда я возле окна, - решил Хизаки и тряхнул головой, будто согласившись с собственным утверждением.На самом деле, при прочих равных правах Юджи сам предпочитает любоваться открывающимися видами, смотреть на города, через которые проезжает автобус, и не было бы ничего такого в том, чтобы сесть отдельно от Хизаки и занять любимое место. Однако по причинам, которые сам Камиджо считает лишним анализировать в данный момент, делать этого он не стал. А маленькая уступка Хи, в общем-то, незначительная и незаметная, не то, что не огорчила, а почему-то даже порадовала.…Время еще совсем раннее. Камиджо не носит часов, а доставать телефон ему лень, но судя по тому, что все спят, а солнце едва поднялось над горизонтом, ехать им предстоит еще долго.Сидящий рядом Хизаки не просыпается. Он чуть повернул голову к окну, и Камиджо не может видеть его лица, о чем на мгновение даже жалеет: смотреть на спящих людей ему всегда нравилось. Быть может, потому что именно в такие моменты человек кажется настоящим.

Сон как рукой сняло, и Камиджо решает, что не стоит тратить драгоценное время непродолжительной остановки без дела, когда хочется курить. Недолго думая, он выбирается из кресла и, стараясь не шуметь, направляется по узкому проходу к выходу.Рассвет – его любимое время суток. Чаще всего, заработавшись до глубокой ночи, он принципиально не ложится спать, решая переждать еще час-два до восхода солнца, чтобы только потом отправиться отдыхать. В таких предутренних часах есть что-то особенное, когда в теле чувствуется приятная слабость от усталости, а в голове совсем не остается мыслей.И теперь, стоя у самого края дороги, неторопливо затягиваясь и ни о чем особо не думая, Камиджо смотрит вдаль на поднимающий оранжевый солнечный диск и отмечает про себя, что именно это ему больше всего нравится в автобусных путешествиях: глядеть на дорогу, уходящую вдаль, и встречать рассвет в совершенно непривычном месте, куда, если и вернешься когда-то, наверняка просто проедешь мимо и не вспомнишь. И со временем забудется и утренняя свежесть, даже прохлада, и чистое небо, да и вообще этот день. Только в подсознании останутся неуловимые воспоминания, из-за которых много позже от упоминания о давней поездке захочется улыбаться.- Терпеть не могу ездить автобусом, - раздается за спиной сердитый голос, и Камиджо даже вздрагивает слегка, прежде чем обернуться: задумавшись о своем, он не заметил чужого присутствия.Рядом с ним, поеживаясь и обнимая себя обеими руками, стоит Джука, и с крайне недовольным выражением лица смотрит в сторону горизонта, где поднимается солнце. Волосы его растрепаны, а глаза совсем сонные, и Камиджо уже открывает рот, чтобы спросить, зачем он выбрался из автобуса, если даже проснуться не успел, когда Джука своими действиями отвечает на его вопрос, достав из кармана пачку сигарет и вытащив одну.- У меня спина точно отвалится, - жалуется он, прикуривая, и передергивает плечами.- Спина не может отвалиться, - качает головой Камиджо, слабо улыбаясь и, наконец, отводя взгляд, отмечая при этом, что испытывает легкое раздражение из-за того, что его одиночество было нарушено.- А ощущение именно такое, - не соглашается Джука и снова затягивается.Не то чтобы Юджи не нравится Хироки, но есть в нем что-то жутко раздражающее. Например, эта привычка курить без конца, а еще всех и вся ненавидеть. Казалось, только о Хизаки он никогда не говорил чего-нибудь вроде: "Этот мудак меня достал!", в остальном же подобные фразочки вырываются из уст Джуки по отношению почти всем его друзьям и знакомым. И чаще всего – Ю.

Камиджо докуривает, прицельным щелчком отправляя окурок куда-то в колею дороги. На востоке небо приобретает уже совсем розово-оранжевый оттенок, и почему-то думается о восходе солнца из окна самолета. Говорят, оно не всплывает, а туго выстреливает, резко выскочив из-за края земли. Как Джука только что – резко выскочил, сразу же внеся одним своим присутствием дисбаланс в такие дивные мироощущения.

- Ты вечно злой и хмурый, почему? – спрашивает вдруг Юджи, хотя его редко когда тянет на откровения. Разве что только с Хизаки.

- Я не злой и не хмурый, - удивленно ворчит в ответ Джука, пиная носком ботинка вдоль обочины какие-то камешки.

Камиджо усмехается, больше, по обыкновению, про себя. Пару дней назад, разговаривая о чем-то с Хизаки, он вдруг заметил, что тот старательно обходит тему своего проекта. Еще с неделю назад он говорил, что хотел бы продолжать, даже показывал кое-какие наработки на альбом. Интересно, как сильно успел достать его Джука, что Хизаки столь быстро изменил свое решение?Словно в ответ этим мыслям, из автобуса показывается сонный и взлохмаченный Хи. На ходу пытаясь прикурить, он тихо чертыхается и убирает назад волосы, явно не отдавая себе отчета, что в такой утренний час совершенно не важно, кто как выглядит.

- Всем доброе утро… - махнув рукой, тянет он, наконец щелкнув зажигалкой посильнее и прикурив, остановившись рядом с Камиджо.

- Ни хрена оно не доброе, - Хироки переводит взгляд с одного коллеги на другого, разворачивается и уходит обратно в автобус, сунув руки в карманы.

Камиджо не смотрит ему вслед, но словно бы видит это каким-то странным, внутренним зрением. Точно так же, как сегодня ночью случайно проснулся из-за слишком эмоциональной для ночи и автобуса, полного людей, перепалки между Джукой и Жасмин. О том, что они довольно давно уже вместе, случайно проболтался Теру, и тут же страшно смутился. Камиджо улыбается, вспоминая категорическое нежелание еще одного гитариста в их новой группе лезть в чью-то частную жизнь. Хотя все было и так более чем заметно.

Хизаки мрачнеет, глядя на горизонт, и Камиджо почему-то сразу понимает, что они думают об одном и том же.

- Отношения в группе – всегда провал. Рано или поздно придется убрать кого-то одного. Для их же блага.Кажется, он говорит сам с собой. Солнце успело подняться уже довольно высоко, и Камиджо щурит глаза, глядя в спину Хизаки, почему-то пялясь на каскад его спутанных светлых волос.

- Они взрослые люди, им решать.

- Нифига они не взрослые люди. Они дети малые, которые лупят друг друга лопаткой и орут один громче другого, лепя вместе куличики из песка.

- Не думал, что ты такой жестокий. От такого ведь никто не застрахован.

- От чего? От такой…. любви?Последнее слово Хизаки говорит, как выплевывает. И Юджи вспоминает, что тот очень не любит разговоры, касающиеся ориентации. Но, в конце концов, предпочтения в постели – личное дело.

Камиджо чувствует, что еще одна сигарета сейчас просто не полезет никуда, и убирает в карман смятую пачку. До очередного города остается чуть меньше часа езды, а потом снова – клуб, концерт, яркое, запоминающееся шоу, и осень. Это, определенно, лучшая осень в его жизни за последние несколько лет.

- Иди в автобус, простынешь. Я потом, что ли, вместо тебя буду петь? – Хизаки оборачивается, взяв Камиджо за плечо, и ненавязчиво так, почти по-женски подталкивает его обратно. Его пальцы холодные, а ладонь контрастно горячая – наверное, такая же, как едва заметно потемневшие словно от легкого румянца щеки. Если бы Камиджо сказали, что взрослый парень, к тому же такой гений и настоящий виртуоз, умеет так краснеть – он бы ни за что не поверил.

Молча кивнув и медленно идя к автобусу, он почему-то думает о Теру и Кайе. Они – самые спокойные и самые милые из всей собравшейся компании. Хизаки отчего-то взвинчен с самого утра, не иначе как тоже слышал приглушенную перебранку, ругань, а потом ни с чем несравнимый звук яростных страстных поцелуев, и витающее сожаление, что автобус слишком мал. Джука после ночной разборки с Ю выглядит усталым и разбитым. Как выглядит он сам, Камиджо предпочитает не думать. Но по-настоящему замирает, как вкопанный остановившись у входа в автобус, едва на пороге появляется Юичи, или Жасмин, как он теперь все чаще просит себя называть.

- Утра, Юджи-кун, - едва заметно улыбается Ю, легко спрыгивая с последней ступеньки.Камиджо только и успевает подумать, зачем он вышел, если не курит особо, и по утрам - тем более, прежде чем сознание подсказывает, что темные пятна на шее басиста вовсе не синяки, а следы страсти. Чужой страсти. И от этого почему-то разом меркнет и нереально прекрасный рассвет, и злость Джуки, и неброская прелесть Хизаки. Камиджо ловит себя на том, что ему хочется протянуть руку, схватить Жасмин за ворот свитера, и увидеть своими глазами то, что ночью довелось лишь услышать. Тряхнув головой, он вскакивает на ступеньку, торопливо заходя в автобус.А вокруг, то ли кажется, то ли и в самом деле деваться некуда от сладковатого запаха жасмина.Усталость и даже какое-то общее оцепенение после утомительной дороги будто тают в воздухе, едва они приступают к делу. Камиджо искренне убежден в том, что если работа любимая, она не превращается в рутину и не надоедает, даже когда кажется, что сил никаких не осталось и уже достиг полного эмоционального и физического истощения.Клуб, в котором им предстоит выступать сегодня, относительно небольшой, но почему-то кажется весьма уютным. Камиджо сам не сможет объяснить, чем обусловлено такое впечатление, ведь любой концертный зал, каким бы он ни был, это не квартира и не дом, а просто стены и сцена, такие же, как и в других городах, по всему миру: всегда похожие, отличающиеся в лучшем случае размером и выбором спиртных напитков в баре. И, тем не менее, почему-то одни клубы, в которых доводится выступать, нравятся, запоминаются, и впоследствии неоднократно хочется приехать туда вновь, а другие просто стираются из памяти. И дело даже не в том, как принимала публика и с кем ты выступал. Дело, скорей, в самом месте, с его аурой и энергетикой. А может, просто в настроении – Камиджо не знает точно.День проходит в страшной беготне и приготовлениях, и на время Камиджо забывает обо всем прочем. С каким бы сарказмом ни звучала всем известная фраза о том, что можно смотреть бесконечно, как работают другие, Юджи в который раз признает, что в ней больше истины, чем юмора: он действительно может бесконечно долго смотреть, как работает Хизаки. О некоторых людях говорят, что во время работы они преображаются и меняются, но к Хизаки это точно не относится, он всегда такой: собранный и серьезный, немного строгий и очень внимательный. Глядеть на него, пока он разговаривает с кем-то из стаффа, дает короткие указания – четкие и по сути, – склоняется над пультом или настраивает собственную гитару, не доверяя это дело никому другому, неописуемо приятно. В душе Камиджо в такие моменты всегда поселяется приятное чувство, которое возникает у любого, когда он видит другого человека на своем месте. А то, что Хизаки выбрал в жизни путь наиболее и, быть может, единственно ему подходящий, Юджи не сомневается ни на секунду.Когда, наконец, все основные вопросы решены, и до выхода на сцену остается чуть больше двух часов, Камиджо решает дать себе минуту на небольшой перекур, прежде чем отправиться в гримерку и начать переодеваться. Улица встречает его прохладой и слабым накрапывающим дождем, унылым и серым. Первое утро в дороге, прозрачно-чистое, озаренное первыми лучами восходящего солнца, как будто и не принадлежало этому осеннему дню, и почему-то Камиджо посещает странная неприятная мысль, что хорошее начало еще отнюдь не гарантирует счастливое продолжение. Затянувшись, он поднимает голову и смотрит в небо, не думая в этот миг ни о чем.Однако именно в этот день побыть наедине с самим собой ему просто не суждено, потому что тут же из-за спины раздается тихий, чуть насмешливый голос:- О чем задумался?Юджи не успевает даже обернуться, а уже улыбается, слабо, но искренне, как будто за долю секунды случилась какая-то приятная мелочь. Но, на самом деле, так и есть, потому что общение с Кайей его всегда радует, и он никогда не задумывался, чем обусловлена такая безоговорочная симпатия.Кайя подходит ближе, останавливается рядом и тоже задирает голову, смотрит туда, куда только что глядел Камиджо, словно пытается разгадать, что он рассматривал там. И тут же зябко передергивает плечами, складывая руки на груди, будто таким незамысловатым способом можно лучше согреться. Юджи давно заметил, что Кайя – существо крайне теплолюбивое: даже в летнюю жару он умудряется намотать на шею дизайнерский шарфик или приодеться в пиджак с длинными рукавами. А осенняя прохлада, как в этот первый день их долгого тура, наверняка кажется ему ничем не лучше редких зимних морозов.- Когда курю, я не думаю, - с небольшим опозданием отвечает Юджи и затягивается, а Кайя негромко смеется и поворачивается к нему:- Это великое умение ни о чем не думать. Научишь?- Нет,- тоже улыбается в ответ Камиджо и мотает головой. – Не думать – это талант. Либо есть, либо нет.- Я не думаю только когда устаю сильно. А сейчас я устать еще не успел, - Кайя пожимает плечами и снова смотрит в небо. Он уже успел накраситься и причесаться, и для полноты образа не хватает только платья. Камиджо про себя отмечает, что времени осталось всего ничего, и ему самому не мешало бы поторопиться, но отчего-то именно сейчас спешить не хочется.- Надо бы нам праздник небольшой устроить, что ли, - то ли спрашивает, то ли предлагает Кайя. – За начало тура и все такое… Как думаешь?- Прямо сегодня? – спрашивает Камиджо и, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, понимает, что усталости от переезда не чувствует, и потому ничего против не имеет. Но тут же в памяти встает хмурое лицо Джуки, который только этим утром топтался у обочины рядом с Юджи и с недовольной миной вещал, как у него все болит после ночи в автобусе. Наверняка, Джука будет против пьянок и пожелает отдыхать.- Почему бы и нет, - широко улыбается Кайя. – Сегодня у нас хотя бы ночь в гостинице, а завтра опять ехать. А потом уж как-то поздно пить за начало.- Боюсь, не поддержат твою идею, - качает головой Камиджо. – Все устали с дороги…- Дорогой мой, нам теперь еще не одну неделю так уставать с дороги, - прерывает его вмиг развеселившийся Кайя. – Так что теперь, не веселиться?Кайя смеется, как всегда запрокинув голову, искренне и от души, и Юджи не может удержаться от того, чтобы не присоединиться. Не так забавляет сама реплика, как заразительно смеется Кайя. Он – удивительный, рядом с ним легко и светло, и всегда хочется улыбаться и делиться с ним радостью.- Сдаюсь, - Камиджо выбрасывает окурок в урну и чуть лениво потягивается. – Праздниктак праздник. Но я не уверен, что все нас поддержат, потому давай по обстоятельствам.- Да не проблема же, - даже рукой взмахивает Кайя, словно глубоко удивлен, почему такая мелочь смутила Юджи. – Не поддержат – и не надо. А кто согласится, с теми и повеселимся. Необязательно ведь даже идти куда-то, можем прямо в гостинице устроиться. Взять с собой выпивку и что-то вкусное, а потом…- А потом всю ночь мешать всей гостинице спать, - с тон ему продолжает Камиджо, но Кайя только отмахивается.- Не будь занудой. Помню, как однажды поехали мы…Но договорить он не успевает, потому что именно в этот момент распахивается задняя дверь клуба, со стуком ударившись о стену, и тут же на улицу вылетает Жасмин, не обратив ни малейшего внимания ни на Юджи, ни на Кайю, круто свернув куда-то вправо. Он не бежит, но идет очень быстро, тут же скрываясь за углом. Камиджо не успевает даже удивиться, только замечает, что Кайя явно желает сказать что-то, когда в дверном проеме появляется Джука, озираясь по сторонам.- Куда он ушел? – в голосе Хироки растерянность пополам с негодованием, а еще сильное раздражение, и услышав такие интонации, Камиджо меньше всего на свете хочется отвечать на поставленный вопрос. Но пока он удивленно смотрит на Джуку, Кайя молча указывает направление, в котором скрылся Ю, и тот, даже не удостоив их кивком, бросается следом.За целый день воспоминания о случайных эмоциях, по неведомым причинам зародившихся этим утром при виде Юичи, успели померкнуть, и Камиджо даже не кажется странным, почему вдруг ему стали, пусть и на минуту, небезразличны их отношения с Джукой. Но теперь, после разыгравшейся сцены, Юджи вынужден признать, что смотреть на все происходящее ему неприятно. Именно неприятно, причем в особенности на Джуку.- Кажется, поездка будет интересней, чем мы предполагали, - вырывает его из размышлений голос Кайи, который задумчиво смотрит в сторону, куда сперва ушел Ю, а следом умчался его разгневанный любовник.Почему-то эта мысль резко царапнула Камиджо где-то в глубине души. Невольно представились совершенно неуместные сцены, разумеется с участием Ю и Джуки, и от этого стало еще неприятнее, будто он случайно подсмотрел то, что не следует. Конечно, он не был против таких отношении. Конечно, он знал, что Юичи и Джука рано или поздно сойдутся, об этом еще Хизаки говорил, правда, с плохо скрываемыми нотками раздражения. Но одно дело подозревать, думать, предполагать, и совсем другое – знать наверняка.

- Юджи, скажи честно. У тебя на уме Хизаки или Жасмин?Голос Кайи, его вопрос, похож на ледяной отрезвляющий душ. Настолько это неуместно, что Камиджо даже не успевает собраться, надев на лицо свою обычную маску.

- Ты о чем? У меня на уме музыка.

- Дарлинг, ну кому ты врешь?Мило улыбнувшись, Юджи разворачивается и уходит, кляня себя, на чем свет стоит. Он даже в ранней юности не позволял кому-то вот так запросто выпотрошить все, что тщательно скрывается в самом уголке сознания.

Вылетев за кулисы, он почти сталкивается лоб в лоб с Хизаки, который уже в полном сценическом гриме и одет – хоть сию секунду на сцену.- Ты куда так несешься? Так и людей задавить недолго, - смеется он, передернув плечами, словно его раздражает неудобное платье. - Ты Джуку не видел?- Нет, - моментально отзывается Камиджо, не успев даже подумать, почему соврал.

Между тонких бровей Хизаки тут же залегает вертикальная морщинка, в последнее время Юджи видит ее слишком часто. И в такие моменты хочется взять его за руку, увести куда-нибудь, где тихо и спокойно, и в обыкновенном мирном разговоре спросить, что Хизаки так мучает. А его что-то мучает, это видно невооруженным глазом.

Наваждение в лице Ю растворяется, словно его и не было. Занятная вещь, думает Камиджо, идя следом за Хи в гримерную. Когда рядом Хизаки, мысли о романе Хироки и Ю кажутся вполне нормальными и не вызывают таких эмоций.

В углу гримерки, перебирая в последний раз перед концертом струны гитары, сидит Теру, по привычке низко склонившись, весь сжавшись в комок, как пружина. Поразительно, как он умудряется быть таким раскованным на сцене и таким напряженным вне ее.

- Кайя предложил устроить пирушку в честь начала тура, - невзначай вспоминает Камиджо, садясь нога на ногу рядом с Теру, стараясь не мешать тому играть.

- Всецело поддерживаю, - даже не подняв головы, отвечает Теру, для которого сейчас существует только музыка, - Юки тоже, думаю, против не будет.

- Еще бы он был против. Я работаю с алкоголиками и раздолбаями. Конечно, к тебе, мой прекрасный принц, это никак не относится.

Хизаки редко позволяет себе такие вольности, и Камиджо слегка озадачен, с чего вдруг такое. Пристально наблюдая за Хизаки, он вдруг ловит себя на том, что ему до одури хочется прикоснуться к его сильным рукам, сжать его пальцы, позволить коснуться себя, почувствовать всю силу этих рук. Когда Хизаки играет, Юджи невольно засматривается, некстати представляя, каким этот человек может быть любовником – грубым, требовательным, или напротив, мягким и податливым.Джука возвращается неожиданно, хлопнув дверью и тут же метнувшись к стойкам с одеждой, пытаясь на ощупь отыскать пачку сигарет.

- Не вздумай. Слышишь меня? – Хизаки даже позы не меняет, но его в его голосе ощутимо звенят стальные нотки.

- Слышу, слышу… Юджи, прикури мне?Камиджо давно уже наблюдает развитие событий со стороны, пока его непосредственно не приглашают участвовать в действе. Так было зимой. Так было почти полгода, пока Хизаки увлеченно занимался своим проектом, записывая альбом и давая концерты. В тот момент Камиджо казалось, что Хироки его самого просто ненавидит. Позже оказалось, что лишь недолюбливает, и то исключительно в бытовом плане, изредка.

Щелкнув зажигалкой, едва задев пламенем кончик сигареты Джуки, Камиджо вновь уходит в тень, понимая, что пока его роль кукловода слишком мала, чтобы дергать за все ниточки. До тех пор, пока Хизаки явно не предпочтет его. Но пока что он лишь бессильно злится.

- У нас концерт через двадцать минут, в зале полно народа, а ты решил опять самому себе устроить очередную подставу? Опять Камиджо придется вместо тебя петь, потому что у тебя связки не пашут по твоим же словам?- Слушай, ты. У каждого в этой телеге свой рычажок, тяни за свой и не лезь ко мне! – огрызается в ответ Джука, нервно сбив пепел прямо на пол. - Я этот рычаг вытягиваю своей глоткой, пока ты стоишь и струны дергаешь!- Тихо-тихо… Парни, вы чего?

Никто, кроме Юджи, не заметил, что Теру давно перестал играть, отложив гитару, и ему совершенно не мешает то, что в этой компании он один из самых младших, а потому вмешиваться ему просто не стоит. Но он вмешивается, совершенно бесстрашно, вставая между Хизаки и Джукой, словно определяя невидимый барьер.

- Теру… - Хизаки неприятно морщится, словно от зубной боли, но на самом деле ему просто неловко. А вот Джуке абсолютно все равно, и он спокойно докуривает сигарету, переглянувшись молча с Камиджо. И смотрит он так странно, что Юджи понимает, что выдал себя взглядом, в котором, должно быть,застыл какой-то победный блеск, будто он только что наблюдал шах и мат блестящей партии между гроссмейстерами.

До выхода на сцену десять минут, возвращаются Кайя и Жасмин, потом Юки с Микаге, и в тесной гримерке становится совсем не развернуться. Казалось бы, всё прекрасно, Ю и Кайя о чем-то болтают, Кайя громко смеется. Хизаки сосредоточен и серьезен, как всегда, Теру – точная его копия, пока что, во всем. Камиджо переводит взгляд с одного на другого, глядя на этих людей, оценивая достоинства и недостатки каждого. И понимает, что выиграл намного больше, чем проиграл, отказавшись от своей прежней группы – раскрученной, любимой, но такой безнадежно умирающей.

- Ты похож на вампира, - негромко выдыхает у него над ухом Юичи, и от этого шепота, с трудом слышного среди общего шума, Камиджо чувствует, как по спине проходит прохладная волна. Но это не страх. Это стихийное, почти сумасшедшее и первобытное возбуждение.

- Неужели? – так же тихо шепчет он, чуть повернув голову. Лица Жасмин он не видит, но слишком хорошо чувствует тяжелый, сладкий аромат его духов. - Это и было целью, вообще-то.

- Нет, я о другом. Ты так бесстыдно впитываешь всё это, нас всех, что на тебя смотреть до ужаса приятно, - на плечо ложится рука с идеальным маникюром, унизанные перстнями пальцы сжимают плотную ткань. – Нас не слишком много, чтобы всех нас вот так выпить, а, Юджи?Возбуждение достигает своего пика, Юки уже вышел на сцену, следующая очередь Ю, но он медлит, настолько явно, что это замечают все, и в первую очередь Джука. Камиджо решительно наплевать. Каждый его выход на сцену похож на секс, каждый раз разный, но непременно сладкий и изнуряющий, и только от него самого, от его настроя зависит, каким будет секс сегодня.

- Юи, иди, - вполголоса выдыхает он, отступая на шаг, чувствуя, что Жасмин отпускает его плечо и проходит вперед. Обернувшись, Ю улыбается, едва заметно мотнув головой, и Камиджо понимает, что сегодня будет очень жарко. И это будет их лучший концерт.

Быть может, делом всей своей жизни Юджи выбрал музыку именно потому, что слово "рутина" неприменимо к такой работе, и даже если постараешься, два раза одинаково не получится. И в чем-то он прекрасно понимает фанатов, которые не устают ездить за любимой группой в течение всего турне из города в город, чтобы слушать, казалось бы, одну и ту же концертную программу. Просто каждый раз как первый для людей, которые любят свое творчество, проникаются и живут им, и даже регулярно используемые штампы выглядят и звучат по-новому, красиво и свежо, если исполняешь их с душой.Едва выйдя из-за кулис, Камиджо забывает о своих неуместных чувствах и мыслях, которые всего мгновение назад вызвал у него Ю. С этой минуты для него существует только мелодия, ритм, звук – музыка, и слова им же написанных песен льются легко и непринужденно. Юджи не понимает людей, которые умудряются забывать тексты песен, с ним никогда не случалось ничего подобного, потому что петь – это как дышать, и если в течение концерта он замолкает ненадолго или, словно импровизируя, что-то меняет в своем исполнении, происходит это лишь потому, что так нужно и так правильно в тот или иной момент.Яркий свет софитов, шум и крики в зале, музыка, которая дарит крылья за спиной, сливаются для него в один сплошной водоворот, Камиджо чувствует себя неотделимой частью всего этого. Он сам не замечает, как они исполняют несколько первых песен, это происходит на одном дыхании, и когда наступает краткий перерыв, в течение которого им следует покинуть сцену, уступая место Кайе, он, прежде чем уйти, украдкой бросает взгляд на Хизаки, который чуть напряженно хмурится, но глаза его при этом сияют ярким светом. В этот миг Юджи даже не чувствует и не понимает, а просто знает, что в подобной ситуации, в минуту завершения части их выступления никто так не разделяет его чувств, как Хизаки, который отдается их делу с такой же силой.Скрывшись за кулисами, он выдыхает и оглядывается несколько растеряно. Эйфория от выступления еще не отпустила, и только теперь Юджи начинает понимать, до чего же ему жарко, а еще – что очень хочется пить.

- Ты сегодня не такой, как обычно, - негромкий голос заставляет Камиджо обернуться и встретиться глазами с Хизаки, который смотрит на него как-то слишком серьезно, будто укоряя в чем-то.- А какой я обычно? – неуверенно улыбается Юджи, сам не понимая еще, понравился ли Хизаки его выход, или наоборот, тот остался чем-то недоволен. – По-моему, все отлично.- Ты сегодня какой-то… одухотворенный, что ли, - Хизаки возвращает ему усталую улыбкуи неожиданно опускает руку на плечо. – Выступаешь как за нас всех.- Это было бы слишком, сразу за всех, - отчего-то понизив голос, произносит Камиджо, но думает в этот миг лишь о том, что ладонь Хизаки на его плече тяжелая и кажется очень горячей, он будто чувствует ее тепло даже сквозь плотную ткань костюма. А еще Хи, видимо, неосознанно сжимает пальцы и стискивает его плечо чуть сильнее, чем положено при простом дружеском прикосновении.- Просто когда мы выступаем вместе, ты - наша душа, - неожиданно признается Хизаки. – Понимаешь?..Камиджо хочется ответить, что он прекрасно понимает, о чем он говорит, а еще как-то намекнуть, что место для подобных задушевных объяснений он выбрал не самое подходящее, как, впрочем, и время. Но подобрать правильные слова удается не сразу: никогда прежде Юджи не видел Хизаки таким одновременно серьезным и при этом лирически настроенным, и это необъяснимо волнует, как будто в этот миг, под впечатлением от собственного концерта, Хизаки открывает ему еще одну грань своей души, показывает чуть больше, чем прежде. Скорее всего, совсем немного существует людей, которые могут похвастаться знаниями, которые сейчас доверяют Камиджо.Но произнести что-либо Юджи не успевает. Не до конца осознав, зачем делает это, он протягивает вперед левую руку, чтобы в свою очередь прикоснуться к запястью Хизаки, к его руке, которой тот сжимает гриф. И тут раздающийся рядом грохот и звон бьющегося стекла заставляют их обоих дружно повернуть головы, а Юджи еще и почему-то отступить на шаг, словно их застали за чем-то не совсем приличным. Только теперь он понимает, что на несколько мгновений и думать забыл о снующей вокруг толпе народа: о коллегах, техниках, гримерах и прочих, которых всегда в избытке встретишь за кулисами.Нарушители спокойствия обнаруживаются в паре метров от них. У невысокого столика, заваленного какими-то проводами и прочим рабочим хламом, друг напротив друга на расстоянии какого-то шага стоят Джука и Жасмин, причем первый замер в позе самой холодной ярости, в то время как Ю выглядит абсолютно спокойным. И только по тому, как расправлены его плечи и как неестественно выпрямлена спина, Камиджо понимает, что Ю хочется рвать и метать не меньше, чем Хироки.В эту минуту Юджи устало понимает, что за последние пару суток он налюбовался скандалами между Юичи и Джукой больше, чем за всю предыдущую жизнь. Более того, Камиджо даже не уверен, что в принципе видел, чтобы кто-то ругался так часто и так много, да еще и не стесняясь посторонних, демонстрируя широкой публике свое особенное и не совсем ровное отношение друг к другу. И при этом Камиджо почему-то от души сочувствует Хизаки, которого вроде как личная жизнь коллег напрямую не касается, но он все равно злится и огорчается больше самих виновников разборок.Под ногами Ю разбитый графин в луже воды. Не иначе как именно его случайно, а может и нет, перевернул кто-то из рассорившихся любовников. И именно его падение, шум и звук разбивающегося стекла, отвлекли Камиджо и Хизаки от разговора.Юджи точно знает, что последует за всем этим, заранее может предсказать, что произнесет Хизаки, и как огрызнется в ответ Джука, потому лишь невольно прикрывает глаза, когда Хи, перекидывая через голову ремень от гитары и отдавая ее в руки какому-то вовремя подсуетившемуся технику, делает шаг в сторону Хироки и Ю.- Сколько можно? – холодно произносит он, медленно и обманчиво спокойно чеканя слова. – Вы можете потерпеть с этим хотя бы до конца концерта?- Я вообще само воплощенное спокойствие, - язвит в ответ Джука, вкладывая в голос весь накопившийся яд, и непонятно, к кому его агрессия относится больше: к достающему его Хизаки или к Ю, с которым ему не удается оставаться в мире дольше пары часов.Камиджо слышит на сцене голос Кайи, в этот момент он не поет, а что-то привычно, весело и беззаботно, рассказывает залу. А рядом какая-то неразборчивая возня со стороны гримерки: кажется, Теру просит кого-то помочь ему поправить костюм. Но наиболее явственно Юджи ощущает, как звенит от напряжения воздух между Юичи, Хизаки и Джукой, и что не хватает лишь малого толчка, чтобы грянул взрыв.И взрыв действительно происходит. Даже быстрее, чем Камиджо мог себе представить.

- Хироки, твою мать, немедленно прекрати срывать мне концерт! – Хизаки, еще пару минут назад какой-то совершенно по-нелепому робкий рядом с Юджи, вдруг становится тираном, каким его можно было увидеть только на репетиции в плохом настроении. А Камиджо, вновь наблюдая со стороны, прекрасно видит, что Хизаки очень зря думает, будто может помыкать Джукой.

- Хироки, ты слышал? Прекрати срывать концерт, - издевается Жасмин, наконец-то чувствуя себя отмщенным, и как ни в чем не бывало, подходит к зеркалу, проверяя грим, осторожно промакивая пот на лбу и шее салфетками. - И убрать надо здесь, Кайя вернется, не дай бог наступит в воду и поскользнется.

Нервы у Джуки на пределе, это чувствует все, и даже Хизаки молчит, на всякий случай отступив на шаг ближе к Камиджо. Юки с Теру и Микаге, переглянувшись, очень кстати выходят из тесной гримерки, нечаянно громко хлопнув дверью, но на Хироки даже это уже не действует.

- Ты это нарочно сейчас всё, да? – практически шипит он, не делая никаких движений, но Камиджо кажется, что Джука сейчас готов ударить Ю.

- А что я делаю? Хизаки, ты что-нибудь необычное видишь?

- Жас…- Нет, мне интересно. Давайте, ребята, скажите все, что я такого сделал? Не обращал внимания на этого идиота во время выступления, потому что у меня, представляете, бас-гитара в руках, на которой мне следует играть, вместо того, чтобы следить за его кривляниями на сцене и подыгрывать ему?«Началось», - проносится в мыслях Камиджо, а Хизаки уже, кажется, сам не рад, что вообще влез в очередную разборку.- Ладно, Юичи, хватит.- Да почему же? Я искренне не понимаю. Хизаки, ты же знаешь, что когда человека в чем-то обвиняют, ему, как правило, дают шанс хотя бы оправдаться, - взгляд Ю, привычно спрятанный за линзами, насмешливо и как-то зло мерцает, и эта тщательно сдерживаемая злость почему-то делает его невероятно красивым.Жасмин убирает прочь зеркало, подходя к Джуке, взяв его лицо за подбородок так, будто они сейчас наедине.

- А ты, мой милый, еще раз полезешь ко мне, когда я занят, и я не посмотрю, что в зале полно народу. Я вовсе не обязан виться вокруг тебя и играть роль твоей девочки на сцене. Придурок самовлюбленный.- Да пошел ты!

Хироки довести – раз плюнуть, в этом Камиджо убедился давно. В чем-то это, может быть, даже хорошо, он ведь каждый раз совершенно искренне загорается и вспыхивает, и горит изнутри. Ярость делает его почти идеальным. Но так недолго и сгореть подчистую, дотла.

Хизаки еле слышно ругается, донельзя точно дав определение сбежавшему за дверь Джуке, и как-то устало, измученно глядя на Ю.