chapter 1 (1/1)

Роберт Роттен был человеком чести. По крайней мере, он сам считал себя им, ибо всегда говорил людям правду (за исключением, когда сладкая и не очень ложь помогала ему в личных нуждах), никогда не присутствовал на корпоративах и общению в реальной жизни предпочитал короткие переписки перед сном. Он был не то, чтобы сварливым – просто не любил шум и тех, кто его делает. Он мог и умел шутить, говорить комплименты (особенно, когда сие помогало пройти где-то без очереди), но обыкновенно не испытывал в таком нужды. У Роттена было много проблем – будучи заядлым ипохондриком, он любил создавать проблемы на любом, даже самом незначительном месте, – и сигаретам предпочитал продукты с излишним содержанием сахара. Конфеты, всегда стоящие на белом лакированном обеденном столе в незамысловатой простой вазочке (будучи архитектором, Роберт всегда предпочитал минимализм и в делах рабочих и в личных), расходились вмиг, только мужчина садился за очередной проект. Вместе с этим у него никогда не было лишнего веса; то ли генетика, то ли, как шептались сгорающие от зависти иль неразделенного интереса девушки, ведьмачество помогали ему оставаться до невозможности длинным, худым и угловатым. С соседями, а особенно – с их детьми, Роберт никак не сходился, и вскоре это привело к тому, что в одну прекраснейшую среду молодая семья из квартиры напротив собрала всё нажитое по огромным цветастым коробкам и съехала. В привычной хитрой ухмылке Роттен тогда скривлял губы, в дверной значок следя за своим триумфом – только он имел право знать, что шум, мешающий ребёнку спать, был вовсе не случайностью, а запланированной необходимостью. В общем, как вы, наверное, уже могли догадаться, ежели не брать во внимание всё вышеперечисленное, Роберт Роттен действительно был человеком чести.Робби (как часто называла его мать, несмотря на то что ее любимому сыну уже перевалило за тридцать пять) не столь часто выходил на улицу, сколь просто в излюбленной позе недовольства стоял посреди подъезда иль просто гулял по крыше, ключ от коей, а, если быть точнее, слепок ключа, умыкнул у консьержа и теперь ходил довольный со своим маленьким секретом. Единственное, ради чего он готов был вылезать из своей обжитой да уютно обставленной берлоги, были частые походы в магазин. К тридцати семи годам в его доме было порядка тридцати одинаковых чёрных да лиловых костюмов: ежели не брать во внимание внешний ?творческий беспорядок? в квартире, что в простонародье называют бардаком, Робби, как и все люди его темперамента, торговал скорее лицом, и всегда был одет ?с иголочки?. Продуктовые магазины, а особенно кондитерскую их части, Роттен, как вы могли уже догадаться, тоже никогда не обходил стороной; его, наверное, самым любимым делом, помимо бесконечного ворчания на жизнь, было увлекательнейшее развлечение: по тридцать, а то и более минут, стоять у холодильной камеры с тортами и, долго шевеля губами, читать названия, про себя прикидывая, как и чем именно он желает порадовать себя опосля тяжелого рабочего дня. Обыкновенно внимание своё он останавливал на ?Праге? и ?Тирамису?, медленно прикидывал в голове вкус, смакуя на кончике длинного своего языка, а потом срывался и брал оба, с довольной улыбкой мартовского кота, пригретого солнцем, идя к кассе самообслуживания.Работал Роттен, с вашего позволения я повторюсь, архитектором в одной небезызвестной конторе; чего-чего, а вкуса и прекрасного образования ему было не занимать. И так как основная часть работы фактического присутствия в офисе не требовала, Робби с удовольствием занимался проектами дистанционно, лишь изредка заходя к мистеру Милфорду Минсвелу и состыковывая важные детали. Его начальник не был человеком дальновидным, но вместо этого был ужасно добрым и понимающим; наверное, именно из-за этого он и попал порядочное количество времени назад под длинную шпильку кремовых туфлей Бесси – своей секретарши, и с того момента именно она фактически заправляла делами. И именно к ней нужно было найти правильный подход: с легкостью и без зазрения совести могла она отказать в посещении Милфорда лишь потому, что мешающий ей раскладывать пасьянс на компьютере человек использовал излишне приторный одеколон или вовсе был одет не так, как следует. Безусловно, на приём можно было записаться электронно, но у Робби не было абсолютно никакого желания сидеть в живой очереди (не дай Господь придётся с кем-то мило поворковать!), и поэтому он всегда носил с собой коробку её любимых конфет с коньяком, называл при приветствии ?сладенькой? и в общем позволял себе легкий флирт. На Бесси это действовало безукоризненно, и пять минут позора, как про себя называл это действие Роттен, удачно заменяли полтора часа ожиданий. Было ровно две недели, как Роберт не появлялся на работе лично, заменяя своё присутствие письмами по электронной почте, однако именно сегодня деятельность его зашла в творческий да рассчетный тупик, и, скрепя сердце, Роттен решил посетить своё чудное заведение. Битых полчаса он укладывал волосы – всё в нём должно было смотреться великолепно – и столько же подбирал нужный чёрный костюм в лиловую клетку из десятка одинаковых чёрных костюмов в лиловую клетку, что, впрочем, уже давно являлось неким ритуалом (у больших людей маленькие слабости, и не стоит винить в такой позволительной шалости и без того бедного Робби). Захватив с собой огромный тубус с чертежами, а также чёрный деловой портфель, в коем помимо личных вещей лежала в пакете та самая пресловутая коробка конфет, мужчина, долго провозившись с замком, вышел из квартиры. В два дня мало людей из рабочего квартала находятся дома, и пустая лестничная площадка более чем устраивала Роттена. ?Лучше не бывает? – пронеслось у него в голове. И все же, была одна очень настораживающая деталь: дверь напротив, до этого пустующая абсолютно (прошлые жильцы в суете иль от злобы даже сняли серебряные цифры ?37?), нынче была украшена приторно розовыми, вероятно пластиковыми, цифрами такого же порядка. На вандалов думать не было причин, да и весь подъезд знал о сварливости соседа, но и о том, что у него появились новые соседи, думать попросту не хотелось. Вздохнув полной грудью, Роттен вышел из дома, быстро подошёл к чёрной своей машине и ещё долго ругался про себя, что сосед с пятого этажа загородил выезд.День его начинался также, как череда других, и такая стабильность Робби устраивала.По обыкновению в машине он предпочитал слушать подкасты, но сегодня перегруженный мозг и слабый организм, в коей насильно последнюю неделю вливали кофе да энергетическую дрянь из масс-маркета, требовали разгрузочного дня, роль которого сыграл альбом тяжелого металла. Как на зло в многоэтажном здании отключили лифт, и на пятый этаж, где уже сидела Бесси, в данный момент с розовой пилочкой для ногтей, Роттен явился с красным лицом и сбитым дыханием. – Роберт! – воскликнула Бесси, пряча под стол необработанную руку, этим вызывая кроткий смешок. – Вас так приятно видеть! – Ох, милая Бесси, я бы ходил сюда только для того, чтобы видеть Вас, если бы это было регламентировано уставом, – картинно похлопав длинными ресницами, Роттен облокотился о высокую секретарскую стойку и, положив на неё пакет с конфетами и шампанским, будто бы невзначай продвинул её вперёд. – Как Вы думаете, мистер Минсвел сможет принять меня сегодня?Улыбнувшись малиновой помадой накрашенными губами, Бесси, похлопав глазками в ответ, переняла пакет, пряча того в одной из многочисленных полок:– Сейчас у него посетитель, но, как только тот покинет кабинет, его место займёте Вы.Робби ещё раз улыбнулся, скорее для проформы, нежели искренне, и сел на большое оранжевое кресло. У него, судя по всему, было десять свободных минут, которые он собирался потратить на увлекательнейшее занятие – листать ленту твиттера. Но стоило ему один раз зевнуть, как до него тут же донёсся знакомый лепет.Бесси говорила быстро. Быть может, даже слишком быстро для человека, что должен быть занят тысячью отчетами (которые, как вы могли догадаться, она, конечно же, не делала):– Роберт, Боже мой, – проговорила она расторопно, смакуя каждое слово, – Вы выглядите таким помятым. Вам сделать кофе?За прошедшие две недели Роттен выпил порядка пяти, а, вероятнее всего, и более литров кофе.– Конечно, был бы очень признателен, – разве мог он ответить по-другому?– Знаете, я приобрела абонемент на йогу, ну, чтобы привести себя в форму, однако Милфорд сказал, что я и так прелесть. Возьмите его, я думаю, такая встряска Вам поможет. Я настаиваю, – добавила женщина, только заметив, как брови собеседника страдальчески приподнялись вверх, не зная, как сообщить об отказе. – Всё оплачено на месяц вперёд, ну же, Вы же не хотите расстроить меня? Я не потерплю отказа!Робби раздраженно потёр переносицу. Тратить время на такую ерунду не хотелось, предстать белой вороной пред десятком культуристов – тоже. Но с Бесси было трудно спорить.– Конечно, я возьму, спасибо.– И не вздумайте меня обмануть, – тут же пролепетала она, как можно более вальяжно подходя к мужчине и протягивая визитную карточку. – Я созвонюсь с тренером и обязательно спрошу о Ваших успехах.Взяв лакированную бумажку в руки, Робби покрутил её пред собой, принимаясь рассматривать её. Особого дизайна не было, что, безусловно, его привлекло – от кислотной рекламы спортивных залов с излишне перекаченными фигурами людей уже порядком тошнило. ?Алекс ?Спортакус“ Скевинг? – гласила аккуратно выгравированная надпись приятным глазу шрифтом. Наспех запомнив адрес, Роттен ещё раз хмыкнул, убирая карточку в нагрудный карман своего чёрного пиджака с лиловыми клетками, которыми была забита вся его гардеробная. Ему, наверное, стоит включить всё обаяние, чтобы попытаться договориться с этим человеком – ходить в действительности туда он не собирался. Сказать по чести, Роберту не везло с активным отдыхом ещё с самого детства. До десяти лет, пока в нём не открылась тяга да талант к другому виду деятельности, он по настоянию отца перепробовал почти все секции, которые только могли быть в спортивной школе у дома. Сначала был большой теннис – и всё закончилось тем, что маленький Робби после тренировки пришёл домой с огромным синяком под глазом – поцелуем мяча, на память. Любящее сердце матери не позволило продолжать ходить туда, и вскоре Робби посетил бассейн. Но то ли тренер попался никудышный, ибо детям предпочитал флиртовать с молодыми мамочками, то ли обычное человеческое невезение, что, как любил говорить Роттен, преследовало его с рождения, сделали своё дело, и на первом же занятие мальчишка чуть не утонул. Каратэ, баскетбол, легкая атлетика, спортивная гимнастика – за что он только не хватался, неудача была тут как тут, будто бы по пятам преследовала его. В девять лет маленького Робби впервые поставили на роликовые коньки, и, упав, он сломал ногу – это и стало последней точкой: отец оставил надежду вырастить в сыне звезду спорта, а у Роттена появилось отторжение к нему как таковому. Быстро решив заминку с проектом и договорившись, что посетит сий кабинет ещё раз завтра и через три дня, из огромного офиса Роберт отправился в другой – торговый центр. Если уж и договариваться о чем-то с незнакомым человеком, то нужно произвести неизгладимое первое впечатление на эту светлейшую персону. Однако себе Роттен изменять не стал – чёрный костюм да фиолетового оттенка кеды (кроссовок в доме он вообще не держал, предпочитая им эффектные лакированные туфли на небольшом каблуке) вскоре были упакованы в пакеты, коие уже покоились на заднем сидении большого внедорожника – быстрая езда за городом была, пожалуй, единственной вещью, которую Робби не ненавидел. Спортивный центр оказался небольшим. Он донельзя боялся, что здание будет похожим на то страшное воспоминание, которое обязательно окунёт с головой в детство, заставляя захлебнуться в памяти о неудачах, как когда-то в бассейне, но на вид двухэтажный центр был совершенно сносным. Про себя скорректировав несколько деталей, Роттен открыл дверь – приятный тёплый воздух ударил в лицо, и мужчина, не найдя причин для недовольства, поморщился просто так. Быстро уладив все интересующие его вопросы с улыбчивой девушкой у стойки – будь у них такая секретарша, Робби, может быть, ходил на работу чуточку чаще, – вскоре очутился он у большой просторной двери со стеклянными вставками. Неловко заглянув в них, Роттен понял, что в зале уже достаточно людей, которые обязательно запечатлят очередную его неудачу. Но дороги назад, кажется, уже не было.Раздраженно вздохнув, успев проклясть себя за нерешительность и Бетси за её вездесущность, Робби прикоснулся к гладкой пластиковой ручке и надавил на неё. В зале было чересчур светло, а из огромных колонок, стоящих у каждой стены, была слышна музыка на восточные мотивы.