Влюблённый репетитор. (1/1)

Интересно, когда же впервые он захотел поцеловать эти тонкие губы? Сейчас, когда каждая ночь проходила во внутренней борьбе и поиске, на что бы выплеснуть разрушительный поток своих чувств, это уже не имело значение. Да, начиналось всё довольно легко, как первые симптомы болезни, небольшое недомогание. Тогда он просто заметил, что Тсуна наконец оформился из нескладного подростка, похожего на недокормленного зверька, очнувшегося от спячки, во вполне привлекательного молодого человека. Скользнула и исчезла мысль, что неплохо было бы научить его целоваться, а то ведь опозорится в первый раз, как всегда, но это была идея сродни шутки, не более того. И что он мог сделать тогда? Уехать в Италию? Сказать, что больше не может учить Тсуну? Никто бы не понял, ни Девятый, ни Ёмицу. Киллер так и представлял себе, как Ёмицу скажет: "Ты не хочешь учить моего сына, потому что он стал привлекателен? Что за глупости, Реборн!". Это действительно, кажется, были сплошные глупости. Может, Тсуна даже и не стал так уж красив тогда, девочки ведь, исключая Хару, не начали вешаться на него гроздями, как они делали это в отношении Гокудеры и Ямамото... И Реборн гнал от себя мысли, что что-то может случиться, он ведь точно знал, что никаких романов с учениками у него никогда не будет, а значит надо просто сосредоточиться на другом, усилить тренировки, отступить на шаг от той возникшей близости, которая могла стать опасна...А потом ему стало хуже. Болезнь, первые звоночки которой он игнорировал, накрыла его резко и сильно. Его трясло, словно в температурном ознобе, от всё возрастающих желаний. Касаться, ласкать и гладить тёплую нежную кожу, касаться этих плеч, спины, пробовать его на вкус, прижимать к себе, смотреть, изучить всего, до последнего миллиметра, узнать, как он целуется, почувствовать, как смыкаются где-то за шеей сначала его руки, потом ноги... Ночь и день проходили в борьбе рассудка, реальности и фантазий, желанных и страшных одновременно. Собственное тело, которое болезнь точила, словно червь, переставало слушаться, и руки задерживались на плечах и талии ученика дольше, чем это укладывалось хоть в какие-то пределы, прикосновения, раньше жёсткие и грубые, становились ласкающими, взгляды, прежде содержавшие в себе интерес к прогрессу воспитуемого, стали лишь способом получить эстетическое удовольствие. Но даже тогда, когда, кажется, был последний шанс спастись, Реборн не сделал этого. Он не был трусом, он никогда не убегал, тем более не убегал, не бросая дело незаконченным. А это был не тот случай, когда можно было отступить и дать себе передышку. Он должен был либо уйти, сейчас и сразу, оборвав все контакты и уничтожив малейшие шансы на встречу в будущем, либо остаться. Тогда болезнь перешла в разряд хронической. Теперь было уже неважно, близко Тсуна или далеко, он всегда был внутри разума Реборна, заполняя добрую половину всех мыслей киллера. Память хранила его лицо и тело, голос, каждое движение, словно записывать на себя Саваду всего и полностью было единственным её предназначением. Фантазия не собиралась уступать, играя с картинками памяти. Она услужливо предлагала аркобалено насладиться тем, как, возможно, выглядит обнажённый Тсуна, как он, разумеется только предположительно, стонет и извивается под ласками, как он шепчет припухшими губами "Реборн!"Итальянец лечил симптомы алкоголем, сексом на стороне и частыми отлучками из дома. Если бы Бьянки только знала, что вся та страсть и нежность, что изливал на неё мужчина, была лишь сотой долей его чувств к собственному ученику, от которых его рвало изнутри на сотни маленьких аркобалено! Если бы знали Девятый и его внешний советник, насколько действительно трудно окажется воспитывать Саваду! И если бы знал сам Тсуна, что его можно любить так жадно, страстно и болезненно, и при этом так нежно, ласково и осторожно... Но будущий Десятый не знал. Не знал даже тогда, когда Реборн, рискуя и ставя на кон всё, переходил грани допустимого.- Снимай водолазку и ложись, - киллер подтянул рукава рубашки вверх, старательно намыливая руки. - Аааа зачем? - Савада давно привык не ждать от учителя ничего хорошего. И даже сейчас, когда Реборн вдруг стал относиться к нему значительно мягче, перестал регулярно и сильно бить и даже не подвергал его слишком опасным тренировкам, тревожность эта не ушла. - Выполняй, никчёмный Тсуна, - Реборн смыл с рук пену и достал небольшой флакончик, после открытия которого по комнате распространился приятный хвойный запах. Японец послушно стянул водолазку, и аркобалено невольно залюбовался его спиной, на которой так отчётливо была заметна линия позвоночника.- А мне что, прямо на стол ложиться? - рот наполнился слюной, а голос наверняка сел от сильного возбуждения, поэтому Реборн только кивнул, прикрывая глаза. Тсуна ещё не вполне понимал, что же сейчас произойдёт, но лицо репетитора не обещало ничего хорошего. Ойкнув, он влез на выдвинутый в центр комнаты стол и улёгся на него на спину, уставившись в потолок. Итальянец приблизился и провёл чуть влажной ладонью, от которой сильно пахло хвоей и ещё чем-то почти неуловимым, по груди Савады к его плечу, а потом резко перевернул юношу лицом вниз.- Твои мышцы в ужасном состоянии, - две твёрдые ладони легли куда-то на лопатки, но быстро переместились выше, к плечам, большие пальцы оказались у самой шеи и неожиданно сильно сдавили.- Ииии! - взвыл Тсуна, пытаясь выскользнуть из под рук учителя.- Ну вот, я же говорил... - голос Реборна действительно изменился, теперь он звучал как голос какого-то демона, беседовавшего со своей жертвой. - Это же просто массаж, никчёмный Тсуна... - сильные руки, спокойный и уверенный голос, боль и какая-то странная нега, растекавшаяся по телу, всё это вводило юношу в некое подобие транса, заставляя расслабиться, прикрыть глаза и полностью отдаться во власть аркобалено, руки которого с плеч уже опустились ниже, гуляли теперь по всей спине, пока не прозвучало:- А теперь расстегни ширинку и чуть опусти брюки. - Зачем? - без особого интереса спросил Тсуна, которому было уже очень тепло и хорошо. - Где у тебя, по-твоему, заканчивается позвоночник? - Савада приподнялся, упираясь руками в стол, но при попытке оторвать одну руку и дотянуться до ширинки всё время норовил рухнуть лицом в столешницу.- Давай я... - твёрдая ладонь соскользнула со спины на живот, опустилась к брюкам и даже почти проникла под них, но вовремя замерла на ширинке. Японец почувствовал, как его обдало жаром, словно часть страсти, горевшей внутри репетитора, вырвалась наружу. Пальцы аркобалено между тем ловко расправились с ширинкой и пуговицей, потянули брюки вниз и опустили их на нужный уровень, после чего Тсуна смог лечь обратно на стол. Теперь уже ладони Реборна опускались совсем низко, доходя до самого копчика, и снова поднимались, лаская спину, бока, плечи...- Простите за вторжение!- Здравствуйте! - разнеслось откуда-то снизу, и киллер поморщился, как от зубной боли. - Ой, это же Гокудера-кун и Ямамото! - Савада сделал попытку подняться, но ладонь, лежавшая на середине его спины, помешала. - Лежать. Я не могу остановиться сейчас... - аркобалено облизнулся, стараясь придать своему лицу то выражение, которое не должно было вызвать подозрения.- Йо, Тсуна!- Добрый день, Деся...- Ребята, вы не слишком вовремя, - оборачиваться киллер не стал, его дыхание всё ещё не было достаточно ровным.- Может... - попытался что-то вякнуть Гокудера.- Я сейчас закончу, но Тсуне придётся некоторое время полежать вот так, не заставляйте его вставать... - Реборн последний раз провёл ладонями по телу Савады, от плеч почти до ягодиц, и, развернувшись на месте, направился в ванную, по дороге набросив на ученика плед.Когда он вышел из ванной, Гокудера сидел на полу так, чтобы Десятый мог его видеть, и улыбался счастливой улыбкой идиота. Ямамото стоял возле стола, упираясь одной рукой чуть выше правого плеча Тсуны и смотрел на затылок мальчика всё с тем же выражением лица. Реборн постарался как можно спокойнее пройти мимо.- Реборн-сан! - неожиданно позвал Гокудера.- Чего?- Нет, ничего, - ураган тряхнул светлыми волосами и снова повернул голову.- Зачем звал? - аркобалено смотрел на Хибари в упор. Тот тоже не спешил отводить взгляд, словно пытаясь испугать матёрого киллера, даже забавно. - Помнишь ты говорил, что мы померимся силой "в другой раз". - Помню, - Реборн сложил руки на груди, ожидая, что же за этим последует.- Этот раз настал, - блики солнца сверкнули на поднятых тонфа.- Ещё нет, - киллер покачал головой и отвернулся показывая, что разговор окончен. - Повернись. Я забью тебя до смерти.