Смерть (1/1)

Ей предрекали целых долгих двадцать пять лет, ведь мечты по-другому и не могут жить — рано или поздно забудет их Цвет, потускнеет кожа, померкнут глаза и мысли. Вон, Юне уже семнадцать — а она чувствует себя глубокой старухой, хоть и пылает нездоровым, мятежным жаром. Чего уж говорить об Уте, которая уже ткет себе саван из собственной скорби за утраченным, вплетает в него лучи излюбленной Луны и собственные недосказанности, что рубцами въелись под кожу.Ей предрекали целых двадцать пять лет.Оле считала их по пальцам, хоть ни на руках, ни на ногах их не хватало ни вместе, ни порознь. Наверное, это много — не спросишь ведь ни у кого. Гость, чьи касания к коже так болезненно-горьки, отвернется, отведет взгляд своих золотисто-янтарных глаз — всё равно не объяснит ничего толком. Монгольфьер и подавно — научили ведь считать только обороты, только Циклы, словно кольца в хвосте у Змея, что уже давным-давно разинул пасть. Оставалось только дышать на стекло, выводить пальцем черточки — и снова задавать себе один и тот же вопрос:Находка ведь тоже сможет столько прожить?Если бы у неё получилось, она бы отдала ей каждую из черточек, вложила бы их прямо в её дрожащую грудь. Если бы её Сердцам дали силы, она бы вытащила её за руку за собой из этого разноцветного, но совершенно пустого ада. Если бы ей только удалось убедить Гостя в лукавости интриг Авы, в лжи печальной маски Имы, в глупости собственных помыслов она бы смогла проснуться!..Но он уже сделал свой выбор, ведь хотя бы из них заслужила счастья?..Окна в Колыбели мелко дрожат — трещины ползут по стекле, ломают трафарет её уютного мирка. Воздух становится плотным, осязаемым, словно эфир, и Оле задыхается от тяжести собственной горечи, что захлестывает её с головой. И, когда мир становится слишком тёмным для её глаз, она смыкает веки.Сестре дано прожить двадцать пять лет.Так почему злая воля Цветов не позволила прожить ей и года?