Прошлое (1/1)

Аполлоний всегда был единственным, кого когда-либо любил Тома. Прекрасные, сияющие золотом крылья, смертельно-острые для любого врага, становились мягким пухом под его ласковыми прикосновениями. Тома знал?— стоило только провести по крылу всей ладонью, чуть надавливая, немного ероша перышки пальцами, как Аполлоний начинал стонать и выгибаться, прося больше не словами, но телом. Солнцекрылый всегда был особым ангелом. Не зря именно с его крыльев осыпалась дарующая жизнь пыльца, орошая Древо Жизни и всю планету благодатным светом. И как же счастлив был Тома, зная, что сердце этого великолепного ангела связано с тем, что бьется в его груди. С самого сотворения мира они были вместе. Сам их союз и подарил миру жизнь и краски. Тома до сих пор помнил безжизненную планету, на которой они проводили века, не зная способа подарить ей хоть каплю своего внутреннего света. Тома и Аполлоний были первыми и единственными возлюбленными среди ангелов. Неудивительно, но они не выдержали и слились воедино. И в момент пика страсти, с последним криком Аполлония, пронесшимся в небесах и достигшего ушей каждого, с его крыльев начала осыпаться пыльца. Пыльца, которой стоило только коснуться земли, и она расцветала невиданными ранее растениями и цветами. Пыльца, в первый же миг своего существования пробудившая мир к жизни. И потому Аполлония и прозвали Солнцекрылым?— за особый цвет перьев, ставших таковыми из-за пыльцы. За то, как прекрасно эти перья переливались на солнце, когда они с Томой предавались страсти в небесах. Другие лишь радовались за них, но никому более не удалось превратить свои крылья в подобие солнечных лучей. Солнцекрылый был лишь один и он безраздельно принадлежал Томе. Принадлежал, пока в мире не появились Бескрылые?— люди. Созданные Древом Жизни для утоления необязательных, но таких приятных нужд, как испитие праны, заменяющих ангелам чувство единения, которое Аполлоний и Тома получали и без таких грубых поделок. Люди, созданные и обласканные ангелами, возмутились и пошли против создателей. Долгие тысячелетия длилась война. Погибло много ангелов и осталась лишь жалкая горстка. Аполлоний отомстил, уничтожив множество людских душ, не щадя никого, восхищая наблюдавших за ним. Его прозвали Ангелом Войны, Ангелом Разрушения и Смерти. И Тома улыбался?— эти имена так подходили его возлюбленному, и одновременно были так далеки от него. Трудно бояться смерти от рук того, кто с молящим взором целует твои губы, скрещивает свои ноги за твоей спиной и, выгибаясь и крича от страсти, просит больше и больше сладкой пытки. А после нежно улыбается, смотрит влюбленными глазами, тихо смеется и ведет себя, как дитя, жаждущее ласки и любви, дарующее и получающее их в ответ. А многие года спустя случилось чудо, которое для Томы и Аполлония стало лучшим из всех?— у них появилось дитя. Ничто не указывало на подобное, но трудно было не замечать плохое самочувствие возлюбленного, чуть потускневшие золотые перья, постоянные голод и сонливость. Сначала ангелы думали на людей и в первые годы почти уничтожили их, но после к ним пришло понимание и знание, заставившее ангелов на время забыть о людях. Аполлоний носил в себе дитя Томы. Тома многие месяцы наблюдал за людьми, пытаясь понять, как ухаживать за своим возлюбленным, но ни один человек, носивший ребенка, не был мужчиной. В конце концов Тома положился на добытые небольшие знания и свою интуицию, дополняемую советами других ангелов, сильно переживавших за собратьев. Почти тысячелетие Аполлоний вынашивал дитя. После третьего столетия его живот стал расти, а характер немного меняться. Он стал мягче и добрее, постоянно желал объятий и сладкой детской праны. Постепенно дитя в нем выросло настолько, что Солнцекрылый больше не мог передвигаться самостоятельно и к концу срока он проводил время над Древом Жизни, на ложе специально для него. И когда срок подошел к концу, а Тома очень переживал за него, плод не вызвал боли, покинув тело выносившего его так, как обычные ангелы покидают свои тела и только на руках отца-матери он вновь обрел плотность. Так родился Футаба, не обретший золотых крыльев родителя, но единственный ребенок среди ангелов, не успевший вырасти к новому витку войны. Люди за время, пока ангелы были очарованы Аполлонием и его будущим дитем, развились до ужасающих вершин. Они ещё ничего не могли противопоставить ангелам, но пытались с ними бороться, иногда даже успешно, ценой многих жизней и лишь благодаря удаче. Аполлоний и Тома, занятые Футабой и друг другом, не вмешивались в битвы, но такое длилось недолго. Вскоре Ангелу Смерти вновь пришлось вступить на поле боя и показать Бескрылым, каковы на деле те, кто имеет крылья. Но в один миг, спустя всего несколько десятилетий после рождения Футабы, люди сумели поймать Солнцекрылого, ещё ослабленного рождением сына и уморенного ласками и страстью, которым они предавались накануне. Тома рвался к нему, убивал тысячами, не щадя никого, но люди успели первыми. Они что-то сделали с Аполлонием, влили в него огромное количество различных препаратов, почти сломали волю и едва не убили разум. И внушили любовь к Бескрылой, называвшей себя Селиан и действительно любившей Ангела. Тома видел метания возлюбленного. Видел, как его разрывает на части от противоречивых чувств?— истинная любовь к Томе столкнулась с навязанной к Селиан. Тома рвался помочь, пробивался к возлюбленному, но люди добили Аполлония, стерев ему память о сыне, и ненастоящая любовь взяла верх, забив любовь истинную в самые глубины ангельской души. Так люди получили себе оружие. Любовь?— прочнейшие цепи, привязывающие лучше всего в мире, а они вызвали любовь к человеку в ангеле и добились его благосклонности и содействия в войне против его собратьев. Да, другие ангелы называли Аполлония предателем, но никто не говорил этого со злобой и ненавистью, все они понимали, что не Аполлоний судья своим чувствам. И все понимали, что если бы он не отправился в ту битву, ослабленный рождением сына и разнеженный ласками Томы, этого бы не произошло. И ангелы не держали зла на Аполлония, пусть и предавшего Атландию. И оставался лишь один выход, позволяющий очистить Аполлония от всей той скверны, занесенной в него людьми. Тома решился на ужасный поступок, но он не мог доверить такое важное дело в руки никого иного. Он любил Аполлония всем сердцем и Аполлоний отвечал ему тем же, пусть и глубоко внутри, откуда его чувства не могли показаться даже отсветом. Под действием скверны он любил Селиан. Под действием скверны он рвался на копьях-гарпунах, стремясь её спасти. Под действием скверны он бросился наперерез клинку, сам оторвал свои прекрасные золотые крылья, такие мягкие под любящими руками Томы и такие жесткие для остальных, даже для этой Бескрылой. Но без скверны был его последний взгляд, когда смертельная рана забирала его жизнь, смешивая его священную, светящуюся золотом кровь и грязную, тусклую жижу уже мертвой Бескрылой. Взгляд, полный любви и прощения. Взгляд, просящий не убиваться, не винить себя и не забывать его. Тома наблюдал, как очищенная душа его возлюбленного покидала уже мертвое тело и вплеталась в круг перерождения. О, как же был велик соблазн сжать пальцы на тусклой серой душонке Бескрылой, стирая её в прах, уничтожая право на новую жизнь, но Тома не поддался ему. Жажда мести была не удовлетворена, лишь приглушена на время и как же приятно будет вновь убить эту Селиан, уже в новой её жизни, смотря в наполненные страхом и непониманием глаза, сжимая в объятиях свою любовь. Долгие года Тома усыхал, терял желания и эмоции, даже сына уже было невыносимо видеть, так сильно он напоминал мертвого возлюбленного, пока остальные ангелы не убедили его принять решение. И Тому усилиями всех ангелов погрузили в долгий сон, чтобы он там дожидался новой жизни своего возлюбленного.