11. Раскаивающийся мальчик (1/1)

— Вы уверены, что хотите, дабы я сражался на стороне сира Дункана? — расспрашивал Лионель Баратеон Эгга. — Я ведь буду сражаться против вашего отца. Я сам в некотором роде грозный воин, хотя, конечно, не такой знаменитый, как великий принц Мейкар. Один из моих ударов может попасть в холодную, как камень, упрямую голову вашего отца. Вы думали об этом?— Мой отец может позаботиться о себе, сир. Он убивал врагов на поле боя задолго до того, как вы захохотали над первым своим соперником на турнире, — ответил Эгг с некоторой резкостью. На лице Смеющегося Вихря одно за другим мелькали разные выражения. Эгг размышлял, не обиделся ли он, но потом раздался весёлый лёгкий смех, совсем не похожий на тот смех, которым он обычно выводил из себя своих соперников. — Колючка, ты говоришь о доблести твоего отца на поле боя? Никто не смеет при мне говорить что-то плохое про моего отца. Какое трогательное проявление преданности. И всё же... Ты с отцом на разных сторонах. — Мой отец ошибся, сир.— И ты, разумеется, хочешь доказать его неправоту. О, я всё понимаю! Сыновья пытались доказать неправоту своих отцов с начала времён, но не я. Мой отец погиб, когда я был ещё младенцем и сосал грудь кормилицы. А доказательство неправоты моего деда придаёт моей жизни смысл и цель, — сухо сказал сир Лионель. Эгг не знал, как правильно будет ответить на это.— Мой дед приказал бы мне отказать тебе, — продолжил Лионель Баратеон, — и поэтому я решил помочь тебе. То же самое с тобой и твоим отцом?Эгг ужаснулся от сравнения.— Сир, дело не в этом. Я люблю своего отца. И посколько я люблю его, я не хочу, чтобы он стал решительной точкой несправедливости, о которой он будет жалеть всю оставшуюся жизнь. И он станет решительной точкой несправедливости, если сир Дункан умрёт. И... Я не хочу, чтобы сир Дункан умер. Он... Он...— Полагаю, ты полюбил этого межевого рыцаря?Эгг не стал отрицать.— А как же твои братья? Ты тоже убеждён в их силах, как и в силах твоего отца?— Мой брат Дейрон пообещал упасть с лошади, спасаясь от ударов. Что касается Эйриона... Он хочет убить сира Дункана и в бою, и после. Будет неправильно, если сир Дункан умрёт из-за того, что защищал невинных, как подобает каждому истинному рыцарю. — Значит, ты не прольёшь слёзы, если мои удары обрушатся на голову принца Эйриона?— Нет, сир, если это ради защиты сира Дункана, — решительно сказал Эгг. Как выяснится, ни один ударов Лионеля Баратеона не обрушатся на голову принца Эйриона. Об этом позаботился сам сир Дункан. Сначала он упал от удара Утренней Звездой Эйриона, и, когда Эгг всё ещё отчаянно молился о том, чтобы сир встал, он нашёл в себе силы отдать отпор, обрушив свои удары на Эйриона.Почти всё, с облегчением подумал Эгг. Эйрион, несомненно, сдастся очень скоро. Сир Дункан взял над ним верх, и страх в глазах Эйриона был неожиданным явлением для Эгга. Эйрион, страстно любящий пугать других, сам превратился в дрожащее месиво. Дейрон уже сдался. Когда Дейрон и Эйрион снимут свои обвинения, то суд закончится и сира Дункана признают невиновным. Но краем глаза Эгг наблюдал за отцом, пытающего подойти к Эйриону. Отец, должно быть, собирался напасть на сира Дункана, чтобы помочь Эйриону. У Эгга упало сердце. Каким бы высоким и сильным ни был сир Дункан, он не сможет победить принца Мейкара и принца Эйриона одновременно. Утренняя Звезда Эйриона лежала на поле, но булава Мейкара угрожающе маячила в его руках. Отец, нет! Эгг захотел закричать, но слова замерли где-то между горлом и ртом.— Сдавайся, дурак! — вместо этого крикнул он Эйриону, но его слова оглушили непрекращающиеся оры толпы. — Сир, сир! Мой отец! Берегитесь моего отца! — крикнул он сиру Дункану, но тоже безрезультатно. Сир Дункан не сводил взгляд с Эйриона, как и сам Эйрион глядел на сира Дункана, не замечая отца. Однако дядя Бейлор увидел. Дядя Бейлор встал прямо на пути отца, не давая ему приблизиться к месту, где всё ещё сражались сир Дункан и Эйрион. Эгг чуть не зарыдал от облегчения. Они не причинят друг к другу вреда. Дядя Бейлор будет сдерживать отца достаточно долго до того, как сир Дункан заставит Эйриона сдаться, и тогда битва закончится. Отец наверняка разозлится на дядю, но в конце концов они помирятся и снова будут общаться. В прошлом они часто ссорились и мирились, независимо, какая была причина их ссоры. Эгг повернулся к сиру Дункану и Эйриону, ожидая конца, потому он не заметил сира Лионеля, вступившего в битву между отцом и дядей. Когда он снова взглянул на отца, тот отражал удары сира Лионеля и дяди Бейлора, яростно и отчаянно размахивая булавой, но нанося куда меньше ударов, чем получал. Эгг сначала не понял происходящего.Один из моих ударов может попасть в холодную, как камень, упрямую голову твоего отца. Ты думал об этом?Это не может быть правдой, подумал Эгг. Не может быть, чтобы его отец действительно рисковал своей жизнью. Его доблесть и сила в бою уступали только дяде Бейлору. Смеющийся Вихрь участвовал на турнирах, а не сражался в войнах и не проходил множество испытаний, как папа. Я подошёл к нему. Это был я. Я просил сира Лионеля стать один из защитников сира Дункана.Я должен был! Если бы я не попросил, сир Дункан был бы уже мёртв. Сир Лионель удержал трёх королевских гвардейцев.Но что, если папа умрёт от рук Лионеля Баратеона? Это означало, что... Это означало бы, что он сам... Это Эгг... Эгг не мог закончить мысль. Он не осмелился. В отчаянии он хотел закрыть глаза как можно крепче и опуститься на колени, чтобы земля поглотила его целиком. Или, ещё лучше, убежать отсюда, как можно дальше. Но он заставил себя стоять на ногах, широко открыв глаза, смотреть, наблюдать, видеть. Он не должен отводить взгляд. Отцу было бы стыдно за него, если он отвернулся, если бы он не увидел результат своих усилий.А потом всё закончилось. На самом деле всё закончилась.— Я снимаю обвинения, — наконец сдался Эйрион, когда сир Дункан потащил его туда, где сидел лорд Эшфорд и его дочь.Эгг видел, как его отец и дядя Бейлор всё ещё стояли на ногах. Сир Дункан, с другой стороны, выглядел готовым в любую минуту упасть. Эгг секунду-другую колебался, прежде чем двинуться в сторону сира Дункана. Мальчик не мог ответить, если бы кто-то спросил, пошёл ли он туда потому, что помнил о своём долге оруженосца, или потому, что боялся, что его вид был последним, что хотел бы видеть отец в ту минуту.