Глава 12. Джон и Скотт. (1/1)

—?Как Гарет? —?доносится из комнаты голос Скотта.Блять,?— произносит про себя Джон и с замершим от страха сердцем заходит в спальню.Скотт сидит на кровати в очках, оперевшись спиной на кучу подушек, из которых он соорудил нечто наподобие китайской стены, и читает что-то в телефоне. Его телефоне.Блять,?— повторяет Джон и едва не произносит это вслух.—?Скотт… —?с трудом проговаривает он имя мужа.Скотт, не открываясь от экрана, безразличным тоном делает ему замечание:—?Ты бы разулся, на улице слякотно, а ты пачкаешь пол.Джон настолько ошарашен данным комментарием, что автоматически начинает стягивать с себя ботинки, а следом за ними и верхнюю куртку. Он даже каким-то чудом умудряется развесить и поставить всё на свои места, и лишь только трясущиеся руки свидетельствуют о том, как сильно он испуган. На несколько секунд он даже начинает верить, что всё обойдётся, всё забудется?— в конце концов, кто, чёрт возьми, узнав о походах своей второй половинке налево при следующей же встречи лишь говорит, что не стоит превращать квартиру в свинарник?..Джон, под верхней одеждой которого по-прежнему была пижама, тяжело вздохнув, возвращается в комнату, не замечая того, как ноги наступают на грязные небольшие лужицы и пропитывают ткань белоснежных носков.—?Скотт… —?Джон в очередной раз предпринимает попытку достучаться до мужа. Скотт качает головой и усмехается, прочитав явно что-то увлекательное в его телефоне.—?Ты не ответил на мой вопрос,?— отстроено говорит Скотт, всё ещё не глядя на Джона. —?Возможно, мне самому стоит позвонить ему и поинтересоваться, как у него дела.—?Нет! —?взволнованно выкрикивает Джон и, не понимая, что на него нашло, делает рывок и, оказавшись в кровати, выхватывает из рук Скотта телефон. Это даётся гораздо легче, чем он предполагал.Скотт лишь пожимает плечами и преспокойно поправляет за спиной подушки.—?Мне уже всё равно. Я прочитал всё, что хотел.Джон быстро смотрит на экран и, осознав, что Скотт дошёл уже до самого начала переписки с Гаретом, блокирует телефон и прижимает его к своей груди, словно священную реликвию.Скотт, как будто бы этого не замечая, корчит недовольную гримасу.—?С ними носки, ради всего святого. Постельное белье новое.—?Что?.. —?с придыханием спрашивает Джон, думая, что всё это ему лишь слышится.—?Ты меня слышал, Джон. Ты не настолько глух, как я.—?Ладно, дьявол, ладно! —?Джон вне себя от злости стаскивает с себя носки и швыряет их на линолеум. —?Теперь доволен?! —?в бешенстве спрашивает он у Скотта, который с надменным взглядом наблюдает за происходящей картиной.—?Сойдёт,?— коротко отвечает Скотт и вновь пожимает плечами,?— но убирать квартиру тебе.—?Скотт! —?едва ли не крича, выпаливает Джон, которого в этот момент переполняет ярость. Гнев то кипит, то застывает в его жилах, и Джон в каком-то шаге от того, чтобы не наброситься на Скотта с кулаками. В шаге от того, чтобы не стащить с его переносицы очки и не швырнуть их о стену; не ударить костяшками пальцев по его сжатым губам, по нагому торсу, по торчащим рёбрам. Джону хочется устроить Скотту взбучку, схватить за плечи и трясти до тех пор, пока он не начнёт умолять Джона прекратить. Ему хочется причинить Скотту боль, увидеть, как капельки кровь начнут течь по его подбородку; хочется услышать его крик.Да что угодно, блять, лишь бы вбить в эту голову мысль о том, что нужно немедленно прекратить вести себя как мудак и выслушать его! Что пока он изображает из себя напыщенного индюка, он, Джон, разрывается на части в попытках достучаться до него!Однако стоит Джону уже замахнуться для удара, как рука Скотта ложится на его кулак, и неожиданно для Джона вся злость куда-то мигом пропадает.—?Даже не думай.Даже не думай, даже не думай,?— вертится в голове у Джона, до которого в очередной раз за столько лет их совместной жизни доходит?— он не может причинить Скотту вред. Да, Джон может повалить его на пол и защекотать до слёз, он может начать опрокидывать его, Скотта, вещи или метать в стену посуду, вазы, фотографии в рамках, но он в жизни не смог бы притронуться к Скотту и ударить его. Даже если Скотт порой бесил его до исступления, раздражал так сильно, что хоть бери в руки один из его любимых молотков.На самом деле мало кому известно, что нервные срывы по большей части характерны для Скотта, чем для Джона. Скотт стал архитектором не только из-за своей любви к истории искусств и черчению, но также из-за своего маниакального пристрастия всё крушить. Временами Скотт напоминал Халка, завладевшего его телом. Вскоре, после того как они узнали друг друга получше, до Джона дошла истинная причина поведения Скотта?— ему было нужно, крайне необходимо было что-то контролировать, иметь над чем-то власть, обладать возможностью создавать и разрушать что бы то ни было по своему усмотрению.Потому что, по правде говоря, большую часть жизни Скотт провёл в тени своего блистательного, быстро всё схватывающего на лету брата Стивена, очаровательной и умелой сестры Сары, а потом, после знакомства с Джоном?— неподражаемого, талантливого, популярного, неугомонного, активного партнёра. И мало кто звал его Скоттом Гиллом, а порой люди и вовсе не догадывались о его существовании, если в дни его молодости заходил разговор с его родителями об их детях или в годы отрочества, когда Скотт оказывался по воли Джона в незнакомой компании, где никто не обращал на него внимание до тех пор, пока он, Джон, не удосуживался представить его собравшимся.?Это же младший брат Стивена и Сары. Как вы думаете, у него есть такие же наклонности к учёбе, как у них? Самые прилежные ученики, самые лучшие студенты в престижных британских университетах…?; ?Скотт Гилл? А-а-а, Вы бойфрэнд Джона Барроумэна?.. Извините, не хотел вас оскорбить, но я думал, что Вы выглядите… иначе…?,?— и ещё множество подобных разговоров, которыми Скотт неоднократно делился с ним. Конечно, когда у них было хорошее настроение, они вдоволь посмеивались над этим, но когда ссора между ними заходила далеко?— это был первый, главный и решаемый аргумент в пользу Скотта, что это он, вообще-то, здесь жертва.Пальцы Джона, сжатые в кулак, расслабляются и выпрямляются. Он скрещивает руки на груди, молясь о том, чтобы дрожь во всём теле бесследно исчезла. Самое ужасное в том, что Скотт не высказывает ни малейшего волнения по поводу беспокойства Джона, а его прикосновение вместе с призывом не распускать руки очевидно было первым и последним проявлением внимания по отношению к Джону. Тогда Джон делает единственное, что в его силах при нынешнем состоянии?— от отворачивается от Скотта, который, разумеется, и так не смотрит на него, и поджимает нижнюю губу, стараясь думать о чём угодно, кроме как присутствия Скотта рядом.Потому что да, помимо периодических всплесков злости, виной, которых был Джон, у Скотта в рукаве всегда припасен и другой способ взаимодействия со своим мужем, заключающийся в строительстве мексиканской стены в глубинах своей души. В такие моменты Скотт уходит в себя, хоронит все эмоции в своём сердце и погружается в молчание, внешне оставаясь самой невозмутимостью при сохранении способности трезво решать текущие проблемы в реальной жизни. И, конечно же, работать. Он продолжает вести себя, как и раньше, за одним большим исключением?— он всячески игнорирует и избегает Джона Барроумэна, отделываясь лишь, как сейчас, короткими механическими фразами. Словно бы его и вовсе не существует. Словно бы они, блять, в детский сад играют.'Я в домике, и если тебе это не нравится, то перебирайся в другую песочницу',?— говорит весь вид Скотта в такие моменты.И, по правде сказать, даже спустя столько лет Джон по-прежнему не знает, как с этим бороться. Он не знает, где располагается та кнопка, при нажатии на которую Скотт перезагружается и вновь активно включается в общение с ним. Господи, в прошлом зачастую абсолютно ничего не срабатывало?— он и голышом по дому носился, и пытался задобрить Скотта дорогущими подарками, и даже родителям его звонил, но всё было тщетно. Просто… раньше… оно как-то само рассасывалось. Джон уезжал, а когда возвращался, всё снова было нормально.Но на этот раз это не сработает?— Джону некуда бежать, некуда ехать, не к кому обратиться за помощью, поддержкой?— Скотт?— гвоздь программы, их ждёт ещё пара концертов, а ещё они пообещали его родителям провести вместе с ними Рождество в Палмс-Спрингсе, а потому Джон привязан к Скотту как… как утопающий в камню. Господи, ему просто некуда деваться с этой подводной лодки.Потому что всю кашу заварил он, и только он, и Джон не может и дальше делать вид, что ничего не произошло, а Скотт вряд ли забудет то, что он натворил.Джону вдруг становится так тошно. Тошно, потому что все эти месяцы он позволял себе молчать, скрывать правду, наивно полагая, что не просто можно, но и нужно жить на два фронта. Можно перестать беспокоиться о том, что правда никогда не раскроется.И к чему это, чёрт возьми, привело? К тому, что Джон имеет сейчас?— спрятавшегося в своей скорлупе Скотта. Или же в скорлупе спрятался, наоборот, Джон?..Если бы он был с самого начала откровенен со Скоттом… и что тогда, да, Джон, что тогда бы сказал Скотт?.. и отличалось бы это от того, о чём думал Скотт сейчас?.. Боже… Джон сам себя загнал в ловушку.—?Скотт… —?в сотый раз произносит Джон, с трудом сдерживая слёзы.Скотт издаёт тяжелый вздох, и Джон краем глаза видит, как тот снимает очки.—?Ты и словом не обмолвился о том, что вы встречались с Гаретом после той июльской конвенции. Ты солгал Келси… солгал мне, что провел те выходные один в Кардиффе,?— несмотря на сталь в голосе Скотта, в нём временами проскальзывают обидные нотки. —?От тебя почти двое суток не было вестей, Джон. Двое грёбанных суток. Я себе место от беспокойства не находил, успокаивая себя тем, что ты наверняка обсуждаешь будущие проекты или в худшем случае просто загулял. Келси тоже ничего не знала. Ты не отвечал ни ей, ни мне. Знаешь, я должен был догадаться ещё тогда, когда ты наконец-то соизволился мне позвонить и счастливым голосом сообщить, что готов лично взяться за ремонт этой квартиры. Что…—?Я помню,?— сглатывает Джон,?— можешь не напоминать.И только выплюнув это, Джон понимает, что ему не следовало этого говорить. Не следовало прерывать Скотта. Потому что если раньше Скотт хотя бы был готов вести разговор с ним на равнодушных тонах, то сейчас Джон подорвал последнюю пороховую бочку, дав тем самым сигнал тёмной стороне Скотта вырваться наружу. Наверное… Скотту просто очерствело быть тем единственным, кто прилагает все усилия для сохранения их отношений,?— промелькнуло в голове у Джона после того, как Скотт ударил ладонями по одеялу и посмотрел на него взглядом, полным боли и обиды.—?Ах, не напоминать?! О чём ещё тебе не напоминать, Джон?! О годе, когда мы впервые встретились?! О месяце, когда состоялось наше первое свидание?! О нашей первой совместной ночи?! Или о той ночи, когда я в слезах тебе рассказал о том, что твои родители после каминг-аута тебя поддержали, а мне пришлось уйти из дома и ночевать на улице, даже не дождавшись ответа моих родителей?! Или не вспоминать о том годе, когда ты наконец-то решил сделать мне предложение только после того, как я утром наорал на тебя, что время давно пришло?! Или о том, когда мы в том же году пропустили нашу годовщину, потому что ты не поверил, что между мной и Ланцем существует лишь дружба?! Я всегда был честен с тобой, Джон! И всё, что я когда бы то ни было просил в ответ?— это чтобы ты говорил мне о том, где и с кем носит твою задницу!В какой-то момент Джон не выдерживает взгляда Скотта и отводит глаза в сторону, не чувствуя под собой ни мягкого матраса, ни одеяла. Ему кажется, что стоит закрыть глаза, как он провалится вниз и разобьётся об асфальт. В горле становится сухо, очень сухо, и у Джона появляется нестерпимое желание сделать глоток воды или чего-нибудь покрепче. Но он не может пошевелиться. Не может даже утихомирить дрожь, не говоря уже о том, чтобы самому сделать признание, а не дожидаться, когда сам Скотт через крики и слёзы скажет то, что должен был рассказать он сам полгода назад.—?О чём, скажи мне,?— не переставая возмущаться, продолжает разглагольствоваться Скотт, энергично жестикулируя,?— я должен был подумать, когда я проснулся от хлопка и почувствовал, что никого, кроме меня, в квартире нет? А потом я включаю свет и уже собираюсь позвонить тебе, как вижу, что твой телефон преспокойно лежит на твоей тумбочке, но тебя самого нет! И что я, блять, вижу, когда снимаю блокировку? ?Скотт рядом?? ?Да? ?Приезжай в КардиффБэй в любом случае!?, серьёзно, Джон?! ?Конечно, скоро буду!?. Нет, ведь мы прилетели с другого конца мира только за тем, чтобы ты потешил своё самолюбие, а в промежутках греб деньги лопатой, выступая на концертах?! Может, мне вообще не стоило ехать вместе с тобой, как думаешь?! —?Скотт на ощупь берет телефон Джона обратно к себе в руки и, открыв сообщения, принимается зачитывать их с Гаретом переписку: ?Скотт прилетел. Собираемся навестить Габриэля с его сыном.? ?Вы разве не вместе отправились в Великобританию?? ?Нет. Возникли… некоторые… разногласия. Не хочешь встретиться?? ?Не могу, дела. Джемма, дети, группа. Прости. В другой раз?. ?Чёрт?.—?Прекрати! —?Джон и сам уже не выдерживает подобного накала страстей. Ему одновременно хочется остановить время и отмотать всё назад, исправить все свои ошибки до того, как всё вышло из-под контроля или хотя бы взять этот грёбанный телефон и удалить переписку с Гаретом. И в то же время он понимает, что не может больше молчать. И всё это в сочетании того, что сказать-то ему особо-то и нечего. Он растерян, уязвлен, унижен, но всё это?— его вина. Он по-крупному облажался. Уже не первый раз…Джон прикрывает лицо ладонью левой руки, закрывает глаза и качает головой.—?Я… —?Его пальцы принимаются хаотично теребить собственную чёлку. И всё это на фоне ледяного молчания Скотта. Джону бы наверняка было проще справиться со сложившейся ситуацией, если бы Скотт вместо того чтобы сделать то, как он попросил, продолжил орать. Но, похоже, сам Скотт, как и Джон, был на пределе собственных возможностей. У него просто-напросто уже не осталось сил. Впрочем, как и у него.—?Прости меня,?— с трудом произносит Джон, понимая, как глупо это звучит. Это самые наитупейшие извинения в его жизни. Разве можно отделаться фразой ?прости меня?, когда речь идёт о предательстве? О копье в сердце? Об измене с другим мужчиной? О непристойных мечтаний с ним после расставания? Разве можно было, сказав ?прости меня?, заслужить прощение?.. Нет. Ничто не могло сгладить произошедшее между ним и Гаретом той ночью. Ничто из слов Джона не смогло бы заставить Скотта простить его. Вот и всё,?— думает Джон. Это конец. Конец света.—?Тебе следовало бы рассказать мне правду с самого начала.—?Я знаю, Скотт, я знаю,?— тихо говорит Джон, уже не сдерживая слёзы. Те стекают одна за другой, обжигая ещё щеки, смывая поцелуи Гарета, стирая из воспоминаний его прикосновения, перечеркивая его голос. Джон больше не может себя контролировать, не может остановить слёзы, ну совершенно, абсолютно никак совладать с самим собой.И когда уже ему начинает казаться, что его сейчас вырвет наизнанку, что сейчас в квартиру ворвётся холодный декабрьский воздух, Скотт делает то, что Джон никак не ожидает от него в подобной ситуации?— он вдруг приобнимет Джона за плечи и, вжавшись нагим торсом в его спину, принимается водить ладонями по его груди, пропуская сквозь пальцы прядки его седых волос.Джон с замирающим сердцем затаивает дыхание, его остекленевшие глаза сосредотачиваются на одной точке?— на зеркале в полный рост, через которое Джону всё видно: и себя, и Скотта. Трясущиеся пальцы Джона сжимают пальцы мужа. Джон наблюдает за тем, как Скотт, не останавливаясь, продолжает поглаживать его спину, и сам чувствует, как чьи-то подушечки пальцев пробегают по его позвоночнику, как расслабляются мышцы и как постепенно во всём теле распространяется тепло от прикосновения родного, любимого. Однако ему не верится, что это происходит на самом деле, что Скотт утешает, успокаивает его, не произнеся при этом ни слова. Джон смущен, сконфужен, и всё же в воздухе больше не ощущается отчужденности между ними двумя?— Скотт оказывается рядом именно тогда, когда Джон больше нуждается в сочувствии и поддержке.Джон бы правда понял, принял это, если бы речь не шла об их отношениях, которые он же и загнал в тупик. Он поставил на кон всё, в чём однажды поклялся Скотту. И всё равно Скотт всё ещё здесь, преодолев пучину отчужденности, раздражения и приняв как должное чудовищное поведение Джона.Что, чёрт возьми, происходит?..—?Скотт… —?это слово даётся ему труднее всего. Тяжелее всего стало произносить его имя после того, как тому стало всё известно. Будто бы озвучить его имя все равно что к кощунствовать в церкви. Словно бы его имя… было выше того, чтобы слетать с уст Джона. Будто бы Джон не был достоин такой чести.Джон несколько раз глубоко вздыхает и с большим трудом заканчивает свою мысль:—?Почему… зачем?.. Тебе же всё известно. Теперь, после того, как ты узнал, что я натворил… что я сделал… что я бессовестно предал тебя и скрывал это так… долго… ты не… ты не должен… успокаивать меня… тебя вообще не должно быть здесь! —?последнюю фразу он выкрикивает вопреки всякому собственному заверению больше не повышать голос на Скотта.—?А где мне нужно быть? —?тихо спрашивает Скотт, уткнувшись Джону в плечо.—?Что?.. —?переспрашивает Джон и медленно, очень медленно поворачивает голову и сосредотачивается на светловолосой макушке. Постепенно до него доходит суть вопрос Скотта. —?Да где угодно, но только не рядом со мной, не с последней на планете скотиной!—?Ты не скотина,?— спокойно говорит Скотт и поднимает глаза.Джон слегка приоткрывает рот от удивления.—?Но я… —?растерянно говорит он, водя руками в разные стороны. —?Но я…Скотт терпеливо продолжал смотреть на него.—?Боже мой,?— вновь не выдержав, выкрикивает Джон. Этот мужчина способен кого угодно свести с ума. —?Я переспал с Гаретом, я скрывал от тебя правду об этом на протяжении полугода, я ушёл из квартиры посреди вечера, чтобы увидеться с ним! Вот, что я сделал, вот, что я натворил! Теперь ты доволен?!Скотт усмехается на глазах удивленного, раздраженного Джона.—?Видишь, наконец-то ты признался об этом вслух.—?Скотт!!!—?Успокойся,?— в очередной раз осаживает Джона Скотт. —?Всё, что ты мне от тебя было нужно?— это чтобы ты сказал мне правду.—?Тебе стало от этого легче?! —?спрашивает Джон, крепко сжав себе пальцы.—?Да.—?Скотт, я не понимаю,?— постанывая, выговаривает Джон, у которого уже начала болеть голова от безумия всего происходящего.—?Что ты хочешь узнать? —?Скотт отпускает его и отстраняется от Джона, но, к счастью, всего на какие-то жалкие сантиметры. —?Как я себя чувствую? Что я думаю обо всей этой ситуации? Что будет дальше?—?Да! Скажи мне, потому что я не знаю, что делать!—?Джон,?— спокойным произносит Скотт и строго смотрит на него,?— не кричи, разбудишь весь дом.Джон лишь разводит руками в сторону.—?Знаешь, что? Да плевать вообще! —?он поднимается с постели и, пройдя в середину комнаты, вскидывает руки,?— пускай весь грёбанный мир узнает о том, что Джон Барроумэн облажался, он ведь только того и добивается, чтобы раздуть скандал из любой моей выходке! Только на этот раз мир поступит правильно?— потому что мне нет ни какого прощения!—?Я прощаю тебя.—?Что ты сказал?.. —?с замершими руками в воздухе спросил Джон, повернувшись к Скотту.—?Иди сюда, Джон. Возвращайся в постель.—?Что?.. —?тупо переспрашивает Джон.—?Я тебе ничего не скажу, пока ты не ляжешь рядом со мной.Джону хочется, заорав, спросить у Скотта, какого хрена он издевается над ним, но в последнюю секунду передумывает и как послушный щенок ложится подле Скотта. Тот укутывает его одеялом и, склонившись над его лицом, целует Джона в лоб.Джон, сдерживая крик из-за ненависти к себе, прикусывает одну из фаланг указательного пальца.?— Вот так,?— как ни в чём не бывало говорит Скотт,?— теперь слушай меня,?— он, оперевшись кулаком о щеку, устраивается на стороне Джона и смотрит на него. —?Не буду скрывать?— то, что ты сделал… было подло. Я не был до конца уверен в том, что ты… действительно переспал с Гаретом. Пока ты не подтвердил моё предположение. И тогда я почувствовал… не знаю,?— задумчиво, даже по-философски впускается в рассуждения Скотт,?— что чувствуют растения, когда их с корнем выдёргивают из земли? Это непросто. Это тяжело. По-настоящему тяжело. Но ты понял это. Потому что тебе по-прежнему не всё равно на меня. И ты не имеешь ни малейшего представления, как часто за столько лет наших отношений я пытался представить себе, что бы почувствовал, если бы узнал, что однажды ты всё же изменишь мне. Что будет, если ты переспишь не со мной. Представлять нас вдвоём в обществе другого красавчика,?— Скотт лукаво улыбается,?— это одно. Совершенно другое?— узнать, что ты действительно изменил мне. Не могу и словами выразить то, какие эмоции меня одолели в тот момент, когда ты сознался. Словно бы из меня вышибли весь дух… а в следующую секунду… всё прошло… в моей голове просто… промелькнула мысль: ?Стоп… речь же идёт о Гарете Дэвиде-Ллойде. Он женат, у него двое детей?. —?Скотт опережает вопрос Джона. —?Я говорю не о его ориентации. Я имею в виду… Боже, Джон. Я ведь не слепой. Я знаю, что-то, что было между Джеком и Янто… было ещё и нечто, промелькнувшее между тобой и Гаретом. Вы всегда смотрели друг на друга так… по-особому. Как ты никогда не смотрел на меня,?— с горечью произносит Скотт, но сразу же в его голосе вновь появляются весёлые нотки,?— но это ничего. Правда… потому что я знаю, как много он значит для тебя. А ты много знаешь для меня, Джон… и я подумал… знаешь… если бы на его месте был кто-то ещё… тогда бы… я бы не простил тебя,?— Скотт внимательно смотрит на него,?— ведь ты больше ни с кем?..—?Нет,?— тихо, но честно отвечает Джон, закрыв большую часть лица одеялом,?— ни с кем, клянусь, Скотт.—?Я верю тебе,?— улыбнувшись, Скотт продолжает:?— вы идеально ладите с ним. Вы отличная команда, и всегда находите общий язык, умеете и подурачиться, и напиться до чертиков и в то же время ответственно подходите к порученной работе. Вам хорошо вместе… и не удивительно, что между вами сложилось что-то больше… чем деловые отношения. Я ничего не могу с этим поделать, да и… —?Скотт задумчиво почесал подбородок,?— не хочу. Потому что если вы перестанете встречаться с Гаретом… ты перестанешь быть собой и, я предполагаю, что и он тоже. Хорошо, что вы всё выяснили друг с другом, в конце концов, вы знакомы уже… двенадцать лет?.. Почти половину срока, что и мы с тобой, ха… Я не в праве тебе запрещать что-то делать. Не в праве претендовать на первое место в твоём сердце, Джон. Не в праве держать тебя в кандалах. И я уж точно не собираюсь закатывать скандалы каждый раз, когда ты кидаешь дурацкую запись, где флиртуешь с очередным очаровательным мальчонком,?— после этой фразы Скотт и Джон одновременно фыркают,?— и, нет. Я знаю, о чём ты думаешь… я не хочу, чтобы ты уходил. И я уж точно тем более не намерен уходить. Как хочешь. Беси меня сколько твоей душе угодно, Джон Барроумэн, так просто ты от меня не отделаешься,?— Джон хихикает, уткнувшись в одеяло,?— если помнишь, мы, вообще-то, с тобой связаны на всю жизнь. Я не хочу, чтобы наши отношения заканчивались. Я… как никак… привык к тебе, засранец, и жить без тебя… как это… называется в современном слэнге?.. —?Скотт щелкает пальцами,?— ах, да, отстой. Это называется отстой. Так вот… жизнь без тебя?— полнейший отстой. Но… Джон… —?Джон замечает, что на глазах у Скотта выступили слёзы. —?Я… я… я только умоляю тебя… не закрывайся от меня… не увиливай от разговоров… не… не игнорируй меня… и… ради всего святого, не лги мне… лучше сразу приди ко мне и расскажи мне обо всём, что тебя гложет… я не оттолкну, не прогоню, не накричу… хотя… —?Скотт качает головой,?— возможно, немного и накричу, вот столько,?— он отмеряет немного расстояния между согнутыми указательным и большим пальцем,?— но я открыт для общения. И я пойму тебя. Потому что я, как никак, знаю тебя лучше кого бы то ни было. И зачастую я всегда готов тебя простить. И я прощаю тебя… прощаю, потому что это Гарет Дэвид-Ллойд, твой Янто и, в конце концов, пока он делает тебя счастливым и не пытается уговорить тебя на пирсинг… всё нормально. И всё это потому, что я люблю тебя. Я люблю тебя, Джон.Господи,?— думает Джон, наблюдая за тем, как прозрачные слёзы скатываются по щекам мужа,?— Господи, Господи, Скотт Гилл плачет из-за меня, из-за меня, чёрт тебя побери! Блять!Джон Барроумэн определенно не заслуживает Скотта.И, кажется, в первые за столько лет совместной жизни вместе со Скоттом, Джон по-настоящему осознает, что всё это время пренебрегал супругом, руководствуясь собственными выводами в ущерб ему. Как часто думал, что знает лучше о том, что хочется Скотту. Как часто ошибочно полагал, что Скотту нужно то же, что и ему: модную одежду от престижных фирм, швейцарские часы, безделушки из антиквариата, дорогую обстановку в квартире, шикарные пятизвёздочные отели с баснословной суммой за ночь. Как часто Джон неверно делал ему подарки, будучи уверенным на сто процентов в том, что это непременно порадует Скотта?— когда покупал ему личный автомобиль, мотоцикл, авиационные фигурки, репродукции картин его любимых художников, статуи, имитирующие произведения известных скульпторов, книги, над которыми Скотт стоял больше тридцати секунд в магазинах, набор дорогих строительных инструментов, дорогостоящую технику?— графические планшеты, электронные книги, ноутбуки, последние модели высокоскоростных компьютеров,?— туристические поездки с экскурсиями по всему миру: Флоренция в Италии, Мадрид в Испании, Берлин в Германии, Санкт-Петербург в России; оплачиваемые из собственного кармана четырех и пятизначные по сумме курсы по авиапилотированию, по выживанию бойца в горячих точках, занятия боевыми искусствами… И ещё множество больших и мелких вещей, приобретенных им и вложенных за собственные средства. Джон был достаточно усидчив, энергичным, инициативным, трудолюбивым, чтобы обеспечить им со Скоттом роскошную жизнь, не отличающуюся от той, что Джон знал с детства. В отличие от Скотта, которому постоянно приходилось донашивать одежду за старшим братом, ютиться с ним в одной комнате до его отъезда в колледж, снимать крохотную, но всё дорогую квартирку в Лондоне, питаться консервами, ходить в чём попало…Каждый раз, когда Скотт принимался рассказывать ему о своей предыдущей жизни, Джон ловил себя на мысли, что Скотт походил на дворнягу, подобранной им из жалости. Джон всегда давал Скотту даже то, о чём он даже и не просил, зная, что это осчастливит его, сделает ещё лучше Джона в глазах Скотта, а по итогу… только спустя двадцать семь лет до Джона дошла всем известная поговорка, гласившая, что счастье за деньги не купишь. Джон всегда полагал, что она принадлежит человеку с тугим кошельком и частным домом в Калифорнии, как у него, потому что… как тогда иначе?А вот так?— просто.Оказывается, Скотту нужно от Джона совсем немного?— чтобы тот всего лишь перестал вести себя как человек, возомнивший себя центром Вселенной. И Джон понимает, что, пожалуй, слишком часто изображает из себя не весть что, полагая, что ему действительно дозволено всё. Нет, правда, ведь именно так и назывался его первый мюзикл! Вся его судьба сложилась так, словно это чей-то мюзикл, разве не так?..Сколько раз Джон принимал идиотские вызовы и воплощал их в жизнь, переодеваясь и разгуливая в карнавальных нарядах на потеху всем, зная, что в этом нет ничего ни постыдного, ни провокационного; как часто Джон напивался до потери памяти, вытворяя Бог знает что, кутя с друзьями и знакомыми несколько суток подряд; сколько раз срывался с места просто потому, что ему так захотелось, наплевав на расписанный на неделю вперёд график, потому что ему всё очерствело. Он думал, что заслужил всё это своим непосильным трудом, но как часто из-за собственного раздутого самомнения ошибочно полагал, что в мире нет человека важнее его и в то же время?— несчастнее. И это на фоне всего, что ему удалось увидеть своими собственными глазами: смерть родных и близких, собак, неизлечимо больных людей, руины некогда величественных зданий, бедность, нищету, голодных детей, разгуливающих в лохмотьях, людей с ограниченными возможностями, слепых, глупых, немощных и… одиноких. Как было просто обо всём этом позабыть, вновь окунувшись в буржуазную жизнь, не думать об этом, греясь на солнце в гамаке в Палмс-Спрингсе или наматывая в бассейне круги, попивая время от времени прохладительные напитки. Ему было так легко позабыть обо всех несчастьях, пока несчастья не случались с ним, и он загибался, считая это концом света и даже не думая о том, что кто-то живёт гораздо хуже, но всё же справляется с этим. Джон Барроумэн мог быть таким идиотом время от времени…Даже если ему простительно забывать о глобальных проблемах, то всегда было и будет то, что Джон порой в упор не замечал?— собственные мучения Скотта. Скотта, который прошёл через насмешки однокашков из-за его поведения, не вписывающегося в рамки общественности, из-за потери сестры, из-за бедности большей части его жизни. И даже когда Джону казалось, что теперь-то Скотт может жить в своё удовольствие, всегда было то, что Джон в силу либо своей занятости, либо просто своего нежелания не замечал. Как Скотт часами ежедневно тренируется, чтобы сохранить себя в форме, как отказывается от еды, приводящей Джона в восторг, или взять хотя бы огромное количество потраченных на Джона нервов… Когда Джон вляпывается по самое дерьмо, когда ломает или растягивает себе что-то в самый неподходящий момент и Скотту приходится вызывать скорую или лично самому вести его в больницу, хотя у него были планы, деловые встречи, важный разговор?— и всё это сорвалось, потому что Джон при всех своих координирующих способностей такой неуклюжий; или когда Скотту приходится придумывать за мужа оправдания, потому что у того жуткое похмелье, и он ну никак не может вовремя успеть, а тут ещё у него разыгралось желудочное расстройство… Как часто им обоим приходилось переговариваться через стену в коридоре и туалетом, потому что кто-то опять съел что-то не то или съел слишком много, или переборщил со спиртным, или сколько раз Скотту приходилось самому обрабатывать раны Джона, игнорируя его крики, или делать ему уколы, потому что это быстрее и дешевле?— не тащиться ведь за тридевять земель в больницу, где он, непременно, создаст ещё больше шума. А что насчёт невозмутимого спокойствия Скотта, когда Джон разносил весь дом, потому что день пошёл к чертям собачьим, а слова пятнадцатилетних молокососов задевают его куда сильнее, чем он предполагал?.. Или вспомнить его истерики, потому что ну как без плача на весь мир из-за очередной потери? Когда же Скотт всегда плакал тихо, как мышонок… Что насчёт Скотта?..И почему, блять, ну почему Джон такой, такой добрый ко всем своим фанатам, такой внимательный к ним, к их просьбам, такой чувствительный к их сезам, мольбам, а когда-то же самое происходит со Скоттом со стороны Джона… почти ноль внимания? Почему Джон преспокойно игнорировал испачканные в грифель руки Скотта и его огромные, синие мешки под глазами?.. Его испорченную, сутулую осанку, потому что кто-то слишком часто просиживает ночи напролет за очередным набросками, которые ещё не факт одобрят?.. Или его не наследственную, а лично заработанную дальнозоркость, ведь книга не может подождать, ну и что, что стемнело?..И это ещё Джон не поднимает из самых глубин памяти все те моменты, когда он отказывал Скотту в простых мелочах: сходить в кино и, заняв самые последние ряды, целоваться в темноте как подростки, а зачем, действительно, когда дома есть прекрасный кинотеатр и доступ ко всем мировым фильмам; или попробовать его низкокалорийную стряпню, потому что над же менять свой рацион…Нет… слишком много, всего и не вспомнишь, а итог всё равно один?— пренебрежение своими близкими ни к чему хорошему не ведёт. И это чудо, настоящее чудо, что Скотт по-прежнему рядом с ним, несмотря на всё его прошлые и настоящие ошибки.Неожиданно Джона отпускают страх, тревога, волнение, беспокойство,?— все эти раздражающие, одерживающими над всеми остальными победу в течение шести месяцев чувства, сменяясь безграничной, всеобъемлющей признательности и любви к Скотту,?— той любви, вспыхнувшей в нём ещё в далеком 1992 году и не утихающей до сих пор. И он позволяет себе закрыть глаза и прошептать: ?Больше никогда?. Больше никогда он не позволит себе пренебрегать Скоттом, игнорировать его мнение, его собственные интересы, желания и намерения. Слишком дорог для него Скотт… слишком значим… И пусть, да, пусть у них не всегда всё хорошо, гладко, стабильно, Джон просто не может позволить их отношениям утечь подобно пуску сквозь пальцы. Эти кошмарные полгода в неведение дались Джону непросто, а этот тяжелый день научил его большему, чем все года, проведенные за школьной и студенческой партой?— он дал ему понять, сколь значим для него Скотт, неоднократно прощавший его за бесчисленные косяки. Джон клянётся себе больше никогда не скрывать от Скотта правду, больше не таить от него встречи с Гаретом, все разговоры между ними и даже больше… ведь… что может быть важнее не просто принятия этого Скоттом, но ещё и одобрением?.. ?Тебе следовало бы рассказать мне правду с самого начала?,?— вспоминает Джон слова мужа, сказанные им с самого начала.Джон понимает, как сильно переменился Скотт с тех пор, как он оставил на его спине шрам, приревновав к случайному, ничего не значащему мальчишке и как понимающе Скотт оценивает всю сложившуюся ситуацию сейчас, и Джон испытывает огромный прилив нежности и обожания к нему?— они волнами накатывают на него, проникая даже в самые отдалённые уголки души, и он вдруг осознает, что никогда бы не смог и словами выразить всю свою благодарность и любовь к Скотту. Он высовывается из-под одеяла и по-мальчишечки улыбается от несоизмеримого облегчения и счастья.—?Джон? —?звучит словно бы издалека и в то же время близко голос Скотта. — Земля вызывает Джона Барроумэна, откройте, пожалуйста, свой разум, Вас ищет ваш муж,?— насмешливо говорит Скотт, смотря на Джона сверху вниз, и его кончики волос его чёлки приятно щекочут лоб Джона.—?М?.. —?Джон пересекается взглядом со Скоттом и вновь облегченно вздыхает?— слёзы у того высохли, осталась лишь непринужденно-радостное выражение лица, которое под силу изобразить только ему одному, Скотту. —?А-а-а,?— доходит до Джона,?— я здесь, я рядом.—?Хорошо, а то я думал, что ты уже откинул копыта от страха,?— смеется Скотт, потешаясь над Джоном. Джон усмехается и в ответ выхватывает подушку и принимается колотить ею мужа. Скотт смеется, отбиваясь, и, схватив соседнюю подушку, даёт Джону отпор. Они дурачатся какое-то время, как настоящие мальчишки, оказавшиеся без присмотра в квартире, и их радостный визг наверняка слышно с улицы, но им и правда всё равно?— даже полиция бы не смогла их угомонить. Кто из них одерживает в конечном итоге победу не ясно ни одному из них, и они просто лежат какое-то время в ворохе одеял и раскинутых как попало подушек и смеются, тяжело дыша, понимая, что им давно уже и не двадцать, и не тридцать, и даже не сорок лет. Однако им так обоим охренительно хорошо, словно бы они напились или накурились, но Джон просто понимает, что это просто кипит в них энергия, жизненные соки, не выветрившиеся из их организмов и по сей день. Голова Скотта покоится на груди Джона в то время как Джон обнимает мужа за поясницу и крепко жмется к нему. Скотт визжит, жалуясь, что ему больно, однако в ответ Джон лишь жмурится и говорит очень банальную, но очень-очень важную фразу: ?Не отпущу, не отпущу, ты мой, мой, мой!?.Скотт быстро сдаётся и смиренно признаёт свое поражение. ?Ладно, ладно, ладно! Я твой, твой, твой!?,?— соглашается он и добавляет, чтобы окончательно расставить все точки над ?i?:—?Я не возражаю против Гарета в твоей жизни… нашей жизни,?— добавляет он,?— если он, конечно, не сбежит от такой ужасающей перспективы,?— смеётся Скотт, и вновь пристраивается к Джону.Джон подхватывает его смех и принимается водить пальцами по нагому телу Скотта, радуясь тому, что знает каждый миллиметр его кожи. Джону не нужно переспрашивать, имел ли в виду Скотт то, о чём подумал Джон?— о том, что отныне они будут проводить больше времени все втроём и что между ними появится нечто особенное?— то, чего они никогда не пробовали до сих пор. У Джона нет необходимости задаваться вопросом, не злится ли Скотт больше и правда, что он не уйдёт от него, если Джон в очередной раз сойдёт с рельс. Джону известны ответы на все эти вопросы?— да. Да, Скотт Гилл любит и принимает все выходки этого легкомысленного засранца, прося в ответ лишь немного?— сообщать ему обо всём заранее или хотя бы быть частью, пусть даже крошечной, пусть даже незначительной, его безумств.Джон как-то умудряется наклониться и поцеловать мужа. Скотт мечтательно прикрывает глаза и позволяет их губам сомкнуться.—?За что? —?риторически спрашивает Скотт, но Джон всё равно отвечает:—?За то, что ты есть.И всё.Совсем просто.Так просто быть счастливым, научившись наконец-то доверять своей второй половинке и, что бы ни произошло, полагаться на неё. И в хорошие, и в плохие времена.Конец.