Часть 2 (1/1)
Ничто не спасало от этого палящего солнца; пот ручьями струился по спине, груди, лбу, переносице, а многочисленные бутылки с тёплой, пусть и свежей водой, ни капельки не облегчали положение. Повсюду, ни умолкая, галдели люди: женатые пары то и дело огрызались, не обращая внимания на плач своих чад, парни подкатывали к красивым девушкам, очаровательные девушки отшывали несносных бойфрендов, звали на помощь охрану или сами обрушивали на них такой поток ругани, какой сложно вообразить даже в самом страшном сне. В разных частях парка играла музыка, сливающаяся с восторженными и истеричными воплями посетителей аттракционов, где-то вдалеке были слышны сирены скорой помощи, а управляющие пытались утихомирить бесконечные очереди, то хватаясь за голову, то прибегая к помощи запыхавшихся прыщавых помощников. Посреди всего этого гвалта, водоворота, фейерверка Джон прыгал по сцене, чувствуя невообразимую тошноту и боль во всём теле. Костюм ужасно натирал, и Джону приходилось бороться с желанием почесаться во всех местах, но вместо этого он одарил зрителей своей очаровательной фирменной улыбкой и исполнил очередную любовную серенаду и синхронно двинулся вместе со своей партнёршей, одетой в диснеевское платье. В нос ударяли запахи попкорна, сахарной ваты, варёной кукурузы, яблок, запеченных в карамели, гамбургеров, мороженого, пепси, и его желудок заурчал, сжался от голода. Под громкие аплодисменты Джон поклонился и, как и подобает его роли, галантно ушёл со сцены, только и думая о том, с каким наслаждением он снимет с себя этот грёбанный костюм и напялит на себя белую майку, шорты и на своей поддержанной машине умчится в чистое поле, чтобы провести несколько часов наедине со своими мыслями до начала послеобеденного выступления. За кулисами к нему с разных сторон подбежали коллеги, хлопая по спине и что-то радостно щебеча, дети пытались пробраться на сцену, упрашивая родителей сфотографировать их с героями панто, а вот на сцену поднялся красный, как рак, режиссёр, наверняка, чтобы отчитать за какую-нибудь незначительную партию, которую Джон выплюнул не в ноту или за не вовремя выкинутую руку, ногу, Бог-знает-ещё-что. Его головная боль только усиливалась, и, подхватив бутылку с водой, Джон удалялся со сцены прежде, чем до него успел добраться критик в лице его работодателя. Всё это могло подождать и до вечера — рефлексии в одном из шатров, когда их больше ругали, чем хвалили, но уволить всё равно не могли, так как пусть и желающих было много, а талантов всё равно было единицы. Джон отчаянно нуждался в одиночестве — тьфу-ты, вот это да, это ему-то, с самого рождения не перестающего орать, визжать, кривляться только за тем, чтобы ему уделили внимание. Однако сейчас он действительно еле держался на ногах — а ведь прошла только его первая рабочая неделя, а какая-та часть Джона хотела отчаянно махнуть на всё рукой, укатить в родительский дом и, рухнув на кровать своей комнаты проспать до скончания веков. Джон и сам не ожидал, что эта работа так его измотает, а ведь ещё совсем не давно он козлетоном скакал по школьной сцене, до хрипоты репетировал на чердаке или в бунгало во дворе, заверяя каждого тупорылого хулигана, что когда Джон выбьется в люди, они поплатятся за свои насмешки. В машине Джон на мгновение прикрывал лаза, и, опустившись подбородком на руль, перевёл дыхание. Кондиционер немного спас от удушающей духоты, и Джон уже подумывал о том, чтобы настроиться на нужную волну и окончательно отвлечься от мыслей о работе, как дверца машины с противоположной стороны открывалась и на сиденье плюхнулся светловолосый парнишка, который поздоровался с Джоном кивком головы. — Чё как? — спросил он, откинувшись на кожаное сиденье и потянувшись.Джон с недовольной гримасой на лице взглянул на парня. — Убирайся из моей машины, Дэн! — возмущённо пробормотал Джон, поражённый нахальством одного из своих коллег. Впрочем, при всей своей наглости Дэн был симпатичным — высокий, худой, загорелый, зеленоглазый, да к тому же чертовски проворный и способный. Вылитый Дэвид Боуи незадолго до превращения в Зигги Стардаста. В ответ Дэн лишь провёл рукой по подлокотнику машины, как бы намекая на то, что в салоне не мешало бы прибраться. Джон уставился на его длинные красивые пальцы, из-за чего на долю секунды позабыл о том, что говорил. — Тише, тише, тебе нужно расслабиться. — Я расслаблюсь, когда ты свалишь отсюда! — зашипел Джон, но уже не так уверенно. В упрямстве Дэна было что-то привлекательное. Дэн откинул со лба челку.— Ты на взводе, приятель, со всеми новичками это случается, но я могу помочь тебе. Тебе ведь нужна эта работа? — спокойно спросил он, кладя руку на плечо Джона. Джон почувствовал, как в душе у него что-то щелкнуло. Заинтригованный, он бросил Дэну:— Продолжай. — Во время выступления у тебя подкашиваются ноги, а каждая мышца ревёт от боли, а всё, что тебе хочется — это показать средний палец, обматерить публику и удалиться восвояси? Усмешка пробежала по лицу Джона — тон парнишки пришёлся ему по душе.— Это ещё мягко сказано, — ответил Джон, давая Дэну тем самым добро продолжать свою речь. — У меня есть кое-что, что поможет тебе привыкнуть к этой головокружительной нервотрёпки и уверенно выплясывать даже после нескольких изнурительных часов. Джон сощурился, не понимая, к чему тот клонил.— В общем, — Дэн извлек из кармана шорт пакетик и помахал им перед носом Джона. — Попробуй это. Джон отшатнулся. — Что это?На лице Дэна проплыла кривая полуухмылка.— Это марихуана, чувак. — Ты издеваешься? Выметайся вон! — Джон пинками выгнал Дэна из машины. Тот, спрятав травку обратно в карман, вылез наружу и напоследок сказал: — Зря ты отказываешься, братан. Джон уже собирался ударить ногой по тормозам, но вместо этого больно стукнулся коленом о металлическую покрышку. Завопив от боли, Джон сквозь зубы выругался. Чёрт, будь оно всё проклято. Боже, он, что, собирается до конца уикенда распускать нюни и после каждого выступления убегать с глаз долой вместо того, чтобы влиться в компанию, стать частью коллектива? Или нагло врать родителям, брату и сестре каждый раз, когда они будут разговаривать по телефону? Да пропади оно всё пропадом, если он так легко сдастся и весь стушуется спустя всего лишь пару недель самостоятельной жизни. Пошло оно всё к дьяволу. Джон посмотрел в зеркало заднего вида и открыл дверцу машины. Дэн, этот довольный, самовлюблённый засранец, всё это время стоял в стороне. Вот же блядь, Дэн успел узнать его достаточно хорошо за то короткое время, что они были знакомы. — Залезай, — сказал Джон как отрезал Когда Дэн плюхнулся с ним рядом, Джон нажал на газ, и машина помчалась подальше от парка, в открытое чистое поле. ***— Вот так, — показывал Дэн, закончив мастерить самокрутку и, чиркнув зажигалкой, поднёс ко рту. Затянувшись, он посмотрел на небо, а затем выдохнул дым, который облачком помчался высь. Передав самокрутку Джону, Дэн откинулся на траву и блаженно вздохнул. Джон недоверчиво повертел в руках косяк. — Ты уверен, что это безопасно? — всё ещё колеблясь, спросил он. Дэн лёг на бок и посмотрел на него. — Как видишь, чек еженедельно ложится в мой бумажник. Джон вздохнул и поднёс марихуану к носу. Его мутило от одного только запаха. — Неужели нет другого способа? — Ты, что, маменькин сынок? — дерзко спросил Дэн, смеясь. — Слюни подотри, если хочешь однажды чего-нибудь достичь. Джона больно резануло оскорбление, но он промолчал, не в настроении ввязываться в драку с тем единственным, кто решился помочь ему продержаться до конца фестивального сезона. — Медленно затянись, но не выдыхай сразу, слышишь? — уже более мягче произнес Дэн, подперев щеку кулаком и наблюдая за Джоном. Тот кивнул и поднёс самокрутку ко рту. Затянувшись медленно, как и велел ему Дэн, Джон задержал дым во рту, а затем выдохнул. На вкус марихуана напоминала провонявшие тухлые яйца и сырые грязные носки. Джон закашлялся, почувствовал, как рвота подступила к горлу. Он упал на колени и, упершись руками о землю, наклонился над травой и открыл рот. Всё вокруг без остановки крутилось, и у Джона в голове успела проскочить мысль о том, что его вот-вот наверняка стошнит. Зажмурив глаза, Джон уже ожидал худшего, однако когда через полминуты — длившаяся для него целый час — ничего не произошло, он вновь открывал глаза, почувствовав, как Дэн обнял его за талию. К щекам Джона прилила краска, и он попытался выбраться из хватки Дэна. Тот, широко улыбаясь, отпустил его. — Порядок, всё путём. Я знаю.Голова у Джона по-прежнему кружилась, однако ощущение от этого было почему-то приятное. Он повернулся к Дэну, сражённый наповал его зелёными глазами, блестевшими на солнце как изумруды. — Ты... знаешь? — спросил Джон, с удивлением обнаружив, что сонливость как рукой сняло. Впрочем, как и боль во всём теле, а по венам вместо крови словно бы теперь заструилась вулканическая лава, готовая уничтожить всё на своём пути. Дэн кивнул и, обхватив руками щеки Джона, наклонился к нему и поцеловал его в губы. Джон подался ему навстречу и с нежностью ответил на поцелуй. — У тебя всё на лбу написано, — засмеялся Дэн, опускаясь вместе с Джоном на траву и крепко прижимая его к себе. Джон почему-то тоже захихикал, не понимая, что это вдруг на него нашло и почему он так расковано ведёт себя с Дэном. Они оба лежали на траве, обнимаясь и целуясь, прерываясь только за тем, чтобы подискутировать на тему НЛО, бесконечной Вселенной и философии, в которой ни один из них ни черта не разбирался. Дальше у них дело так и не зашло — они оба были слишком обдолбаны, чтобы даже и думать об этом. В будущем у Джона напрочь вылетел из головы этот один из первых гейских поцелуев, но на всю оставшуюся жизнь у него осталось ощущение чего-то сладостного и неповторимого, и ни Пако, ни Скотту, никому другом не удалось это повторить. Они докурили марихуану, передавая косяк из рук в руки, неумолимо хихикая, и им обоим казалось, что где-то вдалеке и в то же время близко звучали The Beatles, которые исполняли один из своих хитов: You're gonna lose that girl (yes, yes, you're gonna lose that girl) If you don't treat her right, my friend You're going to find her gone (you're going to find her gone) 'Cause I will treat her right, and then You'll be the lonely one (you're not the only one). Джону и впрямь было охренительно хорошо вот так просто лежать чёрт пойми где и чёрт пойми с кем, чувствуя близость желанного тела, плывя по дурманящим волнам и наслаждаясь этой необычной жизнью с её крутыми поворотами и неожиданными подарками судьбы. Когда они с Дэном вернулись в парк, Джон бодрячком продержался до заката, а потом выплюнул свой ужин при свете звёзд под гоготанье других артистов и музыкантов. На этот раз Дэн на помощь к нему не пришёл.***Следующие несколько дней Джон и Дэн раскуривали косяки перед утренним, дневным и вечерним представлениями, а потом расслабленные, но уверенные в себе выходили на сцену, и всё проходило как по маслу. Благодаря целебным свойствам травки Джон избавился от неприязни к скучающей или, наоборот, приставучей толпе, к их разинутым ртам и вечно то фотографирующим, то жующим, даже при самой душещипательном выступлении. Он начал воспринимать толпу как кучу жужжащих мух, множество маленьких точек, ничего не смыслящих ни в культуре, ни тем более в жизни, но, тем не менее обеспечивающих ему приличный еженедельный заработок, часть которого он высылал своим родителям. От марихуаны Джон становился таким весёлым, веселее обычного, как, впрочем, и падкого на импровизацию, к которой он стал прибегать довольно часто — вот уж дела, вместо строчек сценария перед глазами плыли ноты песен Коула Портера. После первой свободолюбивой выходки, когда он вместо того, чтобы подпрыгнуть в нужный момент в синхронном движении с другими исполнителями, Джон сделал колесо под громкие аплодисменты. зрителей. Он-то уже было подумал, что за такое ему голову оторвут, однако когда представление подошло к концу, режиссер, к его огромному удивлению, похвалил его и сказал, что его выходки разносятся со скоростью света по парку, что приводит всё новые и новые партии зевак. Ему даже повысили гонорар! Как-то вечером, после очередной выблеванной порции непереварившегося ужина — из-за марихуаны Джон совсем не мог есть, так что он избавился от пары килограммов, к недовольству костюмеров, которым пришлось туже, в буквальном смысле слова, затянуть пояс на его костюмах, они с Дэном сидели как индейцы перед полыхающим костром и передавали из рук в руки очередной косяк. Мимо них сновали туда-сюда артисты и обслуживающий персонал, но на них никто не обращал внимание. Вскоре до Джона дошло, что здесь никому не было дела до травки. Они с Дэном хихикали над чем-то, кажущим только им нереально, до коликов в животе, смешным, и тут Дэн, затушив косяк и откашлявшись, вскинул руки в небо и произнёс:— Прости, чувак, на этом бесплатная травка закончилась. Джон, мигов перестав смеяться, так выпятил глаза, что если бы он не находился на безопасном расстоянии от костра, непременно рухнул бы в него. — Что? — не понимающе спросил он, наблюдая за тем, как над головой Дэна проплывали призраки крестьянской средневековой семьи. Дэн сложил руки рупором и как заголосил: — Бесплатная травка закончилась.Джон быстро перехватил его руки и, прижав их к земле вместе с головой Дэна. Джон знал, что, окутанный опьяняющем дурмане, силенок в нём было хоть отбавляй. — Не ори ты так! — зашипел Джон, осматриваясь по сторонам. Однако поблизости никого не оказалось — сумерки сгустились, и все давным-давно разошлись по своим фургончикам и палаткам. Чёрт, промелькнула мысль в голове у Джона, а ведь эта травка полностью стирало само понятие времени.Дэну каким-то образом удалось высвободиться, и он, отплевавшись, ударил себя ладонями по коленкам и произнёс:— А вот так, приятеля моего повязала шайка местных наркоторговцев. Поколотили его и сказали убираться восвояси, раз это не приносит им ни капельки прибыли. Но, — Дэн подмигнул ему, — если хочешь, мы можем встретиться с ними. Договориться о цене, может... — Дэн провел рукой по ноге Джона, — если ты проявишь настойчивость, они уступят...— Да пошёл ты! — Джон был зол как чёрт, — он сам и не знал, на кого: себя, Дэна, его приятеля, или весь этот мир. Пошатываясь, Джон заковылял к себе в гримёрку, но, немного не дойдя до неё , остановился и отхаркнулся зеленоватой желчью. Почистив зубы, Джон провалился в неспокойный, наполненный фееричными образами сон, а проснулся от громкого стука в его гримёрную. Открыв дверь, его отчитали как мальчишку, пойманного на месте преступления, за прогулянные утреннее и дневное выступление, так что Джон, впопыхах оделся и оказался на сцене как раз до начала вечернего представления. Его мутило, голова кружилась, а вечернее солнце впервые за неделю казалось ему неприветливым и каким-то жестоким, впрочем, как и вся реальность без марихуаны. После представления Джон попытался отыскать Дэна, но вскоре по парку прошёл слушок, что тот, обокрав пару палаток и гримёрных, укатил восвояси, преследуемый копами, которых незамедлительно вызвала администрация. На Джона это происшествие подействовало удручающе, но ему, правда, на это уже откровенно было плевать — лето подходило к концу, и он без стыда отыгрывал последние представления, махая рукой на все упреки в его сторону. Неприятный вкус дешёвой марихуаны, который ему удалось горстями выкупать у других артистов, ещё долго будет преследовать его, но, когда настало время вернуться домой, Джон клялся всем родственникам и друзьям, что вёл себя паинькой и на одном лишь энтузиазме пережил это необычное лето. Ему не поверил только Эндрю, недовольный его слегка покрасневшим глазам.