41. Сомнения (Джон/Скотт) (1/1)
Сомнения — это нормально. Сомневаться правильно. У каждого в жизни бывает подобный период. Неуверенности. В себе, в своих силах, в поступках и жизни в целом. Ничего. Это как порез, только души — поболит и перестанет. Затянется. Главное — не тормошить, не давить постоянно, не расколупывать. Обеззаразить, дать зарубцеваться, и тогда всё пройдёт. Иначе же растянется на месяцы, если не годы, будет пульсировать, гноиться и нарывать. А может стать язвой, кровоточить постоянно. Вроде и не смертельно, но жить не получается. Не так, как хотелось бы. — Ничего у нас не выйдет, — медленно выдыхает Скотт и смотрит. Обречённо. Со смирением. Словно мышка на кошку, что загнала в угол. С верой в сказанное. Просто потому, что в этот момент он чувствует именно так. Не выйдет. Потому что слишком разные, а любовь… она не всегда панацея. Иногда и проклятие. И обман. И тоска. И не заданные вовремя вопросы, что изматывают хуже любой неопределённости. Что разрывают на части, крутятся на кончике языка, отравляя мозг, и отдаются горечью во рту. И когда-нибудь всё равно выплёскиваются наружу. Чаще всего не вовремя, не там и не теми словами. Потому лучше начать говорить самому, пока не поздно, пока совсем не разъело. Может, действительно ещё не поздно.— Выйдет, — уверенно заявляет Джон, тут же становясь очень серьёзным. Ещё минуту назад он был беззаботен и счастлив, он веселился и не думал о глобальном. Вопрос, где бы скоротать вечер, был самой главной из забот, но не теперь. Не после слов своего партнёра. Своего мужчины, с которым, Джон уверен, он проведёт всю жизнь. По крайней мере, хочет провести. Если тот не против. Джон сразу понимает, о чём говорит Скотт. Вот просто знает, и всё. Не нужны объяснения. Его взгляд, одно предложение, даже не очень-то и конкретное, а понятно. И страшно. Каждый раз сердце в пятки уходит, стоит услышать подобное. Или подумать. Или просто представить. Потому он и старается гнать от себя такие мысли и предотвращать разговоры, но не сейчас. Не сегодня, когда Скотт, видимо, на пределе. Он пропустил момент, и теперь надо постараться успокоить, зашить уверенностью кровоточащую душевную рану и заклеить пластырем из своей веры. В них. В их чувства, в их любовь, в идеальность их отношений при всей их неидеальности и непохожести. Контакт. Джона словно магнитом тянет к Скотту, хочется невесомо прикоснуться, чтоб до мурашек, обнять крепко — без слов показать необходимость, но нет уверенности, что тому сейчас это нужно. Слишком отстранён, слишком холоден, слишком заторможен. Всего слишком. Много и мало. Мало эмоций. Мало жизни. Кажется, дотронься — и произойдёт непоправимое. Что? Лучше не думать.— Мы же нашли точку опоры, а остальное дело времени, — Джон не привык туманно изъясняться. Его никогда не тянуло на философские разговоры, но иногда это необходимо. Со Скоттом — правильно. В таком состоянии он лучше понимает иносказания, их абстрактный смысл, чем конкретные факты. Возможность размышлять, гадать о смыслах, просчитывать варианты лучше всего отвлекает от неправильных мыслей, возвращает в реальность и, действительно, даёт точку опоры, оттолкнувшись от которой можно снова найти себя. В мире, в жизни, в отношениях, в любви. — Мы всё преодолеем.Сесть перед Скоттом на корточки и заглянуть в глаза — потребность. Обречённые напротив уверенных. Тоска в схватке сцепляется с нежностью и неохотно капитулирует, сдавая позиции более сильному сопернику. Надежде. Грозовая серость светлеет, взгляд теплеет, лёд сменяется проблесками весны. Вот теперь — можно. Теперь ничего непоправимого не случится. Джон тянется и берёт безвольные ладони в свои руки, греет ледяные пальцы, выводит неспешные круги, гипнотизируя сидящего напротив, заставляя снова чувствовать. И верить. Ему. Потому что иначе невозможно. Только это — правильно. Он и сам загипнотизирован своими действиями. Не может оторваться. Кожа к коже. Подрагивающие длинные пальцы в его ладонях. Его пальцы невесомо выводят абстрактные картины осторожного восторга, чертят линии уверенной радости, рисуют воздушные замки правдивых обещаний. Всё вместе — это их отношения. То, что Джон бы сказал, но ни на одном языке нет подходящих фраз. Это расстраивает, но не отвлекает. Говорить можно по-разному. Бессловесный диалог порой действует сильнее.И Скотт его понимает. На каком-то межклеточном уровне. И разделяет. И принимает. Окунается в эмоции и выплывает на поверхность. Не захлёбываясь, спокойно. Просто вдруг раз — и всё проходит. Купается в чувствах. Доверяется. Живёт… И Джон это ощущает.— Спасибо, — тихое, с улыбкой, серьёзное, но не очень-то и нужное. Одно слово, набор букв и звуков, дань скорее вежливости и традициям, чем несущее смысл. Просто чтобы не вертелось на кончике языка, не сводило с ума. Всё и так уже понятно, и потому в комнате уютно и тепло. Особая атмосфера, которая держится весь день, ведь оба негласно решили провести его вдвоём, никуда не выходя.