33. Уязвимый (1/1)

Джон Барроумен за годы привык уже быть в центре внимания. Привык, что командует парадом, что главный среди толпы, им восхищаются и за ним идут, несмотря, а может, даже и благодаря не только обаянию и голосу, талантам и внешности, но и безумствам, постоянно им вытворяемым. Да Джон и представить себя другим не мог. Тихим и скромным. Тогда это был бы уже не он, а потому… именно из-за этого Джон терялся, когда вдруг даже ненадолго утрачивал контроль над ситуацией.Например, когда тихий и скромный Скотти вдруг проявлял инициативу. Не терпеливо сносил все приставания мужа или ждал, когда Джон обратит на него внимание, щедро дарившееся фанатам, а сам, первым начинал активные действия. Тогда Джон замирал, на губах появлялась смущённая улыбка и — неожиданно — начинал разбирать нервный смех. Действия мужа всегда почему-то заставляли присмиреть, пусть и на доли секунды, но всё-таки… и Джону это не нравилось. Почему-то из-за подобной реакции он чувствовал себя уязвимым, чего просто терпеть не мог, а потому всячески старался скрыть это от окружающих, да и себе лишний раз не напоминать о неподобающей слабости. Правда, со временем, когда выяснил, что так сильно реагирует только на Скотти и никого больше, Джон успокоился. Было бы в миллион раз хуже, если бы любой мог вызвать подобную оторопь, а муж… он не слишком часто так поступал на людях, и это особо не мешало.Так Барроумен и жил, пока на очередном многообещающем проекте не встретил Гарета Дэвида-Ллойда — человека, как позже оказалось, тоже невольно могущего заставить Джона почувствовать себя уязвимым.О нет, началось это не сразу, не после первого или второго сезона и даже не на съёмках третьего! Джон осознал особую власть Гарета над ним только после окончания совместных съёмок, когда вдруг кристально ясно почувствовал, что всё, их пути расходятся. Не будет больше каждодневных встреч и шуточных пикировок, разговоров ни о чём и одновременно обо всём на свете, невинного и не очень флирта и, конечно же, общих безумств. Что теперь их общение в большей степени зависит не от обстоятельств, а обоюдного желания.Да, у них ещё были намечены общие проекты (например, аудиодрамы и комик коны), но после тесного общения, к которому Джон уже успел привыкнуть, этого казалось так мало, что не выдерживало никакой критики. Да и по крайней мере от посещения большинства встреч с фанатами Гарет мог спокойно отказаться, и это никак не повлияло бы на его карьеру. Всегда ж можно устроить одиночную панель или всё-таки совместную, но с кем-нибудь другим из каста — не с ним.Мысли удивляли. Желание видеться не проходило, зато появился страх, что каждая следующая их встреча может стать последней, особенно если Джон будет вести себя неправильно. При этом даже сам Барроумен не понимал, что такого он мог бы натворить, чтоб оттолкнуть Гарета, ведь на съёмках совершенно не сдерживался, а тут… Джон вдруг начал ловить себя на том, что рядом с Гаретом ему совершенно не хочется быть экстравагантным: надевать платья и туфли на каблуке, оголять зад, флиртовать с другими… даже мысли об этом, что удивительно, приносили дискомфорт и заставляли чувствовать себя неловко. То ли дело одиночные панели или совместные с кастом ?Стрелы?, вот где он отрывался по полной. При встречах с Гаретом же всё обстояло иначе. Стоило тому только появиться — и всё, Джону этого хватало для счастья. Не приходилось развлекать самого себя, чтоб не умереть от тоски и скуки. Словно присутствие Дэвида-Ллойда само по себе помогало сделать мир лучше и интересней.К тому же Джон с удивлением и непонятной ему болезненной жадностью наблюдал, как Гарет с каждой новой встречей становился всё брутальней и уверенней в себе. Возможно, видься они чаще, Джон бы и не заметил перемен, но с таким графиком встреч, что у них был сейчас, не отметить их было попросту невозможно. И Джону нравилось, что он видел, но… Чем сильнее менялся Гарет, тем более неуверенным Джон себя чувствовал рядом с ним. И не потому, что больше не хотел видеться, наоборот, а из-за страха потерять, который рос пропорционально изменениям друга. Джон не хотел его разочаровать, боялся увидеть во взгляде даже тень осуждения, услышать тяжёлый вздох, говоривший о том, что тому неуютно рядом, и потому начал всё чаще тушеваться, находясь поблизости, и точно так же замирать и смеяться, как от инициативы, временами проявляемой Скотти. И с Гаретом Джон временами начал чувствовать себя уязвимо.Когда Джон это понял, сначала он испытал досаду: появился ещё один, вызывающий ненужные чувства и неподобающую ему слабость, а потом задумался: почему именно эти двое так на него влияли, почему именно они? И чем глубже Джон погружался в вопрос, тем явственней понимал — лучше ему было не копаться в себе, потому что ответ, найденный им, перевернул всю жизнь с ног на голову, и как с этим теперь справляться, Джон не имел ни малейшего понятия.Оказывается, он давно уже любил не только Скотти. Гарет тоже успел поселиться в сердце, просто из-за слишком насыщенной жизни понять это не было ни времени, ни сил. Теперь же, зная правду, Джон совершенно не представлял, как жить дальше. Оставалось только надеяться, что время поможет или забыть, или предоставит шанс по-другому разрешить сложившуюся непростую ситуацию…