Часть 8 (1/1)

Дождь. Бесконечный, изматывающий и продирающий до костей дождь к вечеру наконец-то прекратился, серое, разодранное рваными облаками небо постепенно наливалось темной бирюзой, а над угрюмыми высотками и промокшими зданиями вылезла блёклая радуга. Город, растрепанный ураганом и пропитанный ливнем, весь покрылся испариной и дышал сыростью, исходившей от мокрого асфальта. Марко ходил по вымокшим улицам, и ему казалось, что именно в такие моменты, когда дороги еще пахли дождем, открывалось второе дыхание, как будто ледяные капли, поднимающиеся вверх от натекших лужиц, оседали в легких и очищали их от пыльной взвеси и удушливых газов, годами копившихся внутри. Хиетала глубоко вздохнул и пнул носком валявшийся на дороге камень. В последнее время он все чаще думал о том, как странно природа вплетается в человеческую жизнь, когда она, уставшая от грязи цивилизации, вдруг начинает молить о передышке, и ему вспоминалось, как он бежал подальше от отеля и подставлял урагану лицо. Так происходило всегда: бронхи сдавливало тяжелым кашлем, а затем очищало дождем, в голове нарастала тревога, а затем, после большого вдоха, становилось легко?— и в этом заключался обмен веществ в повседневной жизни, а он всегда был главным свойством живого.Марко остановился у кофейного киоска и посмотрел на часы?— день подходил к концу, а, значит, у Тарьи скоро закончатся съемки и он сможет встретить ее у студии и наконец-то обо всем поговорить. Их прошлый разговор вышел слишком смазанным: она повесила трубку, бросила поглубже в сумку телефон, и, несколько минут помолчав, объявила, что Марсело просит ее приехать и поэтому вопрос о том, куда деваться ей и их странным отношениям, стоит ребром у самого горла. Марко слушал ее и молчал, а затем, когда тишина стала невыносимой, сказал, чтобы она решала сама?— и сорвался на вокзал, подальше от нарастающей в голове паники. С тех пор прошли почти что целые сутки, и утренняя встреча с Холопайненом заставила посмотреть на все по-другому, а вопрос так и оставался нерешенным?— так, может, самое время было его решить? Марко еще раз взглянул на часы и заплатил продавщице за два кофе, а когда он пришел к студии, Тарья уже стояла поодаль ото всех, как и всегда, когда они договаривались встретиться после ее съемок.—?Хей, да ты не с пустыми руками? —?улыбнулась она, подходя к нему и целуя его в щеку,?— Я ждала тебя.—?Пойдем подальше отсюда? —?предложил Хиетала, вручая ей латте и оглядываясь вокруг,?— Здесь есть хороший парк неподалеку…Тарья шла по парку, держа за руку Марко, и пила кофе.—?Знаешь, я полюбила кофе, без сахара. Совсем как…—?Совсем как я,?— хмуро буркнул Марко.—?Эй, ну не злись, чего ты? Знаю, что я должна была давно тебя послушаться.—?И не только в вопросах кофе… Присядем?Они обошли играющих в классики детей, сделав вид, что им безразличен их радостный смех. Скамейка скрипнула, пролился кофе.—?Ай! —?взвизгнула Тарья,?— Ну вот, придется покупать новые джинсы.—?Ничего, разберемся. В случае чего твой аргентинец тебе купит,?— заявил Марко и продолжил, как ни в чем ни бывало,?— Как прошел последний конкурсный день?Тарья удивленно посмотрела ему в глаза, но ничего не ответила.—?Я ищу себе замену на время отпуска, возможно Олли позовет Суви…—?Все-таки уезжаешь? —?Хиетала взял Тарью за руку, развернул ладонью к себе.—?Я… Я не знаю, Марко.—?Значит, уезжаешь,?— отрезал басист и уставился прямо перед собой, туда, где дети прыгали через скакалку и перекидывались шутливыми прозвищами, где вертелась цветастая карусель и взлетали вверх-вниз качели, туда, где еще было счастье и вера в будущее, а линия огня, жирной полосой отделяющая пропасть на классиках, была далеко, и перепрыгнуть ее можно было, всего лишь легко оттолкнувшись,?— Спасибо хотя бы, что сказала за три недели, а не за день до того.—?Ты и правда думаешь, что после всего, что было, я могу просто взять и уехать? —?спросила Тарья, заглядывая ему в глаза,?— Я не хотела бы уезжать, я бы хотела, очень хотела бы остаться, но…—?Но для этого придется взять трубку и рассказать ему все, а рисковать тебе не очень-то и хочется,?— продолжил за нее Марко, разглядывая обшарпанный носок ботинка,?— и с самого начала не особенно хотелось.—?Сначала, может быть, мне и было страшно, но уже тогда я точно знала, чего хотела,?— покачала головой Турунен и сильнее вцепилась в руку Хиеталы,?— Да, это все казалось безумием, но я ни на минуту не сомневалась в том, что делаю все правильно, в том, что я действительно этого хочу. Просто… жизнь задает мне слишком много задач, а я еще ни одну из них не решила.—?Да все ты давным-давно решила,?— поморщился Марко, со скукой выслушав ее сбивчивый монолог,?— еще тогда, в две тысячи первом, когда тебя, бедную, все кинули и захотелось, чтобы хоть кто-то внимание обратил. И с тех пор не изменилось ничего, и никогда не изменится.—?Да нет же, все, все не так было!—?Скажи,?— все тем же ровным тоном проговорил Хиетала, ни на миг не повышая голос,?— что ты хочешь от этих отношений?Тарья долгим взглядом наблюдала за весело визжащими детьми, не произнося ни слова. Где-то там сейчас привередничала Наоми, не желая есть сваренную нянькой овсянку, и нарочно отвечала отцу на финском. Где-то там Марсело проверял телефон и без конца отказывал промоутерам в очередном концертном шоу. Где-то там была вся ее жизнь. другой она не знала и два с половиной месяца, пролетевшие так стремительно, ничего не изменят.—?Это ничего не меняет,?— выплюнула сквозь зубы Тарья и швырнула в урну пустой стаканчик из-под кофе.—?Что?—?Ничего. Нам с тобой поздно начинать сначала, мы не в том возрасте, Марко.—?У тебя проснулась совесть?—?У меня ее никогда не было.—?Так, в чем же дело?—?Мне скучно,?— Тарья пожала плечами и отодвинулась. На промокший парк медленно опускался закат, и мамаши, которым до этого не было дела до собственных детей, неохотно поднимались со скамеек, и, хватая под руку маленьких и подзывая к себе больших, исчезали где-то за поворотом. Вдоль дорог, как по команде, зажигались фонари и сходили с ума светофоры, красные огни автомобильных фар тревожным пятном растекались в лужах, и Марко вглядывался в мутную рябь и искаженное отражение зданий, а видел истинное лицо города?— то, которое он никогда не смел показать днем и со звериным оскалом обнажал ночью. Хиетала усмехнулся и как ни в чем ни бывало откинулся на спинку лавки.—?Что, ожидал услышать что-то другое? —?поинтересовалась Тарья, удивленно глядя на его ухмылку.—?Да нет, просто хотел поблагодарить за то, что избавила меня от необходимости разводить долгие и нудные рассуждения и психоанализ и сразу перешла к части, где говорится вывод,?— все так же спокойно ответил басист, упираясь локтями в разведенные колени,?— И, да, прости, конечно, что я сейчас немножко выбьюсь из твоего сценария аргентинской драмы, но пришел я сюда совсем не за тем, чтобы начинать сначала это все.—?Да ладно? —?фыркнула Тарья, запрокидывая ногу на ногу и поворачиваясь к Марко,?— Ты с самого начала знал, чем кончится эта драма, как ты сказал, и все равно не сопротивлялся. Признай, тебе ведь и правда хотелось этого.—?А тебе? —?вопросом на вопрос ответил Марко, внимательно вглядываясь в лицо Тарьи,?— А тебе хотелось?—?Не знаю..... Наверное.—?Иначе не торчала бы со мной два месяца по вшивым отелям, когда деньги на нормальные кончились, и не глотала бы тазиками кофе. Давно ты его полюбила?—?Марко…—?Я тебя не перебивал. Я тебе расскажу, почему. Тебе захотелось снова почувствовать себя маленькой девочкой, которая кому-то нужна. Но я не Туомас, уж извини, и десять лет вытирать тебе сопли не буду. И я не Марсело, пригревший чужого ребенка, как своего собственного.—?Уж кто бы говорил! —?заявила Тарья, залепив Марко пощечину.—?А на правду, госпожа Турунен, не обижаются.—?Правду! —?выплюнула женщина, презрительно скривив губы,?— Ты ничего не знаешь о правде, но говоришь таким уверенным тоном, будто рядом стоял и свечку держал!—?Да нужна мне твоя правда сто лет,?— небрежно бросил Марко, потирая ладонью ушибленную щеку,?— Не знаю я никакой правды, это так, меня твоя жизнь перестала интересовать еще знаешь, когда? Но я хорошо знаю тебя, и просто-напросто делаю выводы.—?Ах, ну да, как же, ты же когда-то вытирал мне сопли и теперь специализируешься на их разновидностях,?— едко усмехнулась Тарья, спохватываясь и напуская на себя привычного хладнокровия,?— Может быть, поделишься выводами? Не терпится узнать о себе что-то новое.—?Поделюсь-то я с радостью, только вряд ли мой ответ будет познавательным и захватывающим,?— вдруг совсем другим тоном протянул Хиетала и посмотрел ей в глаза,?— вывод в том, что нам обоим надо перестать разворовывать наше прошлое на заплаты и, наконец, понять, что мы не жизнь свою так залатать пытаемся, а просто-напросто боимся жить. А это зря, потому что наступит время, когда потускневший блеск нашей былой славы окажется не нужен даже любителям антиквариата.—?Уж не значит ли это, что ты собираешься…—?Не бойся, я не настолько нищеброд, чтобы не отыскать себе номер в ближайшей гостинице и хотя бы временно пожить там,?— пожал плечами Марко, опуская глаза,?— уж потерпи три недели мое соседство по городу, а потом хоть в Антарктиду езжай к белым медведям?— мне действительно все равно. За вещами я заеду сегодня, а что будет дальше?— это твоя и только твоя жизнь.Тарья нервно кусала губы и смотрела в пустоту. Выражение ее лица с презрительного постепенно менялось на отрешенное. Нет, она не была удивлена такой отповедью Марко. Он и раньше отличался крутым нравом, и его так просто не разжалобишь. Но на какие-то восемь с половиной недель Тарье вдруг показалось, что ей снова неполных двадцать пять лет, жизнь рисуется яркими красками, и будущее лежит у ног. Оно, возможно, и лежало, да только Тарье куда проще было пинать его не слишком чистыми туфлями, впрочем, Марко здесь от нее не отставал.Марко широким шагом шел по городу, обходя спешащих с работы жителей столицы. Грядут выходные, все собираются семьями, выезжают на природу, жарят мясо, ловят рыбу?— словом, все то, что за эти полвека осточертело басисту до нет спасу. И то, чего ему так недоставало. Он прятал нос в воротнике пальто и впервые понимал, что люди не узнают его, не просят автограф, не фотографируют из-за угла. Они, может, и узнавали, но им больше не было дела до этой шайки, всех сводящей с ума своими выбрыками.Тарья сидела на этой, ставшей вдруг огромной, скамье, и даже не замечала, что Марко давно ушел, что начался мелкий осенний дождь, что люди удивленно на нее носятся и обходят стороной. Да… Не такого, совсем не такого она хотела в свои двадцать пять лет. И Марко оказался прав.