Часть 6 (1/1)

В двух шагах от гостиницы находился бар, из которого то и дело вылетали пьяные подростки и драли горло похабными песнями, не так далеко располагался магазин пластмассовых сувениров, сделанных без вкуса и замысла, выставленных, как формы публичной девки, напоказ, а совсем рядом, за углом, у полированных до блеска стен отеля, на куче поваленного тряпья гнездились нищие попрошайки, и если это место было сердцем Финляндии, то страна, должно быть, была отравлена и задыхалась в едком запахе собственных улиц.Тарье было и холодно, и душно одновременно: похоже, она все-таки подхватила простуду, пока стояла в тонком пальто под проливным дождем, и теперь куталась в одеяло, иногда морщась от пронзительного воя сирены скорой помощи за окном. Марко сидел рядом и Тарья изредка поглядывала на него, пытаясь угадать, что он думает после такой странной встречи в весьма неожиданной компании, но он уже битый час молчал, и разговор не вязался.—?Злишься? —?спросила его Тарья, не совсем понимая зачем?— она и без того прекрасно знала, что он слишком хорошо понимал ее, чтобы держать обиду.—?Да нет, просто пытаюсь понять, в какой клуб анонимных любителей бацилл ты записалась и почему его собрание проходило в самом затхлом из Хельсинских баров,?— со знанием дела протянул басист и отставил в сторону кружку черного кофе,?— сама подумай, как это выглядит со стороны? Ты пропадаешь со всех радаров, не отвечаешь на звонки, а затем мне звонит Йоханна и сообщает, что ты пошла мокнуть под дождем. Что ты вообще в том баре делала??Пила виски с Йоханной и мило болтала с ней о том, что у Холопайнена между ног??— невесело подумала Тарья, однако, промолчала и уставилась перед собой. Скажи ей пару лет назад, что она будет обсуждать свою личную жизнь с Куркелой?— скорая помощь понадобилась бы ей, однако, сейчас вся жизнь Тарьи переворачивалась с ног на голову, и женщина не удивлялась уже ничему.Тарья раскатисто чихнула и закуталась в одеяло. Марко от неожиданности чуть не расплескал кофе. Полчаса назад по всему городу выключили свет, потому темнота уже вольготно входила в свои права.—?Да так,?— пожала плечами Тарья,?— Разговаривали ?за жизнь?, обсуждали первый конкурсный день.—?Ну да, как я сам не догадался,?— буркнул Марко,?— Тебе ведь, бедной, и поговорить не с кем.—?О конкурсе?— не с кем. Вы ведь все считаете это пустой тратой времени.—?А ты хоть раз пыталась поговорить со мной? Не отбрыкиваясь, а по-человечески?—?Не злись,?— примиряющим тоном начала Турунен,?— Просто, девочкам порой нужна компания друг друга. А как у тебя день прошел?Марко поболтал в чашке остатки кофе и залпом опрокинул в горло, закашлялся, вытер выступившие на глаза слезы.—?Я ездил домой…—?Зачем? —?насторожилась Тарья.—?За вещами, не переживай.—?И что там?—?Где?—?Ну, в Куопио…—?Там дом, от которого я потерял ключи, дети, до которых мне не достучаться, и Мерви, которая имеет полное право меня ненавидеть. Но я здесь, с тобой…—?Жалеешь?—?До тех пор, пока ты обещаешь не тащить домой всякую дрянь вроде простуд и жен моего начальства, у тебя есть все шансы оставаться моей любимой.Тарья улыбнулась и положила ему голову на плечо, вздрогнув от резкого хлопка, раздавшегося вдалеке?— за окном гулял немыслимый ураган, покачивающий деревья и расшатывающий тощие фонарные столбы, где-то пролетел кусок пластмассы и с грохотом расшибся о стену чьего-то дома, а Тарья спокойно грелась под одеялом и думала о том, что бы с ней было, задержись она по дороге домой хотя бы на полчаса.?И все это не случилось благодаря Куркеле??— с горькой насмешкой подумала Турунен, вспоминая затхлый бар и прокуренную сцену, обеспокоенное веснушчатое лицо и фары такси, дальним светом врывающиеся в темноту. Тарья закрыла глаза, сильнее прижимаясь к мужскому плечу. Ее вдруг кольнула давно забытая совесть?— она скалила зубы, испытывала Йоханну, пытаясь нащупать границы ее терпения, а та не ухмылялась, не злорадствовала, только раз сорвалась в крик, взбесившись от грязи из прошлого,?— а потом спасла ее, как будто не было жгучего виски и приевшихся обеим пререканий.Этот странный, холодный вечер смывало из памяти проливным дождем, но где-то глубоко внутри, как на дне винного бокала, плескался горький осадок?— и его нельзя было смыть даже скотчем. Тарья глубоко вздохнула и поморщилась, чувствуя его вкус на языке?— что-то едкое и ужасно жгучее, что она так долго выращивала в себе, а вытащить наружу и как следует рассмотреть смогла только сейчас.—?Что с тобой? —?обеспокоенно спросил Марко, вглядываясь в ее лицо.—?Старею,?— отмахнулась Тарья.—?Ну да, расскажи мне.—?Ты не поймешь…—?А ты хотя бы попытайся рассказать…—?У тебя бывало, что ты вдруг понимал человека, которого раньше ненавидел? —?тихо спросила Тарья.Марко напрягся, затем тяжело вздохнул—?Бывало, конечно.—?И кто этот человек?—?Сидит сейчас рядом со мной и жалуется на то, что стареет…—?И за что ты меня ненавидел? —?искренне удивилась Тарья, щуря глаза в темноте.Марко сидел неподвижно, даже не глядя на нее, и вспоминал, как когда-то подыхал в пустом номере с похмелья, закидывался таблетками и в очередной раз обещал себе, что бросит пить и свалит из этой проклятой группы, в которой даже чихнуть нельзя было без разрешения этого аргентинца. Как потом, протрезвев, в очередной раз все бросал и оставался, пытался достучаться до Тарьи, той, настоящей, которая некогда рыдала у него на плече и говорила без умолку обо всем на свете, но Тарья не слушала и все той же безмолвной тенью плелась за новым мужем, с каждым шагом становясь кем-то другим, кем не была никогда раньше: кем-то меркантильным, эгоистичным и злым. Потом Марко понял, что все, что было тогда в группе, было не более, чем маскарадом, за которым она прятала свои страхи и одиночество, но тогда он загонял себя истериками и алкоголем, и ненавидел ее за то, с какой легкостью она поддавалась внушению аргентинца.—?А ты уверена, что тебе это нужно? —?спросил Марко, поворачиваясь к Тарье. Воспоминания казались ему липкой грязью, и ему хотелось побыстрей их смахнуть,?— какой смысл говорить о ненависти, если больше десяти лет прошло, и сейчас я тебя не ненавижу?—?Спасибо и на том,?— криво усмехнулась Тарья.—?Но что-то же все равно не так,?— пробурчал Марко.—?Все не так, Марко, все не так. Нам бы сейчас где-то далеко отсюда пить кофе и писать новый альбом, а вместо этого мы сами себя ненавидим.—?Но это наш выбор, разве не так?Тарья запустила пальцы в волосы, помассировала ноющие виски.—?А мы довольны этим выбором, скажи мне?—?Ты мне скажи. Ты же променяла солнечную Аргентину и богатого мужа на непонятно кого.—?Марко, я…—?Что ?Марко?? Что? Пройдет пару лет, и ты будешь петь сопливые песенки, как и всегда, но будет уже поздно! —?заявил Хиетала, вскакивая с кровати. Ураган за окном не унимался и только становился сильней, ночное небо задыхалось в поднявшейся пыли и сквозь завесу казалось изжелта седым и тускло-мрачным.Тарья не могла усидеть на месте?— хотя боль в голове была такая, что, казалось, она сейчас разорвет ее изнутри?— и, скинув одеяло, бросилась догонять уходящего в прихожую Марко.—?Да стой же ты, безмозглый кретин! —?крикнула она, останавливаясь у двери и хватая его за руку,?— Ты даже не дослушал меня до конца, ты… да ты все понял неправильно!—?А, по-моему, ты выражалась предельно ясно,?— буркнул Хиетала, убирая руку в карман. Он тяжело вздохнул и потянулся за курткой, но Тарья снова встала у него на пути.—?И куда ты собрался? Ты вообще видел, как там метет?!—?Слушай, чего тебе неймется вообще? —?не выдержал Марко, резко поворачиваясь к ней,?— ты, кажется, хотела пить кофе и писать новый альбом, так наслаждалась бы одиночеством, кроме которого, кажется ты ни на что не способна!—?Марко!—?Посмотри на себя, Тарья, в кого ты себя превратила,?— проговорил Хиетала, оглядывая ее с ног до головы,?— ты хочешь, чтобы меня пробило жалостью от твоих соплей и я сел поплакать вместе с тобой? Подумай сначала, почему ты гонишь от себя людей, стоит им едва нарушить покои королевы.—?А ты?— жалкий трус! —?выкрикнула Тарья, вырывая из рук Марко куртку,?— Ты всю свою жизнь только и делал, что прятался за спинами!—?А ну-ка, это уже интересно.—?Разве не так? Сначала брат, потом Мерви, потом Туомас, потом я!—?Вовремя же ты его вспомнила! На себя посмотри, ваше величество, и на то, как всю жизнь только и живешь за чужой счет!—?Со своими счетами я разберусь сама, тебя они никоим образом не касаются! —?огрызнулась Тарья, подходя вплотную и глядя ему в лицо,?— Давай, скажи, что я?— продажная шлюха, только ты никогда не умел говорить напрямую, разве что, в слезных песенках и никчемных интервью! Знаешь, тебе стоило бы встречаться с Холопайненом?— вы даже говорите на одном языке!—?Как-то странно слышать все это от тебя, Тарья,?— не отводя глаз, сквозь зубы процедил Марко,?— это я не умею говорить напрямую? Может быть, но это не я сбрасываю звонки от Кабули, когда он звонит в не очень подходящий момент, не я отмахиваюсь и перевожу тему с неудобного, должно быть, вопроса о том, когда ты наконец-то с ним поговоришь, и не я, черт возьми, битый час торчу здесь у дверей, отказываясь признать, что отношения, к счастью для тебя, летят в задницу!—?Что?! —?искренне возмутилась Тарья, скрещивая руки на груди,?— Перестань нести чушь и просто признай, что ты?— жалкий трус-параноик, у которого кишка тонка услышать правду! И выслушай меня, наконец!—?А то раньше я тебя не слушал!—?Да ты с самого начала разговора надумал хрени и уши заткнул, лишь бы никто не вытащил тебя из панциря, в котором ты уже наверняка обустроил интерьер! —?выпалила Тарья на одном дыхании и заглянула Марко в глаза,?— если тебе так нравится, то на?— вот твоя куртка, напяливай и вали, куда хочешь, только от страхов и комплексов ты далеко не убежишь!—?Ничего, десять лет как-то бегал, и теперь, не бойся, переживу! —?ровным тоном проговорил басист, поворачиваясь к двери.—?Всего этого можно было бы избежать, если бы у тебя тогда хватило яиц на три долбаных слова! —?выпалила Турунен и тут же прикусила язык. Где-то неподалеку раздался оглушительный удар?— это ураган швырнул кусок пластмассы о стену их дома?— и вдруг все стихло. Марко отпустил дверную ручку и удивленно уставился на Тарью.—?Три слова, говоришь? Я бы, может, и сказал и даже повторил бы. Сотню-другую раз. Но ты обивала пороги оперных залов, мечтая выступить на большой сцене с красным занавесом. Ты говорила: ?Прости, Марко, но меня ждет Марсело. Он такой заботливый, представляешь??.—?Марко, я…—?Я тебя не перебивал,?— спокойно продолжал Хиетала, меряя шагами погруженный во тьму коридор. Тарья теребила куртку. —?Я бы сказал, но тебе уже звонил Туомас и нес в зубах готовый текст. ?Марко, как же я ему откажу? Ведь у нас была любовь?. И она у вас продолжалась, тебя хватало на нас на всех. На всех троих. А когда я ловил тебя у дверей номера или на заднем сиденьи автобуса, ты жаловалась на то, что устала, что поругалась с Марсело, что тебя замучил Туомас, наше курево, бездарные песни и мы сами. И я гладил тебя по плечику и прижимал к себе, а слова откладывал на потом.Тарья нервно кусала губу и молчала. Ураган бушевал, явление света обездоленному гостиничному народу откладывалось на неопределенный срок. Где-то в темноте жужжала муха, пытаясь найти выход из этого сырого и теплого места. Тишина звенела, рассыпаясь на тысячи осколков, которые врезались в виски да так и плыли по венам к сердцу.—?Зажги ты, наконец, долбанную свечку! —?рявкнул Марко, ударяя по стене кулаком.Тарья вздрогнула от раскатистого звука, отдавшегося эхом в мрачном коридоре, и еще сильнее вцепилась в мужскую куртку, от которой до сих пор пахло дымом и дождем. Женщину бил озноб от подскочившей вдруг температуры и неожиданно открывшихся истин, казалось, будто кто-то с размаху толкнул ее в ледяную воду, и теперь она тряслась от ужаса и широко раскрытыми глазами смотрела на то, что раньше старалась спрятать поглубже в себе. Марко стоял у шкафа и теребил в руках походный рюкзак, который был всегда собран на случай, если вдруг потянет на прогулки, и Тарье почему-то было важно, чтобы он не уходил, чтобы остался и сидел рядом с ней?— плечом к плечу?— но почему всегда выходило иначе? Сколько еще таких разговоров нужно было пережить, сколько криков выслушать, чтобы она перестала гнать от себя людей, а потом спохватываться и бросаться догонять в прихожей, останавливать у двери и хватать за руку, с отчаянием заглядывая в глаза? И так всю жизнь…Тарья тяжело вздохнула?— так, наверное, чувствуют себя прозревшие люди, которых впервые в жизни подвели к зеркалу?— и аккуратно положила куртку на место.Марко взял Тарью за руку и потащил вниз из номера, свободной рукой шаря по стенам. Он вдруг испытал острую необходимость уйти подальше от этой гостиницы, этого номера и этого района. Впервые в жизни ему хотелось не надраться и забыться, а действительно поискать решение проблемы. Не уйти, собрав сумку и хлопнув погромче дверью, а поговорить, хотя бы попробовать. Он шел наощупь в этом темном мире, и ему было все равно, что льет дождь, что от асфальта подымается взвесь и тут же оседает на крышах, светофорах и волосах, ему было важно уйти и увести за собой Тарью. Почему? Он уже знал решение их извечных проблем, но трусость не давала ему высказать его вслух.—?Пора быть отважным…—?Что ты говоришь?—?Да так, не обращай внимания.—?Куда мы идем?—?Подальше отсюда, туда, где тепло, светло и есть кофе.—?В бар?—?Можно и в бар, мне надоел этот дождь…И они бежали, уверенно пробиваясь сквозь ливневую стену и ураган, и ветер швырял им в лицо массу воды, а они стряхивали ее и бежали дальше?— двое безумных, бросивших среди ночи свой теплый дом, чтобы задыхаться от ужаса и восторга и подставлять яростной стихии лицо. Им до смерти надоело играть в прятки и красться на цыпочках, представляя, какой могла бы быть жизнь?— им хотелось, чтобы порывистый ветер хлестал по щекам, чтобы руки сковывало холодом и поливало дождем. Им просто хотелось жить.—?Эй, да тут такими темпами крышу снесет! —?крикнула Тарья, стараясь переорать ураган: только что порывом сорвало ветку и пронесло совсем рядом с ней.—?И даже не говори, что тебе не нравится! —?ответил Марко, хватаясь за дверную ручку?— они наконец-то дошли до бара и теперь спешили укрыться там от заставшей их непогоды.Тарья сидела в совершенно пустом баре, где по чистой случайности работал друг Марко, куталась в выданное этой доброй душой одеяло и пила какао. Марко сидел напротив и потягивал виски из большого бокала. Повсюду горели свечи, а непогода осталась там, снаружи, где было полно невысказанной боли и ненужных сейчас воспоминаний.—?Ты прав,?— после некоторого молчания начала Тарья.—?В чем? —?Марко поднял бровь и потянулся за сигаретой.—?В том, что мне действительно это нравится. Мы устали от рамок, в которые сами себя втянули, вот и…—?Вырвались наружу? Скажи еще, что надо угнать мотоцикл и сорваться в путешествие.Тарья подперла кулаком щеку и заглянула в чашку.—?Может, и стоило. Еще тогда, десять-пятнадцать лет назад, когда мы орали друг на друга до хрипа, а после напивались и шли вешаться на шею друг другу. Может, нам просто стоило совершить нечто безумное, чтобы не жалеть потом в будущем, которого у нас никогда и не было…Марко помотал головой и от души хлебнул виски?— этот бар, обставленный свечками и фонариками от издыхающих на последних процентах смартфонов, почему-то был знаком ему до оскомины, и вдохновленные речи Тарьи он слышал, казалось, издалека. Уж не здесь ли два месяца назад была душная ночь и кровавая Мэри, когда крепкий с непривычки алкоголь ударил в голову, и коктейли?— впервые за столько лет?— шли один за другим? Да, Хиетала узнавал эту треснувшую неоновую вывеску, которая мерцала с мерзким электрическим потрескиванием прямо над головой, и эту пыльную барную стойку, за которой он вдруг увидел одиноко глушащую какую-то мутную смесь Тарью, и было странно вспоминать, как после они цеплялись друг за друга в отеле, а этот прокуренный бар, бледный от вечного недосыпа бармен и водка с томатным соком летели куда-то в пропасть?— и не было ничего, кроме ее тусклого номера и этой безумной, душной ночи, медленно растворяющейся в алом дыме зари.—?Тогда ты бы ни за что не согласилась… —?задумчиво протянул Марко, отзываясь скорее не на ее слова, а на свои мысли. Ему вспомнилось утро, обрушившееся потом тяжелым похмельем, ожидаемая истерика у дверей номера и бессонная ночь на вокзале?— одна из сотен, миллиардов таких же, когда он, сам не зная зачем, вдруг хватал извечный походный рюкзак и срывался бродить в темноту. Наверное, он мог бы поймать ближайший поезд, уехать домой и забросить навсегда в старый шкаф дорожную сумку, но снова перед глазами потрескивала мерцающая неоновая вывеска?— и он, как и много лет назад, оставался. И Тарья снова была в том же баре, на том же месте, и, кажется, даже высматривала его в толпе. Можно было бы часами гадать, как и почему так стремительно начались эти отношения, но, если подумать, все было просто до абсурда?— они оба были случайны заброшены в Хельсинки, и оба потеряны в большом городе.—?Тогда?— я бы ушла реветь в обнимку с текстами Холопайнена,?— поразмыслив, согласилась Тарья, отчаянно морщась от собственных слов,?— а сейчас мне кажется, что я наконец-то чувствую себя живой.