Шахин (1/1)

—?Впишем пару строк в поэму, добавим пару мазков на холст,?— он отпускает сокола и зачарованно смотрит как тот, расправив сильные крылья, легко взмывает ввысь к пронзительно-синему небу. Теперь и он?— великий исфаханский шах Ала ад-Даула Мухаммад, разделяет долгожданную свободу вместе с гордой птицей. Свободу, потерянную много лет назад с принятием бразд правления из рук жестокого отца. Но являлся ли сам Ала добрым к собственным подданным? Был ли милосердным? Великодушным? Справедливым? И да, и нет. Он правил жесткой рукой, но той же рукой щедро воздавал. Тиран и благодетель. Шахиншах *. Повелитель мира.Горькая усмешка трогает его бледные уста, он устало вскидывает голову вверх и затуманенными болью и опиумом глазами находит на голубом полотне неба размытый силуэт. Его сокол охотится. Парит рядом с восходящим солнцем, подхваченный горячими ветрами. Парит вольный и неуловимый. Мгновение, и хищная птица круто пикирует вниз, бросаясь с запредельной высоты на замешкавшуюся добычу. Окровавленные перья наполняют колеблющийся воздух, когда сокол на лету хватает свою жертву и разрывает бьющееся в агонии беззащитное тело. Шах восхищенно вздыхает и переводит взгляд на поле брани. Пора и ему отведать свежей крови. В последний раз.—?Повелитель? —?нерешительно окликает правителя командир его личной гвардии.—?Я не умер,?— резко отрезает Ала, но быстро смягчившись, со слабой улыбкой добавляет:?— Ещё не умер, Арслан.Время настало. Прощальный взгляд на безмятежное исфаханское небо и кружащегося в нем сокола. Карминовые и бирюзовые знамена лениво полощутся на пустынном ветру. Знамена его отца. Его знамена. Каким его запомнят в этот день? И во все последующие дни грядущих эпох? Дрожащая рука медленно тянется к ножнам на поясе, пальцы смыкаются на резной, изукрашенной рукояти. Кровавая вспышка боли ослепляет шаха, когда он одним уверенным движением извлекает изогнутый меч из ножен и твердой рукой поднимает его в воздух. Но лицо повелителя остается непроницаемо-спокойным, ни единым мускулом не выдавая его страданий, которые скоро уступают место открытому ликованию и боевому азарту.Враги уже совсем близко. Подобно рою саранчи, они черным клином несутся по песчаному плато, поднимая в небо тучи рыжей пыли.—?Да пребудет с нами Всевышний! —?пришпоривая гарцующего коня, кричит Ала ад-Даула, изящно взмахивая саблей. —?На смерть!—?На смерть! —?единогласным ревом поддерживают своего правителя его солдаты, с лязгом обнажая заточенную сталь. Ряды исфаханских защитников ощетиниваются многочисленными остриями, искрящимися холодным металлом в ласковом утреннем свете.—?На смерть! —?с торжествующей усмешкой громогласно повторяет шах, всаживая пятки в бока разгоряченного коня. Полы длинного парчового плаща алыми крыльями разворачиваются у него за спиной, тихо трепеща в накаляющемся воздухе. Легкий и стремительный, Ала мчится впереди своей верной рати прямо навстречу противнику. Навстречу битве. Навстречу собственной судьбе. Боль, страх, сомнения?— всё остается где-то вне времени, в другой жизни и теле. В этот момент существует лишь шахин' шах **?— не возгордившийся, тщеславный и погрязший в грехе, но величественный и бесстрашный, с достоинством несущий славное имя своего рода.Ряды войск смешиваются в неистовом порядке. Первая кровь окропляет клинок шаха. В разгар ожесточенного сражения он не видит стрел выпущенных в него, но успевает насмерть поразить очередного недруга. Повелитель не чувствует боли, когда плоть пронзают острые наконечники. Он больше не боится смерти, потому что умрет с честью воина, как истинный правитель.Тонкая улыбка навсегда замирает на его губах, а темные глаза в надежде устремляются к ясному небу. Там в чистых небесных сферах на могучих крыльях свободно парит его сокол. Великий шах Ала ад-Даула вскоре присоединится к нему.