Я дарю тебе душу и забираю твою. (1/1)

Торн очнулся, с трудом осознавая себя, и снова потерял сознание. В реальность не хотелось. Она пытала тело жгучей болью, мешала дышать, заколачивая в лёгкие раскалённые прутья с каждым глотком воздуха, и пугала неизвестностью. А в безвременье было хорошо. Никакой боли и страха — только плотная, обволакивающая чернота абсолютного покоя, растворяющая мысли и желания маленькой песчинки мироздания по имени Ирби. Песчинка почти растворилась в безликом Ничто, когда пришёл свет. Он хлынул в черноту ослепительными лучами, сминая стазис абсолютного покоя, и высветил две высокие фигуры. Родители. Молодые, красивые, сияющие, словно ангелы, они протягивали руки навстречу Ирби и мягко улыбались. — Сынок, мы восхищаемся тобой, — согрел в объятиях папа. — Мы горды, что ты вырос таким прекрасным человеком, — поцеловал в макушку отец. В родительских объятиях было тепло и умиротворённо. Они насыщали жизненной силой и купали в нежности, одаривая безоговорочной любовью и верой. Минуты, года, десятилетия — Ирби не знал, сколько времени прошло, просто хотел навсегда остаться в этом свете, впитать в себя родительскую любовь и вечно наслаждаться счастьем. — Тебе пора, сынок, — стал отдаляться папа.— Ты нужен истинному, — вторил отец. — Не оставляй его, сын, ты же альфа. Эфемерные сияющие крылья подхватили Ирби и понесли к пульсирующей болью реальности. Ошмётки черного безвременья ещё цеплялись за ноги, но уже не имели власти, не могли соблазнить абсолютным покоем — он был не нужен альфе больше. Фигуры родителей уменьшались, бледнели, словно звёзды в предрассветном небе, и их ласковый шёпот: ?Мы всегда с тобой, сынок? наполнял израненное сердце желанием жить. Ирби распахнул глаза и резко вдохнул. От движения прострелило в груди, правда не обжигающе остро, а словно ковырнули тупым ножом старую рану. — Тш-ш-ш, — голос был очень знакомым, — постарайся не двигаться, тебе ещё рано. Я так рад, что ты жив. Ирби не поверил своим ушам, а когда медленно повернул голову, подумал, что и глаза его обманывают. Мет! Осунувшийся, похудевший, не скрывающий слёз и робкой, виноватой улыбки, он сидел у кровати и дрожащими руками теребил край простыни. Это сон? Если да, Ирби не хотел просыпаться. Судорожно вздохнув, чуть скривившись от укола боли, он медленно протянул руку к лицу своего истинного. — Ну что ты, малыш, не плачь, пожалуйста, — Торн собрал мокрые дорожки подушечками пальцев и облизал их языком, ласково глядя на завороженного интимным жестом Мета. — Ещё не родилась та сука, которая меня прикончит. Главное — ты со мной. Со мной же? Омега закивал китайским болванчиком и смущённо потупил взгляд. Нахохлившийся словно воробушек, он совсем не походил на ослепительного красавца и хладнокровного, смелого политика. Но Ирби казалось, что вот этот зарёванный, осунувшийся омега — самое красивое существо во Вселенной. И самое родное. От него пахло домом. Не тем, который ?моя крепость?, статусный особняк за высоким забором или навороченные апартаменты с охраной у дверей, а тем, что в сердце и всегда с тобой. — Полежи рядом, — сквозь ком в горле сипло прошептал Ирби. — Немножко, хотя бы пять минут. Мет замялся, отчаянно вздохнул и крадучись примостился сбоку, осторожно уложив голову на плечо Торна. Маленькая ладонь скользнула на грудь, да так и замерла, натолкнувшись на бинты. — Господи… Как же я тебя хочу, — одними губами прошептал Торн, купаясь в аромате пары: чистом, ярком, без подавителей и нейтрализаторов. — Даже полумёртвый хочу. Мет приподнял голову, неверяще глядя на альфу. Да, он услышал, почувствовал эмоции пары и замер, словно обдумывая какое-то решение. А потом сотворил чудо, о котором альфа мог только мечтать. Ласковые руки невесомыми перьями прошлись по лицу Ирби, двинулись вниз, сбрасывая простынь, затем — вверх, сдвигая больничную рубаху к груди, а потом маленькая тёплая ладонь накрыла возбуждённый член. Ирби почти не дышал и не двигался — боялся, что наваждение развеется, как сон, и всё же не сдержался, когда Мет плавно скользнул вниз и, уткнувшись лицом в его пах, простонал: ?Как же ты пахнешь, альфа!?. Вот тогда Ирби сорвался. Запертое внутри желание выплеснулось протяжным стоном, закипевшая кровь хлынула вниз, прошибая тело сладкой судорогой. Боль? Она не могла соперничать с огненным шаром вожделения. Она стала лёгкой перчинкой, оттенившей вкус восхитительного ощущения от нежных губ, выцеловывающих узоры в паху, от бархатного языка, облизывающего член и яички, и жадного, влажного рта, щедро одаривающего удовольствием. Когда Мет сжал ладони на узле и с отчаянно-возбуждённым стоном насадился до самой глотки, реальность Ирби взорвалась миллионом осколков, лишая его слуха и зрения. Огненный шар удовольствия прокатился по каждой мышце, каждому органу, каждому нервному окончанию и выжег их сокрушительным оргазмом. — Ме-ет!! — Ирби вложил в оглушительный крик всё, что он чувствовал. Не обращая внимания на вырванную из вены капельницу, отлетевшие датчики и кровь, проступившую сквозь бинты, он рванул истинного на себя и как безумный покрывал поцелуями родное лицо, бессвязно шепча: — Мой... Мой... Единственный... Любимый... Грохот двери и крики шокированного увиденным медперсонала раздражали, как досадная помеха. Никто не вправе мешать альфе целовать своего омегу! Никто и никогда! Только сволочное тело почему-то не желало ничего понимать и подчиняться приказам. Предательская боль навалилась с новой силой, сознание поплыло, и Торн снова провалился в темноту. Но на этот раз абсолютно счастливым. Ощущение счастья не пропало, когда он вновь открыл глаза, только запаха истинного больше не чувствовалось. Почему? Ведь прошла всего секунда, будто выключили свет и тут же включили. Ирби шевельнулся и провел правой рукой по холодной накрахмаленной простыне. Туго спелёнутая грудь заныла, левую руку защипало в локтевом сгибе. Значит успели сменить бельё, перевязать его и поставить новую капельницу, значит он был без сознания долго. Торну опять стало тоскливо. — Очнулись, батенька? — заглянул в палату пожилой врач и по-доброму засмеялся. — Ну герой, герой. Только вы уж повремените с сексуальными подвигами пока не выпишитесь из госпиталя. Если не хотите у нас лишний месяц валяться. — На мне, как на собаке заживает, доктор, — попытался жизнерадостно улыбнуться Ирби, понимая, что это вряд ли получится. — Где мой омега? — Оме-ега, — протянул доктор и стал серьёзным. — А вашего омегу, батенька, нам пришлось успокоительным и снотворным накачать. Что же вы его так пугаете? Совсем сердечко истинного не бережёте, ай-яай-яй, — увидев, как Ирби дёрнулся, снисходительно добавил: — Всё нормально с вашим омегой. Поспал пару часов и домой уехал. Придёт ещё, не беспокойтесь. Мет появился через два дня — жизнерадостный, улыбчивый, заботливый. Казалось, радоваться надо, а у Торна всё внутри сжалось. Омега был… не то чтобы не искренним, а каким-то чужим, будто он — высококвалифицированная сиделка при богатом клиенте, а не его истинная пара. Не чувствовалось в нём душевной близости, только профессиональное сопереживание пополам с доброжелательной отстранённостью. Мет даже не прикасался лишний раз и присел на стул подальше от кровати. Ирби начал закипать. Такая разительная перемена в поведении наводила на очень неприятные мысли. — Мет, — протянул он руку к истинному, — иди ко мне, посиди рядом. — Тот испуганно дёрнулся в сторону, что-то пробубнив про неотложные дела, и Ирби сорвался, как истеричный подросток : — Что, отсосал разок альфе в качестве благодарности за спасение, и на этом всё? Теперь опять со мной на одном поле срать не сядешь? Звонкая оплеуха прервала поток желчи, а потом Торн вообще перестал думать, задохнувшись в жалящем укусе-поцелуе злого, как взбесившаяся фурия, омеги. Да уж, они друг друга стоили. — Прости. Я просто сильно испугался тогда, — тихо сказал Мет, как только успокоился и прилёг рядом с альфой. — Никогда ничего не боялся, а тут... Не представляешь, что я чувствовал, когда ты лежал у машины и умирал. Страх. Нет, мертвенный ужас от того, что всё кончено, и тебя никогда больше не будет. Когда ты потерял сознание здесь, после того, как… Я почувствовал такой же жуткий страх. Не хочу больше. Не выдержу.Ирби прижал голову Мета к плечу и успокаивающе погладил по волосам. Он прекрасно понимал свою пару. — Знаешь, — разоткровенничался сам, когда омега затих, — все считают, что я стал таким гадом-шовинистом потому что рос с бесхребетным отцом-подкаблучником и авторитарным папочкой. Но это не так. Да, отец не рвался строить карьеру, но именно он был опорой и поддержкой папы во всём. Ирвинг был очень умным альфой, умел просчитать финансовые и политические ходы на несколько шагов вперёд, он реально был мозговым центром папиного бизнеса. А ещё отличным воспитателем и главой семьи, как бы странно это не звучало. Папа так любил его… Они оба любили друг друга и меня. У нас была очень счастливая семья. Когда их убили, я впервые почувствовал тот беспросветный ужас, о котором ты говорил: всё кончено, ничего уже не изменить. Второй раз был, когда тебя пытались убить. В этот раз я успел, но в первые секунды чуть не потерял сознание от страха.Мет замер в объятиях истинного, боясь упустить даже слово из неожиданной исповеди. Никому не приходило в голову докапываться до настоящих причин торновского сексизма. Люди (как и сам Мет) ограничились самыми очевидными версиями, что не удивительно. Семья альфы была крайне закрытой, сам он никому ничего не рассказывал и даже бровью не вёл, когда о нём плели небылицы. Правда оказалась совсем иной, только что она меняет? Мет мягко выкрутился из рук Ирби и горько улыбнулся. — Я ведь не отступлюсь от своих убеждений. — Я знаю, — так же невесело хмыкнул альфа, окинул омегу нечитаемым взглядом и вдруг озорно подмигнул. — Но я готов лоббировать твои законопроекты в Сенате. За отдельную плату разумеется, — расхохотался, глядя на взвившегося от возмущения омегу. — Ах ты ж… скотина корыстная! — в сердцах замахнулся тот, но так и не нанёс удар. — Я забыл тебе сказать, — озабоченно нахмурил он брови, переходя на деловой тон, — нижняя Палата, хоть и со скрипом, одобрила мой законопроект, а сенаторы слили его на первом же обсуждении. На доработку типа отправили. Вся надежда на тебя, защитник мой. Надеюсь, ещё не поздно. Успокаивая расстроенного омегу, Ирби заверил его, что ничего не потеряно. Доработкой и подготовкой документа к первому чтению он займется сам и сам же инициирует рассмотрение законопроекта, как соавтор инициативы. Мет попытался протестовать, подозревая какую-нибудь альфью каверзу, но в результате согласился, взяв клятвенное обещание, что ни одно требование, заложенное в авторской редакции, не будет изменено. А Торн и не собирался менять. Он нашёл иное решение, на которое натолкнул сам Мет. Как только он произнёс ?защитник?, в мозгах альфы словно щёлкнуло. Ну конечно же! Защитник! Омеганисты требуют праздничный выходной и сокращённый рабочий день накануне? Учредим. Провести корпоративы с награждением отличившихся? Без проблем. Требуют освободить неработающих омег от домашних хлопот на один день? Потерпим. Что ещё? Цветы и подарки — в машину, серенады под окном? Потратимся и споём. Но равноправие, товарищи омеганисты, должно быть равноправным. Разве справедливо, что праздник в честь слабого пола в стране будет, а в честь сильного — нет? Дискриминация чистой воды получается. Ирби проводил Мета до двери палаты и завалился на кровать, представляя свою речь в Сенате — пламенную, уверенную, об учреждении точно такого же праздника в честь альф, который будет называться День защитника Отеч… нет, лучше Омежества. Дату проведения хорошо бы назначить недели за две до Международного омежьего дня, чтобы на практике заценить, как слабый пол любит и лелеет своих альф. Идеально? А то! Даже продавливать такой закон не надо, ни один Сенатор не откажется проголосовать. Вице-президент не ошибся. Мало того, что через три недели его встретили в Белом доме, как героя, так Торн ещё такую речь в Сенате толкнул, что закон приняли в трех чтениях сразу, а слабый пол, слушая пламенное выступление по интервидению, обрыдался у экранов. Правда Мет расценил действия Ирби, как вероломство, и чуть повторно его не пристрелил. Потом, конечно, успокоился, сменив гнев на милость или, что более вероятно, затаился, готовя политическую месть. Но Торн её не боялся. Более того, с нетерпением ждал. Ведь очередная просьба о лоббировании какой-нибудь омеганистской заморочки о равенстве упрётся в вопрос о предоплате, и тут уж альфа получит то, что хотел. А хотел он самую малость: чтобы омега согласился на брак. Но тот упёрся, как альфабский баран, и ни в какую не соглашался. Мало того, встречаться открыто отказывался, ссылаясь на непримиримые политические противоречия. Да что там говорить, они даже сексом занимались, как разведчики в тылу врага — редко, в предутренние часы, на явочных квартирах, предварительно поколесив по городу, избавляясь возможной слежки. Ну какой альфа такое выдержит? Через месяц после триумфального принятия закона о введении новых праздников у Ирби, наконец, появился шанс дожать Мета. Тот влетел в кабинет вице-президента маленьким ураганом (кто бы сомневался) и снова навис над массивным дубовым столом. — Господин вице… эм… Ирби, мне необходимо протащить через Сенат новый закон! — Равный с альфами размер оплаты труда?— Откуда ты… — ошарашенно запнулся Мет, но через пару секунд зло прищурился. — Что, уже своих шпиёнов в моём секретариате навербовал, скотина? Ну конечно, ты теперь у нас геро-ой. — Любовь моя, не кипятись, — примирительно вскинул ладони Торн, — Хочешь закон? Будет тебе закон. Только, милый, ты же помнишь, что я беру предоплату за услуги? Мет пошипел рассерженной кошкой, долбанул по ножке стола и бормоча ругательства в адрес циничных и корыстных альф, уткнул руки в бока. — Ну, что там у тебя за желание на этот раз? Вещай, извращенец. — Ты выйдешь за меня замуж, — без заминки ответил Торн, перепрыгивая через стол и сгребая омегу в охапку. — Торг неуместен, иное тебя не интересует? — если бы эмоции Мета источали яд, Ирби уже бился бы в предсмертных судорогах. — А ты продумал, где и когда меня закидают тухлыми яйцами? Отрепетировал блистательную речь в стиле ?омеге слова не давали?? — Святые ёбожики, какая же ты у меня змейка ядовитая. Да не собираюсь я тебя принижать, чего-то лишать и привязывать к кастрюлям на кухне!! — Ирби рявкнул так, что затряслись стены, а в приёмной что-то глухо упало. — ?Опять секретарь?, отстранённо отметил альфа и продолжил более спокойно, поглаживая по спине окаменевшего от испуга истинного: — Любимый, ну не упрямься, тебе же брак со мной сулит массу выгод. — Это каких же? — пискнул Мет.— У тебя будет влиятельный муж, который тебя всегда... подчёркиваю: всегда поддержит. Ты перестанешь прятаться и всех обманывать — тебе же это не нравится? У нас будет шикарный, уютный дом, я буду ежедневно носить тебя на руках и заниматься с тобой любовью, а не дарить ласки, как вор, тайно прокрадываясь в чужие квартиры, как сейчас. Ты существенно укрепишь свой политический имидж, с тобой начнут считаться сенаторы и Президент. И ещё ты будешь меньше за меня бояться, ведь мы будем почти всегда вместе. Ну, продолжать дальше? Мет поелозил в крепких объятиях и хитро взглянул в глаза Ирби. — Так прямо всегда-всегда поддержишь? — Конечно.— А если я предложу законопроект о равных с альфами правах на обучение и профессии? — Поддержу.— Равные права в карьерном росте?— Поддержу.— Право на аборты? — Поддер… агррр! Нет!— Вот видишь, — ехидно захихикал Мет, — а говорил, всегда-всегда. — Я не отказываюсь, — Ирби уселся в кресло и пристроил омегу на колени. — Просто в вопросе про аборты надо обсудить жёсткие ограничения. Мне даже страшно представить, что омега без ведома законного супруга или каких-нибудь веских причин сможет пойти и убить своего ребёнка. Они замолчали, думая каждый о своём, а через десять минут, не сговариваясь, наклонились друг к другу и одновременно произнесли перед поцелуем: ?Ты согласен??, ?Я согласен?. Однако Мет не был бы хорошим политиком, если бы не умел расставлять точки над абсолютно всеми ?i?. — Ирби, надеюсь после свадьбы лоббирование моих законопроектов станет бесплатным? — спросил он перед уходом. — И не надейся, — ехидно засмеялся альфа, — Любовь — это одно, а политические амбиции — другое. Или ты боишься, что любящий муж может попросить за услугу что-то подлое или ущемляющее гордость обожаемого омеги? — Мет энергично помотал головой, — И правильно не боишься, — опять обнял его Торн. — Поверь, это будет очень весело. Через месяц в кафедральном Соборе Святого Моника состоялось венчание самой ошеломляющей пары Зеи — вице-президента страны, самого консервативного политика Ирби Торна и лидера прогрессивной партии и омеганистского движения Мета Вейса. ?Демон?, — шептались многочисленные зеваки, восторженно глядя на мощного голубоглазого красавца-альфу в угольно-чёрном. ?Ангел?, — вздыхали другие, пожирая глазами миниатюрного светловолосого омегу в кипенно-белом. ?Это политический брак, чудес не бывает?, — злобно шипели завистники, кривя рты в неискренних улыбках. Женихи слышали шепотки, но только крепче сжимали руки, повторяя за священником слова древнезейской брачной клятвы: ?В единстве света и тьмы рождается моя душа. Я дарю её тебе и забираю твою. Ты будешь моим светом и тьмой, моим дыханием и сердцем пока смерть не разлучит нас?.