"Все, чего она заслуживает". Легенда синего моря. (1/1)

...Джун Дже делает вид, что его горло сводит болезненная судорога, сухо откашливается и запрокидывает голову назад, прикрывая глаза, так, словно пытается справиться с чем-то, что ему не под силу. Со стороны может показаться, что это яд растворяется в его крови, отравляет клетки, медленно его убивает. (Конечно же, именно этого им и хочется). На самом деле – холодный, насмешливый голос того, кого он должен был называть братом, и презрительный взгляд мачехи, которая думает, что победила – вот то, что горьким осадком оседает где-то глубоко-глубоко и разъедает его сейчас изнутри. Годами незатягивающаяся рана где-то в районе его бешено колотящегося сердца раскрывается, кровоточит, болит с новой силой. Он не хочет этого чувствовать, не хочет ощущать эту обиду, которая горчит на кончике языка, не хочет слышать, как плещется в его крови чувство вины и собственной беспомощности, но иначе почему-то не получается. Он крепко стискивает зубы и твердо смотрит в глаза Чи Хена, нависшего прямо над ним, вглядывается в них пронзительно, но не видит там абсолютно ничего, кроме тьмы, рвущейся наружу, ненависти и бесконечного самодовольства. От этого непритворный приступ тошноты комом подкатывает к горлу. (Этого человека отец называл своим сыном, этого, да? Отец, Господи, отец!) Он и представить себе не может, насколько слепым на самом деле был отец, если все эти годы он называл этих людей своей семьей, если он правда думал, что такой должна быть идеальная семья, если держался за это до последнего своего дня. Джун Дже рано потерял своих родных. У него не было ни любящей матери рядом, когда она была ему так нужна, ни отца, который бы его понимал, который бы ему доверял. Но благодаря своим друзьям, он не забыл, что это такое – настоящая семья. Пусть и не по крови. Благодаря Нам Ду, который стоит за его спиной сейчас, в этот момент он может быть уверен, что в этом прогнившем насквозь мире, есть еще справедливость и надежда. Отец же прожил свою жизнь с людьми подлыми, лживыми, бессердечными, готовыми абсолютно на все, с людьми, которые его и погубили. И этого уже не исправить. У Джун Дже кулаки болят от напряжения, потому что все, что ему сейчас хочется – это стереть чертовы ухмылки с их лица, стереть их самих с этой земли, уничтожить, разорвать на мелкие кусочки, причинить им столько боли, сколько пришлось испытать его семье из-за них. Но все, что он может сейчас сделать, все, что он должен – просто довести все до конца, заставить их признаться и проследить за тем, чтобы они провели остаток своей жизни в тюрьме. Вряд ли это принесет хоть какое-нибудь облегчение, но это будет хотя бы правильно. Когда он остается один на один с мачехой, становится только хуже. Он задает ей вопросы, и эта привычная надменность, самодовольство и хладнокровное спокойствие в ней – все это буквально выводит его из себя, заставляет удушающим пламенем сгорать от ненависти, задыхаться от того, насколько легко эта женщина говорит о том, что сделала, насколько сильно она наслаждается своими поступками. Она думает, что останется безнаказанной, она уверена в этом настолько, что заставить ее говорить оказывается даже легче, чем он ожидал. ?Мертвые ведь ничего не расскажут?. Что же, хорошо, что он намерен жить очень долго. Вот только Джун Дже в этом момент не уверен, что он действительно хочет услышать правду, что он готов к этому прямо сейчас - он не думал, что это будет так тяжело. Тело внезапно одолевает настоящая слабость, ярко ощутимая каждой клеточкой, словно презрение в голосе мачехи, ее колкие слова, как острое раскрошенное стекло впиваются сейчас в его тело, как самый искусный яд мгновенно проникают прямо в сердце, заставляя пульсирующий орган раз за разом болезненно сжиматься. Чёртова ведьма. - Поэтому вы убили его? Голос едва не надламывается, потому что он знает ответ. Но услышать его – это совсем другое. Видеть при этом ее самовлюбленное лицо, слышать ее беспечный, едкий голос … Джун Дже только надеется, что ему удастся сдержаться прямо сейчас. Ей так повезло, что он сейчас связан. - Да. Я убила его. Вот так вот с головой, с разбега в самую пропасть, на самую глубину. Несколько секунд он просто смотрит перед собой, но не видит ничего, не слышит, не осознает даже. Только потом взгляд проясняется, хоть горькие слезы все еще застилают глаза, когда он слышит это лицемерное ?он сам виноват?. Эта тварь знает, на что надавить, знает, как все преподнести, чтобы причинить как можно больше боли. Она говорит так, словно и правда в это верит. Сам дьявол более сострадателен и милосерден. В ней же ни капли жалости, ни капли сожаления и раскаянья. Джун Дже действительно не знает, откуда в этот момент у него находятся силы сдержаться, не закричать, даже не вздрогнуть, хоть это и бьет посильнее любого удара, раз за разом эхом отдается в его голове. Злость сметает любые доводы разума, но он изо всех сил удерживает себя на этой тонкой грани. Он уже почти заманил ее в угол, где лежит удавка, осталось только… - Ты точно так же убила и своих прежних мужей, Кан Чжи Ён? Она признается не задумываясь, считая, что Джун Дже унесет эту тайну с собой в могилу. Смеется фальшиво и цинично, самодовольно, думает, что обыграла всех, что все в этом мире теперь принадлежит ей. Но Джун Дже наконец-то все равно, это больше даже не раздражает. Это даже приятно - слышать, как она смеется в последний раз, ведь больше у нее для этого поводов не будет. Он наконец-то свободно выдыхает, чувствуя себя так, словно непосильный груз наконец-то свалился с его плеч. Ухмыляется, поняв, что все кончено, смеется немного нервно, напряженно, на грани какой-то внутренней истерики, ощущая, как вместе со смехом уходит и боль, и приходит спокойствие, успокоение. Ну, вот и все. Неужели он это сделал, неужели у них получилось добиться признания?! Он поднимает напряженный взгляд на ее удивленное лицо. Наконец-то она выглядит не такой уверенной в себе, наконец-то в ее глазах мелькает первая человеческая эмоция – страх. - Вы… уверены? Джун Дже смотрит, как она вздрагивает, когда слышится звонок телефона, как в панике оглядывается по сторонам, мечась, словно загнанный в клетку зверь; как неистово кричит, звеня наручниками, и как немой ужас и осознание растекается по ее бледным щекам, гранитной глыбой ложится на ее плечи. Он видит, как ее планы на счастливое будущее стремительно рушатся у нее на глазах, разбиваются на мелкие, острые осколки, по которым ей же теперь и идти. Это все, чего он хотел. Это все, чего она заслуживает.