Начало (1/1)

Он был рожден под звездами, в середину зимы, мрачной и снежной, в одну из морозных ночей. Ветер выл и трепал шаткое жилище его матери, грохот ставней разносился по округе диким предзнаменованием. Тусклый свет от свечей, почти потухших, отбрасывал тени на стены, и в них чудилось всякое, темное и зловещее. Принимающая роды старуха нагрела воды, сложила рядом простыни и, посмотрев в мутные глаза роженицы, сказала:—?Ты родишь особенное дитя; дивное.Старуха оказалась права.Он был рожден без Судьбы и цели, будто бы на потеху, но все же слова старой женщины, повидавшей много в своей долгой жизни, не были лишены смысла.—?Мальчик,?— шептала она, трогая большой живот женщины,?— придет в этот мир для Великой цели.Так и случилось: знак Судьбы у него на щеке расцвел родимым пятном лепестками нежного пиона, а на теле Боги вышили прозрачной нитью письмена, и взявшая его на руки повитуха, слепая от возраста и почти глухая, вдруг исцелилась; ребенок кричал, знаки сияли во мраке ночи, призывая Богов, и те услышали?— в жилище ворвался все тот же сильный и промозглый ветер, его порывы затушили свечи, огонь в печи погас, как и погасла душа только что разродившейся женщины, а старуха осталась одна с ребенком на руках.В небесах громко вскричала птица; ночь разлилась махровыми красками приходящего дня, и мрак рассеялся. Наступило утро.Боги сделали свой выбор, отчего под звездами в роковой час родился мальчик, глаза его были чисты и невинны, как небо в солнечный день; Богам нужна была жертва, и та пришла в мир с громким криком, в одночасье разорвав тишину простого мира.Мальчику старуха дала имя Се Юнь. Когда ему исполнилось три года, сорвав ветку дикой сливы, росшей возле памятной горы Богов, она отвела его к воротам храма, сказав напоследок:—?Теперь это твой дом.Удивительно, но мальчик не заплакал. В руках он держал отданную ветку сливы, а в карманах у него спрятались несколько сочных плодов.****Се Юнь рос послушным, смелым, удивительно любознательным. Нельзя было сказать, что он доставлял монахам проблем?— мальчик знал об уготованной ему судьбе и не противился, вникая знаниям и познавая мир в стенах храма. Но это не значило, что он был особенным ребенком и никогда не шкодил.Жизнь шла своим чередом, и порой Се Юнь расстраивался, наблюдая за тем, как за ворота уходят послушники, спускаясь в город за провизией или же в лавку знахаря, продавая ему лечебные травы. Временами радовался солнечным лучам, ласкающим его лицо,?— прикосновения то были невесомые, едва теплые, удивительно нежные. Словно лепестки сливы, растущей теперь у него под окном, такие же нежные и мягкие, касающиеся знака на щеке с осторожностью, будто боясь гнева Небес. Се Юнь улыбался, чувствуя прикосновение, смеялся громко и заливисто, и вся грусть, скапливающаяся у него на сердце от невозможности выйти за ворота, растворялась, словно кусочек сахара в воде.Как и любое другое дитя, не достигшее возраста, чтобы зваться настоящим мужчиной, Се Юнь обожал сладости. Их давали нечасто, нужно было заслужить похвалу настоятеля или же усердно трудиться несколько дней, слушаться и уважать, быть покорным, и тогда в награду можно было получить маленький кусочек карамели, обернутый в светлый листочек бумажки. Яркой, красной, красивой-красивой, что нельзя отвести взгляда. Настоящее сокровище.—?Хорошим детям от Богов полагается награда,?— говорили монахи, раздавая угощение. —?Трудитесь усердно.Се Юнь был самым маленьким среди росших при храме детей, таких же сирот, как и он сам, и бывало так, что на него не хватало лакомства. Поэтому, когда в ладошках оказывался заветный кусочек, сердце его трепетало и радовалось, словно птичка. Каждая обертка от подобного угощения хранилась у Се Юня в тайнике, и он верил, что однажды сокровища, собранные с таким трудом, смогут помочь.Время шло и шло, зима сменялась зимой, то теплой, что можно было бегать в одном добротном одеянии, то лютой и богатой на морозы. С наступлением весны Се Юнь открыл для себя возможность лазить по деревьям, словно маленькая обезьянка, и все свое свободное время он посвящал новому знанию; возможно, за это ему была положена конфета, а не очередная трепка, которой все грозили настоятели.К пятнадцатой весне его характер оказался не таким кротким, как ожидалось. Любознательность никуда не делась, лишь стала больше: мир вокруг был огромным, неизведанным, стены храма давили, и в них Се Юнь ощущал себя невольной птицей, летающей будто бы на привязи?— вон как тянулась незримая нить к ноге, навсегда связавшая его и стены этого скучного молитвенного места.Боги выбрали его, Боги решили за него; Се Юнь вдруг стал не согласен с их решением.Наружу тянуло сильно, тревожно и заполошно билось сердце каждый раз, когда кто-то из послушников покидал их жилище. Но стоило самому Се Юню подумать о том, чтобы пересечь границу и оказаться в большом и огромном мире, как щеку жгло и щипало, а тело становилось безвольным и немыслимо тяжелым. Боги не пускали его; безвольный, юноша оставался на месте, и обида внутри расцветала пуще прежнего, впиваясь колючими и злыми шипами прямо в самое сердце.Он так ненавидел его, след звезд у себя на щеке; надписи на теле, сияющие серебром при лунном свете?— дивные, тонкие-тонкие письмена покрывали все тело, оплетая руки, ноги, туловище поясами невиданных слов. Се Юнь молил Богов о прощении и просил, искренне желая одного?— оказаться на месте кого-нибудь из братьев, хоть раз ступавших за территорию ненавистного храма.Кто же знал, что к семнадцатой весне его молитвы и желания будут услышаны.****—?Настанет день,?— шептали братья Се Юню во время ритуалов и общих молитв,?— когда ты сможешь пересечь границу двух миров; покинешь это место, этот мир, воссоединяясь, наконец, с Творцами. Настанет день, дитя, и ты исполнишь свое предназначение. Ты окажешься под огромным бескрайним небом, посреди дивных степей, и в этот ночной час, тревожный и волнительный, душа твоя обретет смысл.Се Юнь знал, что старший настоятель имел в виду, и на сердце было тяжело?— умирать Се Юнь не желал всей своей душой.****Когда весной слива под его окном зацвела нежными цветами, а птицы завели славную звонкую песнь, Се Юню впервые позволили выйти за пределы храма. Была середина дня, Се Юнь заканчивал с рутинными обязанностями, и витающий в воздухе сладкий аромат цветов кружил немного голову, заставляя его мечтать о несбыточном.—?Можешь сходить в лес,?— разрешил старший настоятель, рассматривая цветы сливы. Се Юнь, держа в руках метлу, удивился.—?Правда? —?спохватился тот час, сдерживая предательскую улыбку?— сердце от радости трепетало и билось чаще.Неужели, это правда? Ему можно и ничего за это не будет?Робкая надежда зацвела внутри, распустила бутоны, царапнула ветвями сердце и грудную клетку, разодрав. Вдыхая сладкий аромат, рассматривая наставника широко распахнутыми глазами и сдерживая радостную улыбку, готовую вот-вот появиться на лице. Се Юнь напряженно сжимал черенок метлы и почти не дышал.Внутри щекотало любопытство, как перышком щекочут пятки?— нежно, приятно, немного зудяще. Казалось еще, что воздух из легких переместился внутрь, распространился по телу, превратив Се Юня в воздушного змея, и стоит только порыву подхватить его руками?— улетит тут же.Когда настоятель подтвердил, кивнув, чувство лишь усилилось.—?Но недалеко,?— предупредили его. —?Возьми с собой сигнальный талисман на случай, если заблуждаешь. К ужину ты должен вернуться.Как покинул храм и оставил двор не убранным, юноша уже не помнил.****Птицу он заметил сразу.Она была красива, птица эта, вольная, смелая?— смелость отражалась в ее темных и больших глазах, виднелась в острых когтях и сильном клюве; птица была прекрасна, смотрела на Се Юня неотрывно и пристально, словно любовалась.Се Юнь любовался ею в ответ.Лес вокруг был прекрасен. Ветвистый, окружал и очаровывал; шелест листвы и хруст веток под ногами, пение невиданных глазу птиц, заливистое и звонкое, тихое журчание ручейка вдали?— Се Юнь прислушивался ко всему, пока пробирался глубже в чащу. Что-то внутри него, бойкое, смелое и полное неизвестного чувства, рвалось все дальше и дальше, словно желало скрыться средь оживающего после зимней спячки леса и оказаться свободным подобно ветру.А потом на его пути оказалась птица.Се Юнь не знал, что это за вид?— птица и птица, думал он, много птиц в мире, какая разница, если не знаешь такой мелочи, но восхищаешься ею? Красоте не помеха принадлежность, красота?— внутри, живет сама по себе, и ей неведомы условности.—?Здравствуй,?— поздоровался с птицей Се Юнь. —?Могу я подойти поближе?Поступь его была тихой, он не желал спугнуть ее, поэтому двигался медленно, стараясь быть как можно тише. Птица все смотрела на него черными бусинами-глазами, и в них Се Юнь видел собственное отражение?— светлый отблеск, больше похожий на блик от солнца. Ему нравилось солнце и нравилась птица, сидящая на ветке, так что подойти и полюбоваться стало необходимостью, мечтой, что вот-вот сбудется, и Се Юнь, воодушевленный и восторженный, робко протянул руку вперед, касаясь мягких перьев.—?Не советую.Голос прозвучал слишком резко. От неожиданности Се Юнь споткнулся, чудом избежав падения, и, ухватившись за ветку, развернулся.Перед ним стоял человек. Се Юнь рвано выдохнул, рассматривая его; сердце, испуганное, все еще билось чаще и вдруг заболело, когда мужчина склонил голову на бок и поудобнее перехватил лук. Ухмылка появилась на его губах, а потом зазвучали слова:—?Какая печаль.Птица за спиной Се Юня внезапно вспорхнула, полетела вперед и уселась незнакомцу на плечо.Несправедливо.Досада разлилась в груди теплом, чувствовалась горечью во рту и чуть сбитым дыханием. Чувства были незнакомы, путали мысли, и Се Юнь оказался в растерянности. Впервые за всю свою короткую жизнь юноша оказался в замешательстве.Забавно.Но, меж тем, до трепета интересно. Любопытство разрасталось внутри него, и Се Юнь вдруг почувствовал себя кошкой, что прибилась некогда к храму зимой,?— точно так же заинтересовано водил носиком-кнопкой, принюхиваясь и исследуя неизведанное.И правда, весело.—?Приветствую,?— поклонился он, улыбнувшись мягкой и дружелюбной улыбкой. —?Я проходил мимо и восхитился птицей, решил подойти и поздороваться.—?Кто же здоровается с птицами? —?хмыкнул мужчина снова. Се Юнь заметил в его глазах легкую насмешку. Затем повел плечами и сделал шаг вперед. —?Тебе лучше не говорить таких речей, иначе будут неприятности.Возможно, это было истинно. Се Юнь не раз слышал от старших братьев, что в большом мире не любили странных и чудаковатых. Но себя он таким не считал, просто птица действительно была красивой, так почему же ему нельзя было осуществить желаемое?—?Ценю вашу заботу,?— снова склонился юноша в легком поклоне. Отчего-то внутри что-то натянулось подобно струне, когда Се Юнь сделал это, не отрывая взгляда от человека напротив. —?Никогда не видел такой красивой птицы. Как ее зовут?—?С чего ты взял, что она моя? —?птица повела крылом. Взмахнула так, будто возмутившись произнесенным словам, заставив Се Юня заливисто рассмеяться.—?Потому что она явно недовольна тем, что ее игнорируют.Его словно услышали: в подтверждении чужих слов птица, издав возмущенный и громкий звук, похожий на клич, вновь взметнулась, цепляясь лапами за одежды мужчины, как будто желала их выдрать. Незнакомец нахмурился, потянулся к ней, но она увернулась от его руки, клюнув хозяина в пальцы.Се Юнь рассмеялся, а его в ответ пронзили недовольным взглядом.От слабого ветра листва на деревьях и под ногами приветливо шуршала, будто бы разговаривая с ним, с ветром. Где-то над головой звучала тонкая, дивно-звонкая свирель. Солнце, проникающее сквозь крону, ласкало своими лучами и грело, и когда любопытство пересилило и вытеснило все незнакомые до сего момента ощущения, Се Юнь осмотрел мужчину в очередной раз, отмечая детали, и поинтересовался:—?Так ты охотник? —?и сделал очередной шаг вперед. От его движения птица перестала терзать хозяина?— Се Юнь уже не сомневался в своих выводах, наблюдая за тем, как незнакомец журит ее и что-то тихо выговаривает,?— и, явно устав, вспорхнула вверх, напоследок легонько царапнув красивое лицо мужчины крылом. И только после этого он перебросил в руке лук, сунул травинку в рот и, пожевав ее немного, ответил:—?Что-то вроде того.—?Здесь запрещено убивать,?— нахмурился Се Юнь. На самом деле, он и сам не знал, о чем говорил, но внутри все кипело только от мысли, что кто-то мог заниматься подобным вблизи священного храма. —?Найди себе другой лес.—?Так я пока еще никого не убил.Было в нем что-то странное. Не пугающее и не подозрительное, отталкивающее, а нечто совершенно иное, пока еще никак не поддающееся пониманию. Тайна скрывалась в его глазах, темных-темных, будто бы ночное небо, кружила вокруг и манила к себе желанием разгадать, раскрыть этот тонкий и прекрасный цветок, бутон которого набух внутри жгучим любопытством и интересом.—?Что у тебя с лицом? —?спросили внезапно у него, а потом к Се Юню подошли настолько близко, что он мог рассмотреть каждую морщинку на чужом лице?— вокруг глаз их было больше всего, словно человек оказался поцелованным солнцем, отчего улыбка не покидала его губ и взгляда. Шаги незнакомца были неслышны, будто бы он парил над землей. Се Юнь еще никогда не видел подобного?— даже монахи в храме, практикующие путь Небесной благодати, не владели этой техникой в таком совершенстве.Удивительно, но, кажется, Се Юнь был в восторге.Пока не произнесли эти ужасные слова. И все вокруг словно померкло, потеряло прежние краски, в сердце поселилась тоска и печаль, загубив прекрасное. Интерес угас, словно ветром задуло свечу, солнце больше не казалось теплым и приветливым. Наоборот, оно обжигало своими лучами, вмиг ставшими холодными и колкими. Се Юнь отступил на шаг назад, впечатываясь спиной в дерево.—?Ничего,?— ответил он, и злоба в его голосе должна была отпугнуть незнакомца, но, кажется, все случилось совершенно да наоборот?— к Се Юню бесцеремонно и слишком поспешно приблизились, схватили за лицо, поворачивая к себе нужной щекой, и.К нему впервые прикасались так?— нежно, бережно, словно боялись причинить вред; кожа под чужими пальцами, грубыми и мозолистыми, горела огнем, и было так волнительно, восхитительно приятно, что Се Юнь зажмурился от удовольствия и улыбнулся.Ожидал-то он иного исхода.Незнакомый мужчина издал тихий смешок, заставив Се Юня тут же пожалеть о своей реакции. Он подобрался, нашел в себе силы отпихнуть мужчину, и пронзить его гневным взглядом.—?Не вижу ничего смешного, охотник.—?Мое имя Цзи Чун,?— представился он, и в звуках, прозвучавших резкой песней, Се Юню вдруг послышался гром. Он сглотнул, поджав губы, и замолчал. —?И, кажется, я нашел то, что искал.****Он еще никогда так быстро не бегал.Ноги путались, лес сгущался и наступал со всех сторон, а в груди горело огнем?— воздуха от бега не хватало, он задыхался, но упорно продолжал бежать; за ним бежали следом.Конечно, ожидаемо, что за ним пришли: братья и старший настоятель не раз говорили ему об этом, но в сердце, юном и смелом, еще не познавшего горести людского предательства и печали, теплилась слабым огоньком надежда. Се Юнь думал, что у него больше времени. Оказалось, это не так.Мир большой и огромный, в нем сложно и тяжело отыскать свое предназначение тому, кто родился без цели и Судьбы. И Боги вдоволь насмеялись, когда Се Юнь появился на свет и пытался выжить?— предназначенный им, он не имел никакого права даже на первый вздох, отмеченный знаком; Судьба решила дать ему шанс.И сейчас она отбирала его.Лес не желал заканчиваться. Се Юнь петлял, спотыкался о корни под ногами, перебирался на деревья, когда мог, но чужак?— Цзи Чун?— все никак не отставал. Се Юнь уводил его все дальше и дальше, теряясь в незнакомой местности сам, ведомый лишь светлыми и ясными мыслями: не привести разбойника в родной дом.Когда в очередной раз на пути его предстала развилка, он, решая, куда бы свернуть, услышал тихий клич птицы. Замер, прислушиваясь, застыв подобно статуе, дав возможность своему преследователю достичь цели?— Се Юнь почувствовал, скорее, чем увидел, как стрела рассекает воздух в расстоянии не толще прутика сливы возле его щеки и как она же пронзает землю рядом.Над головой затихли птицы, ветер перестал шептаться с деревьями, и вокруг опустилась вязкая, тревожная тишина. С каждым вдохом она приобретала облик неведомого чудища, и оно тянуло к Се Юню свои лапы, намереваясь сожрать. А сожранным он не хотел быть.—?Послушай, охотник,?— с бравадой начал юноша, подходя к стреле. Пришлось немного постараться, чтобы вытащить ее из земли, и когда это произошло, в нос тут же проник запах сырой почвы, заставляя Се Юня поморщиться. —?Я просто проходил мимо и не понимаю, чем помешал тебе, чтобы вызвать твое… недовольство? Простой монах с горных вершин, я не…Ветка под ногами Цзи Чуна хрустнула, резко и достаточно громко. Его птица вскрикнула позади, зашуршала крыльями, в крике ее слышалась угроза и предзнаменование неизбежности, от понимания которой под ложечкой неприятно засосало. Тревога усилилась.—?Разве монахам не положено говорить правду?Вообще-то в чужих руках оружие должно вызывать трепет и страх, но, глядя сейчас на дивной красоты резной лук и меч в ножнах, Се Юнь ощущал лишь азарт и некое влечение. Даже несмотря на то, что ему пришлось спасаться бегством от нового знакомого.—?В моих словах никогда не было лжи,?— Се Юнь осмотрел стрелу. Провел аккуратно кончиком пальца по наконечнику, и когда Цзи Чун приблизился к нему, рука юноши соскользнула, отчего на подушечке пальца остался прокол.Се Юнь скривился?— боль была слабой, но вид крови с самого детства приводил его в ужас и вселял неприятное и липкое чувство слабости. Оно росло в нем и крепло, как прорастает семя в благородной почве, пускало корни без возможности вырвать. Забывалось спустя время, оставаясь в памяти размытым воспоминанием, но тут же возвращалось, стоило ему снова пораниться или узреть.—?Если это так, то отчего ты отворачиваешься? Честные люди смотрят в глаза при разговоре.Се Юнь выдавил из себя улыбку, опустил стрелу и пожал плечами:—?Охотнику показалось.—?Цзи Чун,?— прозвучало резко и совсем над ухом. Дрожь и волнение охватили Се Юня, перед глазами на миг мелькнула тень. —?Цзи Чун.Он нахмурился.—?Что?—?Мое имя,?— пояснил охотник. Се Юнь обернулся на его голос, волосы мазанули по щеке, скрывая горящий знак. —?Я представился, а ты?— нет.Легкий вздох понимания сорвался с губ Се Юня, он отступил от Цзи Чуна на шаг и, все так же держа в руках стрелу и сжимая ее отчего-то ослабевшими пальцами, попытался сфокусировать на нем свой взгляд.—?Прошу простить меня,?— тихо зазвучал юношеский голос. —?Моя фамилия Се, а имя?— Юнь. Я простой монах с подножия гор.Внезапно реальность стала сгущаться, меркнуть, а потом будто бы зажгли свечу, настолько яркую, что ослепила в миг?— Се Юнь выдохнул снова, ощущая себя легче перышка, подобранного ветром и унесенного в лазурную высь будто бы в танце. Где-то над головой запела в очередной раз птица, крик ее оглушил и заставил вздрогнуть, а потом Се Юня словно кто-то ударил под колени или же вытащил циновку из-под ног, отчего он рухнул наземь. Последнее, что осталось в его памяти крепко и навечно, отдалось тихим и грудным смешком, затем через мгновение Се Юнь прикрыл глаза, ощущая безвольным телом чужие и сильные руки?— Цзи Чун подхватил его под спину, его ладони оказались необычно горячими.Дальше все заволокла мгла.