Глава три (1/1)

В которой Шэрон учится в Академии ЩИТа, дружит с Марией Хилл и нарушает дисциплину, а Пэгги увольняетсяШэрон начинает учиться в Академии ЩИТа. Происходит это так. Пэгги спрашивает:?Шэрон, ты уверена, что…? И начинает перечислять. Свою секретную работу, возраст и отсутствие свободного времени. Смотрит внимательно. Что пытается высмотреть непонятно. Шэрон пожимает плечами. Не уверена. Шэрон не хочет переезжать в детский дом или к кому-то ещё, поэтому:?Ага?Пэгги вроде бы высматривает то, что искала и в целом выглядит удовлетворенно.А потом приезжает маленькая неприметная машина и везет Шэрон в Академию. С большой буквы. Так говорит агент Фил Коулсон за рулем. Он вообще говорит не затыкаясь и рвет шаблоны о секретных агентах. Этаких элегантных Джеймсах Бондах или на худой конец агентах АНКЛ. Шэрон думает, в таком человеке никогда не заподозрят шпиона.Она в восторге.А Коулсон в восторге от тёти Пэгги. Шэрон узнает кучу баек о ней и Капитане Америка. Довольно забавно, но Шэрон не в курсе, кто это. У Коулсона забавно поднимаются брови, когда она сообщает об этом.Шэрон терпеливо выслушивает лекцию о Стиве Роджерсе и много ком ещё. Это длится все два часа, что они едут до Академии.Шэрон думает, агента Коулсона нужно использовать, как оружие массового поражения. В СМИ. Или в призывном пункте. Или для благотворительности. Потому что его страсть к Капитану Америка надо использовать на благо. Шэрон обещает себе, если Коулсон оснует секту имени Капитана Америка, она в деле.Академию ЩИТа, по крайней мере ту, где предстояло учиться Шэрон правильнее было бы называть школой. И это была школа. Просто школа с общежитием. Если бы можно было поменять вывеску на въезде, Шэрон голосовала бы за это название.От обыкновенной школы эта отличалась лишь учениками. Дети правительственных служащих, военных и агентов. Ничего интересного. Шэрон поменяла много школ и могла с уверенностью сказать, как будут проходить все годы до выпуска.Например, почти все уроки в первый день интересные, потому что Шэрон страшно. Она боится новых учителей и одноклассников, а потому держит спину прямо и не отводит взгляда от доски и других людей. Из-за постоянной тревоги Шэрон ничего и никого не замечает и не запоминает.Спустя несколько недель становится легче. Шэрон знакомится со всеми, а все знакомятся с Шэрон и… Это всё. Равнодушие чувствуется удивительно приятно после драк и унижений в других школах.Эмоции же Шэрон штормит от полной апатии до истерики, которую она переживает в своей комнате. Оказывается, плакать можно бесшумно. Стены в общежитии тонкие, слезы горячие, а всхлипы можно заглушить подушкой. Ничего сложного.В первый год учебы в Академии срывы у Шэрон случаются часто. Не получается привыкнуть не думать о родителях, а напоминает о них любая мелочь. Каждая мысль, связанная с матерью или отцом, приводит к неконтролируемому слезовыделению и саможалению. Шэрон и хотелось бы сказать, что она сдерживается и такого не происходит на уроках, но она просто таскает с собой носовые платки и молчит.***Пэгги раскусила её где-то на третий месяц. Они гуляли в парке, и у Шэрон в груди что–то трескается, когда Пэгги покупает булку и кидает кусочки голубям. Наверное, у Шэрон лицо как-то по-особенному сводит, потому что Пэгги внимательно её разглядывает и приобнимает. А Шэрон… находится в ступоре меньше секунды, коротко сжимает руки на спине у Пэгги и отступает на шаг назад.Она пугающе близка к тому, чтобы разреветься прямо на улице, на глазах у прохожих. Почему-то в объятиях Пэгги сдерживать себя абсолютно не получается. Она вымучивает улыбку и поворачивает обратно. Шэрон трусит смотреть на Пэгги всю дорогу до дома.Входная дверь хлопает за спиной Пэгги, Шэрон снимает верхнюю одежду и чувствует себя иррационально хрупко, будто куртка могла защитить её от внимательных глаз Пэгги. Глупо.Шэрон садится на диван с ногами и чувствует, как подушки рядом прогибаются.Она молчит несколько минут, и начинает рассказывать.—?Мама любит кидаться в голубей хлебными крошками. Очень метко это делает. Всегда попадает,?— голос хрипит, норовя сорваться, и приходится делать паузу,?— а папа наоборот кормит их чуть ли не с рук. Они как-то безобразно поругались по этому поводу, но быстро помирились. У них вообще это прекрасно получается.Из горла вырывается что-то подозрительно похожее на всхлип, а в носу щиплет.—?Получалось. Получалось, конечно. В прошедшем времени,?— сипит Шэрон. Она чувствует аккуратное касание на плече и не может, не может, не может замолчать, ужасаясь, как жалко звучит.—?Так вот они часто ругались. Мама шутила, что это потому что они не половинки друг друга,?— Шэрон улыбается, вспоминая,?— забавно, но, когда папа слышал, они ругались по этому поводу тоже. Папа трепетнее относился ко всей этой теме с соулмэйтами.Шэрон замолкает, потому что из горла, кажется вообще ничего кроме всхлипов уже не может вырваться. Она вздрагивает, когда Пэгги придвигается ближе и гладит по голове, но быстро расслабляется. Через какое-то время слезы заканчиваются, и Шэрон просто сидит, положив голову Пэгги на плечо.—?Мне так жаль,?— говорит Пэгги, её голос наполняет комнату, а Шэрон чувствует кожей, как звук движется вверх по телу и вылетает изо рта.—?Жаль, что случилось… это,?— неловко заканчивает она,?— В этом нет твоей вины. В этом нет ничьей вины. Дом был старый, газовые трубы тоже. И…Шэрон твердо сжимает её руку, останавливая.— Это была случайность,?— девочка сама смотрит на Пэгги, подняв голову, опухшими глазами. На Пэгги наваливается беспомощность, потому что в глазах напротив обреченность,?— Я знаю,?— Шэрон обнимает руку Пэгги и больше не смотрит,?— Просто… просто я не могу…—?Я тоже,?— говорит Пэгги, притягивая её ближе, и шепча,?— я тоже.Шэрон шмыгает носом и ей становится не легче, но немного проще. Она не может смириться со смертью родителей. Даже сказать об этом вслух не может. Но с Пэгги это и не нужно. Пэгги прекрасно понимала всё, что Шэрон чувствовала, потому что тоже горевала.***В Академии всем, кажется, плевать друг на друга, и на ?слова? Шэрон тоже. Это хорошо. У Шэрон слишком много слов на коже, чтобы можно было закрыть их одеждой. Она наблюдает за тем, как фразы появляются и исчезают, и вычленяет закономерность. Почти все слова с момента появления исчезают. Все, кроме слов Пэгги. Шэрон долго пытается понять, что это значит, но преуспевает только, когда встречает Марию.Мария Хилл спокойная, умная и по стечению обстоятельств сидит рядом почти на всех уроках. Собственно говоря, сходятся они именно из-за учебы и совместных проектов. Мария носит черную повязку с блестящей надписью: ?АВВА? на предплечье. Шэрон считает это очаровательным.На её собственном предплечье каллиграфическим почерком выведено:?Привет. Передай пожалуйста.?Это было на уроке истории и им раздавали проверенные контрольные. Шэрон не знает, что под повязкой Марии, но уж точно не ?Ага, я Шэрон, кстати?. Глупо, но на какую-то секунду Шэрон захотелось, чтобы это было иначе. Мария ей понравилась. По-настоящему. Кажется, это было взаимно. Потому что, как-то так получилось, что они начали завтракать, обедать и ужинать вместе, а ещё болтать на переменах. Шэрон узнала, что Мария из семьи военных и хотела продолжить семейное дело. Говорила она об этом не очень уверенно. Шэрон поделилась рассказами матери о армии и Мария приободрилась.На самом деле Шэрон долго не могла взять в толк, что Мария нашла привлекательного в дружбе с ней. Шэрон замкнутая, чувство юмора в лучшем случае можно назвать мрачным, из хобби только стрельба в учебном тире.Шэрон потом сообразила, что у Марии не особо много друзей и подруг, точнее никого кроме Шэрон и нет. А всё потому что голова у Марии работала немного иначе, чем у других детей. Не в смысле отклонений или гениальности, просто иначе. Точнее Шэрон сформулировать не могла, но выражалось это в том, что Марии было скучно с другими детьми. А с Шэрон?— нет. Это льстило.Пэгги сказала, что это называется неформальным мышлением.С Марией учиться сделалось гораздо веселее. Началось всё с почти безобидной клятвы на мизинчиках быть лучшими подругами навеки. Кожа на пальцах была подрезана для ритуального обмена кровью, и Шэрон на самом деле казалось, что это начало чего-то грандиозного, чем она и поделилась с Марией. Та важно кивнула. Так это и было.***Как-то раз Пэгги уволилась и сообщила об этом Шэрон, пока они ели мороженное.—?Я уволилась.Шэрон изумленно подняла брови, и Пэгги улыбнулась.—?Из ЩИТа?—?Из ЩИТа.—?Интересно, что они там будут без тебя делать.— Тоже что и со мной,?— хмыкнула Пэгги.Вот как.—?А ты что будешь делать?— Сделаю ремонт, навещу старых друзей, буду воспитывать тебя, молодая леди,?— Пэгги щелкнула её по носу и Шэрон засмеялась.***На самом деле Шэрон считала, что вскрыть кабинет директора Академии?— это плохая мысль. Мария придерживалась той же точки зрения, но знания о вскрытии механизмов требовали практики, а директор требовал дисциплины не теми методами, которые можно было считать приемлемыми. Например, орать на учеников, вламываясь в комнаты в общежитии?— это не вежливо. В этом они были согласны. Раз уж директор считал возможным нарушать личное пространство учеников, Мария с Шэрон решили нарушить его личное пространство.Так дверь и оказалась открытой. То, что там была дополнительная сигнализация было не предусмотрено.—?Бежим.И они побежали. И охранник побежал. И даже собака охранника побежала. Шэрон видела в Марии великого управленца в будущем. По крайней мере командовала окружающими она уже сейчас.Убежать от охранника и его собаки было непростой задачей, которая была выполнена с помощью перцового баллончика, кустов роз и предусмотрительно оставленному открытым окну в туалете общежития.—?Я думаю,?— отдышавшись заметила Шэрон,?— что в следующий раз надо продумать план получше.—?Определенно,?— согласилась Мария,?— но ты же успела оставить открытку?—?Прямо на столе,?— улыбнулась Шэрон. Открытка, поздравляющая с выходом на пенсию и началом новой жизни, ждала своего часа.Мария улыбнулась, и они дали друг другу пять.***Только на выпуске из Академии Шэрон сообразила, как работают её ?слова?. Большая часть стиралась сразу, некоторые оставались чуть подольше и только когда ?слова? всех бывших одноклассников, кроме Марии исчезли, Шэрон ухватила суть. На коже оставались слова тех, кто оставался в жизни Шэрон. Слова Марии и Пэгги. Все остальные исчезали, как и люди из её жизни. Но было ли это причиной или следствием? Слова влияли на людей, или люди на слова?Шэрон покачала головой. В мире родственных душ рождение Шэрон уже было парадоксом. Об этом не говорили, но причина осуждения отношений с неродственной душой, заключалось в том, что неродственные души не могли иметь детей. По идее вся эта романтика была обусловлена деторождением и наилучшим выбором генов.Как это происходило с помощью слов до сих пор было загадкой. Но так это и работало. Да, были ещё геи и лесбиянки, их всегда рождался определенный процент и у них тоже были родственные души, соответствующие их ориентации. Шэрон прочитала кучу исследований на тему ?слов? и единственное, что она поняла точно, так это, что родственная душа ей не светит.Если у двух неродственных душ всё-таки рождался ребенок, то с аномалиями ?слов? или с чистой кожей. ?Слова? приходили вместе с пубертатным периодом. Люди с аномалиями зачастую не могли иметь детей. Были и исключения, но они скорее подтверждали общее правило.Шэрон хотелось иметь семью. Не очень важно с детьми или без. Обидно было понимать, что у неё нет чего-то данного почти всем по праву рождения. Впрочем, надежда не угасала. У Шэрон были шансы найти кого-нибудь, полюбить и создать что-то своё, просто они были очень малы.Шел тысяча девятьсот девяносто восьмой год, Шэрон исполнилось двадцать один и у неё была карточка агента ЩИТа первого уровня.Пэгги Картер исполнилось семьдесят восемь лет.