Глава два (1/2)

В которой Шэрон теряется, Пэгги находит компромисс, а Земляничные поляны никому из них не нужны, потому что они отправляются в будущее. Летят долго и муторно. Это первый полёт Шэрон на самолете. Она плюхается в кресло бизнес-класса и пялится в иллюминатор сначала на удаляющуюся землю, потом на облака. Пегги сидит рядом, с прямой спиной и листает журналы. Краем глаза Шэрон замечает, что обложка Космополитена перевернута, а Пэгги смотрит на журнал с тем самым застывшим выражением лица, которое Шэрон заметила ещё в палате. Шэрон продолжает пялиться в иллюминатор.

В бизнес-классе сидит не так уж много людей, но когда Шэрон уходит в туалет и моет руки, то замечает, кожу неприятно покалывает от:?Можно мне ещё немного шампанского???Чёрт, прости, я забыл взять плеер??Мам, ну, мам, можно мне воды???Угомоните своего ребенка??Тише-тише??Меня тошнит? Это завораживает. Надписи появляются и исчезают на коже. Ладони, тыльные стороны ладоней. Шэрон закатывает рукава, и на предплечьях тоже. Черные, синие, разноцветные. Корявые и ровные. Большие и маленькие. Кожа покрыта ими. Некоторые исчезают быстро. Шэрон вспоминает, слышала часть из них, когда проходила мимо других пассажиров.

Шэрон вытирает руки, натягивает рукава до кончиков пальцев и уходит на свое место. Ей хочется плюнуть на кого-нибудь и заорать что-нибудь неприличное. Как мама, когда как-то раз уронила себе на ногу папье маше в виде лепрекона. Шэрон не запомнила дословно ту тираду. Но вот некоторые выражения сейчас прямо просились на язык.

Отец тогда закатил глаза и до конца дня говорил с матерью характерным ирландским выговором. Мама в ответ перешла на кокни, а Шэрон только хихикала. Она понимала почти всё о чём они говорили. Их маленькая дружная семья где только в Соединённом королевстве не побывала. Они часто переезжали, редко заводили друзей и почти нигде не приживались.

Шэрон вспоминает и замечает, как по лицу текут проклятые слезы, только когда Пэгги накрывает её руку своей и легонько сжимает. Шэрон сжимает ладонь в ответ, продолжая смотреть на облака.

*** Аэропорт большой и громкий. Море из людей шумит и грохочет. Шэрон устала, не любит толпы и ей хочется забиться куда-нибудь, в место подальше и потемнее. Она распрямляет спину, поднимает подбородок выше и расслабляет лицо. Пегги шагает рядом, прямая и спокойная, каблуки почти медитативно выстукивают по плитке цок-цок, чемоданчик на колесиках бесшумно едет за ней.

Шэрон старается держаться. У неё за спиной тот самый рюкзак. Когда она выкинула учебники, он стал непривычно лёгким. Новая одежда вызывает зуд на коже или это чернила от чужих слов? Всё равно, Шэрон заматывает шею шарфом и не хочет смотреть в зеркала. На стоянке Шэрон на некоторое время застывает перед машиной. Потому что. Делориан. Шэрон открывает и закрывает рот. Воздух на парковке на вкус отвратительный. Пегги спокойно садится за руль, кладёт чемоданчик на заднее сиденье и вопросительно приподнимает бровь.

Шэрон осторожно открывает дверь. Вверх. Садится. Пытается дотянуться до ручки, чтобы закрыть дверь. Слишком высоко. Шэрон привстает и упрямо захлопывает дверь.

Пэгги вроде бы не улыбается, но глаза её явно выражают добрую насмешку, что Шэрон фыркает. У Пегги чуть-чуть растягиваются губы, Шэрон ещё раз фыркает и отворачивается к окну, обняв рюкзак руками. Должно быть немного обидно и непривычно. Вопреки всему она искренне улыбается, закусив губу, будто стараясь съесть улыбку.

*** Шэрон вообще-то непривередливая. Они с родителями много раз меняли место жительства. Терялись вещи, о комфорте иногда можно было даже не мечтать, а уютом в некоторых местах и не пахло.

Это всё к чему.

Шэрон может и разбита, но готова ко всему. Или ей так казалось. Потому что вопреки всем ожиданиям новое место жительства приятное.

Шэрон не может подобрать другого слова. Мягкая мебель, тёплые цвета, картины и фотографии на стенах. Пэгги уходит на работу, предварительно выделив Шэрон спальню на втором этаже и предложив обживаться.

Шэрон любопытно, что это может быть за работа в восемь вечера, но она не успевает спросить. Включает телевизор и почти сразу засыпает.

***Просыпается от щелчка дверного замка.

- Доброе утро.- Доброе. У Пэгги тени под глазами и серая кожа, как после бессонной ночи. Шэрон кивает и идёт умываться, зевая. В холодильнике одиноко притаились на дверце оливковое масло и бутылка шампанского. Шэрон осматривает все кухонные шкафчики, и находит много всего, кроме того, что можно съесть.

Паутину, сорок второй глок, две беретты, пять коробок с патронами, оружейную смазку, маленькие колбочки с чем-то подозрительным, одноразовые стерильные шприцы, аптечку, несколько бутылок виски и кукурузные хлопья, изготовленные в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом.

Всё это она аккуратно складывает на место. У Шэрон много вопросов. В животе урчит, и она думает о сроке годности хлопьев.

Шел тысяча девятьсот восемьдесят девятый год. Часы показывали половину седьмого утра. Пэгги заснула на диване под шум невыключенного телевизора. Шэрон хмыкает и идет осматривать дом.

На первом этаже кухня и гостиная, на втором две спальни и две ванные комнаты. В целом обстановка была симпатичной, но запущенной. Как будто сюда приходили только переночевать. В комнате Шэрон была большая кровать с мягким матрасом, шкаф для одежды и письменный стол. И всё покрыто пылью. Вид из окна представлял собой ёлку. Ёлка росла прямо перед окном и закрывала собой вид улицы с такими же маленькими домиками.

Шэрон пошла дальше. По всему дому были рассованы пистолеты и патроны к ним. В каждой комнате. Даже в ванной.

Шэрон не решилась заходить в комнату Пегги.