Часть 4 (1/1)
Евпатий проснулся с невыносимой головной болью, и, казалось, что что-то в его голове разрывается пополам. Не соображая, где находится, он почувствовал край деревянной тарелки, как ему надавливают на челюсть и вливают неприятную жидкость в рот. Попытки оттолкнуть незнакомца, или хотя бы отодвинуть чашу не увенчались успехом и, подавляя рвотные рефлексы, он проглотил жижу. После этого боль медленно, но верно начала отступать, оставляя после себя только пустоту. Мужчина и не собирался расслабляться, но его организм был слишком измотан, и пришлось прекратить попытки вырваться. Послышались шаги, а за ними и тихая речь, которую было не разобрать. Пытаясь разглядеть говорящего, он смог увидеть только размытое синее пятно. Чья-то тёплая рука коснулась его щеки и начала растирать пальцем, а размытое синее пятно оказалось рукавом роскошных одеяний. Сфокусировав зрение, Коловрат узрел перед собой довольно привлекательного мужчину с заплаткой на носу и небольшой ранкой на губе. ?— Евпатий? —?только и спросил мужчина. ?— Да, я… Вы кто? —?еле сориентировавшись спросил Евпатий. ?— Хан Батый, а ты, Евпатий, мой стражник. ?— Почему же великий хан пришел ко мне лично? —?задал вполне резонный вопрос мужчина. Батый не нашелся с ответом и притворился, что его раздражает поведение десятника. Коловрат уже собирался извинится, но Хан приложил палец к губам, призывая к молчанию и не сказав не слова удалился. Мужчина так и остался сидеть на ложе, не понимая и половины происходящего. Коловрат довольно быстро оделся, и его сразу отвели к шатру. В голове мужчины проскальзывали воспоминания об этом месте, но он никак не мог на них сконцентрироваться. Хан по непонятным причинам вызывал у Евпатия только доверие, лёгкое подозрение конечно было, но он действительно не почувствовал никакой угрозы, как будто этот человек действительно не представлял её. Наконец, оказавшись в шатре, Евпатий, старался смотреть куда угодно, но не на хана. Получалось плохо, он неосознанно переводил взгляд на мужчину, хорошо, что тот думал о своем и не обращал на десятника никакого внимания. Самому хану было не совсем понятно, зачем он это всё затеял, то сжимая, то разжимая кулак, он пытался найти логичное объяснение. Который раз все сводилось к тому, что Евпатий был хорошим воином, но также представлял угрозу, поэтому Бату пытался понять, почему ещё он оставил его, даже сделал своим стражником. Хотя, по сути стражником Коловрат не был, он всего лишь стоял у выхода в шатер и, получается, оставался один на один с ханом. С другой стороны ждали ордынцы, готовые в любую минуту ворваться и повязать десятника.?— Я вспомнил,?— отстранённо произнес Евпатий, Бату-хан резко повернулся в его сторону.?— Что ты вспомнил, Евпатий? —?непринужденно, опасаясь ещё одного срыва, спросил Батый.?— Это же я вас… —?растерянно ответил Коловрат, указывая на разбитый нос.?— Помнишь за что? —?так же непринужденно спросил хан, а в его голове проскользнула мысль, что десятник ведёт себя вполне спокойно и, скорее всего, ничего про разорение Рязани не вспомнил.?— Нет… —?ещё более растерянно сказал Евпатий, теперь он вообще не понимал, почему с ним хорошо обращаются.?— Это и не важно,?— бросил хан и отвернулся.?— Я же не имел права вас бить, я…?— Евпатий, я же сказал, это не важно. —?отрезал Бату, не желая более об этом слушать. После своего якобы признания Евпатию стало ещё неуютнее. Он переступал с ноги на ногу, атмосфера в шатре накалялась, а ещё было ужасно жарко. Так что он, Евпатий, отдёрнул ворот, оголяя шею. Хан иногда непринуждённо поглядывал на напряжённого русича. Мужчина смотрел либо в ноги, либо на стенку перед собой, и дёрнул черт его посмотреть на хана, который именно сейчас смотрел в ответ, и их взгляды встретились. ?— Подойди сюда,?— властно приказал хан. Всё нутро Евпатия кричало об опасности, но тот был вынужден повиноваться и подошёл к нагромождению из подушек. ?— Присядь, да, вот здесь,?— Коловрат вообще перестал понимать, что происходит, хотя нет, он уже давно перестал что-либо понимать. Присев на подушки рядом с ногами Бату-хана, мужчина хотел провалиться сквозь землю сквозь эти треклятые подушки, а Батый, похоже, не замечал напряжённости подопечного. Так они и остались сидеть, в тишине, нарушаемой треском огня.