Пролог (1/1)
Все предупреждения, сделанные в шапке?— всерьез. В фике много графичных сцен, содержащих описания насильственных действий, ведущих в том числе к смерти персонажей. Здесь нет положительных героев, тут все совершают аморальные поступки.Август шестьдесят шестого в Лондоне выдался душным. Все, кто могли, отправились к морю или в деревню, однако министрам каникулы не полагались. Сидя перед распахнутым окном в своей квартире неподалеку от дворца, Дуглас Хаттон, министр без министерства, но с весьма обширным кругом обязанностей, потягивал сильно разбавленный виски и мечтал хоть об одном-единственном дуновении ветерка. Зазвонил телефон. Он давно уже занимался политикой и привык к звонкам в неурочное время, хотя порой с ностальгией вспоминал те дни, когда телефоны были еще роскошью и не стояли в каждой квартире. Вздохнув, Хаттон поднялся и направился к стойке с черным эбонитовым аппаратом, солидным и внушительным.—?Хаттон,?— произнес он в трубку, стараясь заставить свой голос звучать весомо и энергично.—?Сэр! —?Сквозь помехи междугородней связи министр узнал голос экономки, которая уехала с его сыном в летнее поместье. —?Сэр, я не могу достучаться до Джонни! Уже весь день!—?Миссис Отис, возможно, он просто крепко спит…Джонни, единственный сын и наследник, нередко доставлял министру проблемы, однако как всякий поздний и долгожданный ребенок, да к тому же сирота по матери, пользовался отцовским сочувствием напропалую. Он только недавно окончательно вернулся домой из Итона и окунулся со всем нерастраченным юношеским пылом в веселую жизнь свингующего Лондона. Что ж, министр Хаттон тоже был когда-то молодым, хотя его юные годы прошли в окопах первой мировой, а не в ночных клубах Ист-Энда.—?Нет, сэр, я чувствую, что-то случилось! —?Экономка уже откровенно плакала в трубку. —?Он был такой беспокойный в последние дни, такой… Словно потерянный! Сэр, я боюсь!До поместья было два часа на автомобиле, но министр уже застегивал ворот рубашки и подтягивал галстук.—?Миссис Отис, я выезжаю немедленно. Уверен, что все будет в порядке. Пока ни в коем случае никому ничего не говорите. Увидимся в поместье.***?Надо было взять с собой документы, хоть отвлекся бы?,?— то ли в пятый, то ли в десятый раз подумал министр. Но всякому ожиданию приходит конец, автомобиль свернул налево, и впереди показался окружавший дом сад в традиционном английском стиле, заросший дикими кустами и травами.—?Прибыли, мистер Хаттон,?— сообщил шофер, словно и сам не мог дождаться окончания поездки.Хотя, возможно, именно так и было. Хаттон не стал дожидаться, пока Моррис откроет перед ним дверцу, сам вышел из машины и широкими решительными шагами направился по ступеням. Перед дверью он увидел миссис Отис, пожилую даму с лицом типичной англичанки в возрасте, напоминавшим морду доброй усталой лошади.—?Сэр! —?влажным от слез голосом приветствовала она своего бессменного хозяина в последние тридцать лет службы. —?Сэр, мистер Джонни…—?Пойдемте, миссис Отис, пойдемте, не будем на пороге… Неизвестно, в каких местах могут оказаться неподходящие уши.Они зашли в старый дом Хаттонов, в котором сам сэр Дуглас появился на свет почти семьдесят лет назад. Поднялись по лестнице, на перилах которой ему был знаком каждый след древоточца, и оказались перед дверью спальни Джонни. Это были покои бабушки Джона Хаттона, анфилада из трех комнат, завершавшаяся обширной ванной, отделанной каррарским мрамором. Сэр Хаттон постучал в дверь кулаком:—?Джон! Джонни! Немедленно открой!Он и миссис Отис замерли, прислушиваясь, но из-за двустворчатой двери не донеслось ни звука.—?Может, он там не один? —?предположил министр.—?Он никогда никого не приглашал, я бы знала! —?оскорбленно воскликнула миссис Отис.Не имея собственных детей, она воспитывала Джонни с самого рождения, после смерти его матери. За двадцать лет Хаттон и миссис Отис стали в некотором роде супругами больше, чем многие действительно женатые люди, хоть та и была вдовой садовника, оставшегося на полях в Германии в сорок четвертом.—?Позовите Морриса, миссис Отис. Попробуем взломать дверь своими силами.Моррис, крепкий сорокалетний мужчина, сумел сломать замок после третьего толчка плечом. Двери распахнулись, и шофер по инерции влетел в комнату. Это была приемная, в которой в данный момент царил жуткий беспорядок. На полу, на диване и на креслах валялась одежда, книги, там и тут на столиках и прямо на полу стояли тарелки и стаканы. Выглядело все так, словно Джонни жил на осадном положении не один день.—?Миссис Отис? —?обернулся к ней Хаттон.—?Сэр, я же говорю, мальчик немного хандрил… После этой школы и последних месяцев в Лондоне ему, вероятно, было скучно…—?Оставайтесь здесь, я поищу его,?— прервал экономку Хаттон.Он прошел влево и попал сначала в кабинет и личную библиотеку своей матери, следом?— в спальню, где возвышалась кровать с балдахином. Балдахин, правда, был убран, остались только резные столбики, с которых сейчас свисали какие-то тряпки или флаги. В спальне беспорядок был еще заметнее. Хаттон прошагал комнату насквозь, давя ботинками галстуки и шелковые рубашки самых ярких цветов, разбросанные повсюду. Дверь в ванную было плотно закрыта.Первое, что ощутил Хаттон, был запах. Он появился, стоило только приоткрыть дверь, тяжелый медный запах, знакомый ему по полю боя и госпиталю. Запах крови. Запах смерти. Хаттон вошел, ожидая увидеть Джонни без сознания, возможно, с раной на голове от удара. Он не сомневался, что произошел несчастный случай…Темно-бордовая вода в ванной говорила об обратном. Из нее торчали колени согнутых ног Джонни, Хаттон узнал старый, еще детский, шрам, который Джонни получил, упав с велосипеда. Голова сына находилась под водой.—?Джон, Джонни, о боже… —?Хаттон кинулся к ванной, чувствуя, что его подточенное годами сердце вот-вот лопнет от переизбытка чувств. —?Мальчик мой…Вода уже остыла, как и молодой человек в ней. Хаттон с трудом сумел приподнять ставшее ужасно тяжелым тело Джонни. Увидев его закрытые глаза и вяло открытый рот, из которого хлынула окрашенная красным жидкость, он закричал и отшатнулся. На этот крик экономка и шофер кинулись к нему вопреки приказу. Произошло столпотворение, миссис Отис зарыдала, Моррис истрогнул несколько столь грязных проклятий, что это даже на какой-то момент вырвало Хаттона из летаргии, в которую он впал. Внезапно повеяло ледяным дыханием смерти, и жаркий августовский вечер превратился в ноябрьские сумерки.—?О Джонни,?— причитала миссис Отис,?— о, Джонни! О, мой мальчик, мой мальчик! Как ты мог! Что случилось? О, Джонни, Джонни!Ее крики привели Хаттона в чувство.—?Нам надо позаботиться о том, чтобы никто ничего не узнал,?— хрипло прошептал он и притянул Морриса за рукав к себе. —?Обставить все как несчастный случай. Нельзя… Нельзя, чтобы газетчики прознали… Это неправильно.—?Да, сэр. —?Моррис кивал, как китайский болванчик. —?Как скажете, сэр…—?Уведите миссис Отис, а я пока спущу воду…Моррис подхватил рыдающую гувернантку и повел ее прочь. Хаттон дернул за цепочку, к которой была привязана затычка. Раздался неприличный звук, словно кто-то срыгнул, и уровень воды начал постепенно понижаться. Хаттон смотрел, как из нее постепенно появляется его сын. Джонни сполз почти на самое дно, его ноги были неудобно согнуты, руки бессильно лежали вдоль худого, еще совсем юношеского тела. Темные волосы, казавшиеся сейчас намного длиннее, чем в сухом состоянии, облепили череп и прилипли ко лбу, скрывая глаза. Рот был все еще открыт, и из уголков, не переставая, текла вода. Хаттон словно окаменел, рассматривая и гладкую, совершенно безволосую грудь и впалый живот с ямочкой пупка, поникшие завитки в паху вокруг неожиданно и неприлично крупного члена. Этот член напомнил министру, что его сын давно уже был не мальчиком, а молодым двадцатилетним мужчиной, почти полностью и бесповоротно совершеннолетним. И еще Хаттон ощутил себя совсем старым.Он взялся за душ и открыл воду. Осторожно отрегулировал ее до приятно теплой и принялся поливать сына, начав с головы и до самых ступней, смывая с него отвратительные потеки. Из-под левой руки потекла окрашенная красным струйка. Хаттон осторожно приподнял руку сына и вновь уронил ее, увидев длинный продольный порез. С трудом удержав всхлип, он закончил с душем как раз к тому моменту, когда в ванную вернулся Моррис.—?Надо взять простыню и переложить его на кровать,?— не поворачивая головы, сказал Хаттон. —?Обсушить и одеть… хоть немного.Моррис молча вышел и вернулся с чистой сложенной простыней, которую наверняка достал из комода. Накрыв тело Джонни, он подсунул руки ему под спину и под колени и рывком поднял. Хаттон последовал за ним в спальню. Уложив труп на кровать, Моррис принялся обтирать его уверенными движениями. Хаттон отошел к комоду, нашел в нем простые трусы и майку.—?Забинтовать бы надо, сэр,?— негромко сказал Моррис. —?Хотите, я сделаю? Я в армии санитаром был.Хаттон кивнул. Он никак не мог набраться решимости и обернуться к кровати. Внезапно взгляд его упал на сложенный листок бумаги, лежавший на комоде. Он медленно развернул его.?Я больше не в силах носить это в себе. Это просто невыносимо…? Неровные строчки, написанные рукой сына, прыгали у министра перед глазами. Он сложил бумагу и сунул в карман, решив прочитать позже. Тем временем Моррис сходил в ванную и принес бинт и вату. Сделав компресс, он аккуратно забинтовал левое предплечье Джонни. Пока стоял, склонившись над ним, он нечаянно опрокинул одну из бутылок, и та загрохотала, закатившись под кровать.—?Что это? —?испуганно обернулся Хаттон.—?Похоже, младший мистер Хаттон сперва приложился как следует, прежде чем в ванну залезть,?— без обиняков объяснил Моррис. —?И тут вон еще упаковка от снотворного на столике.Снотворное, алкоголь, а потом еще и порез… Несомненно, мальчик просто запутался. Он не мог желать этого всерьез, он просто выпил и надумал лишнего. Хаттон судорожно цеплялся за эту мысль.—?Давайте белье, мистер Хаттон, сэр,?— обратился Моррис к нему. —?Одену.Министр придержал ноги Джонни, пока Моррис натягивал на него трусы, и удерживал в сидячем положении, пока шофер занимался майкой, поворачивая Джонни как большую куклу. Наконец они уложили Джонни под одеяло. Глядя на него сейчас, казалось, что он просто устал и спит. С открытым ртом.—?Сейчас что, сэр? —?вырвал Хаттона из мыслей Моррис.—?Сейчас? Надо бы прибраться тут… —?Он беспомощно пошевелил пальцами в воздухе.—?Ага. Надо. Миссис Отис! Миссис Отис! Идите сюда.Экономка появилась в спальне, едва переступая дрожащими ногами. Хаттон сочувственно посмотрел на ее склоненную седую голову. Пальцы дергали и мяли обвязанный крючком платочек.—?Миссис Отис, кому из горничных вы доверяете? Надо бы прибраться тут слегка, прежде чем мы вызовем врача.—?Не надо горничных,?— отозвалась пожилая женщина. —?Я сама. Вы… идите, сэр, посидите. Я побуду тут, с Джонни…Она снова разрыдалась, но одновременно энергично принялась собирать разбросанную одежду с пола.Ведомый Моррисом, Хаттон вышел в захламленную приемную. Он позволил усадить себя на диван и сидел все время, пока Моррис собирал рубашки и брюки и относил их в спальню для миссис Отис, а потом складывал стопкой грязные тарелки. Хаттон потерял счет времени, сидя так, пока его шофер и экономка готовили комнаты его теперь уже покойного сына к приезду официальных представителей власти.***Все сложилось как нельзя лучше. Врач выписал свидетельство о ?смерти по неосторожности?, и местный полицейский не стал ему возражать. На следующее утро у Хаттона на руках уже было разрешение на похороны. Он сидел в одной из гостевых спален, пока вызванный из Лондона гробовщик снимал мерки. Весь дом был опутан черным крепом, как паутиной, зеркала завешаны, шторы приспущены. Лето оказалось разом изгнано за пределы этих стен. Кряхтя, Хаттон поднялся и хотел снять брюки, чтобы прилечь. В кармане что-то захрустело, он достал плотный лист веленевой бумаги. Письмо сына.?Я больше не в силах носить это в себе. Это просто невыносимо… Никто не поймет меня, и поэтому я не вижу смысла жить дальше. Я так старался быть послушным и хорошим мальчиком, я делал все, что ОН просил, что ОН хотел. Я позволял ЕМУ творить со мной самые непристойные вещи, которые только можно вообразить себе, и я с радостью продолжил бы делать их, если бы ОН не оттолкнул меня. И все же я с благоговением, со всей доступной мне любовью пишу его имя?— Ронни Крэй. Рональд. Рон. МОЙ Ронни. Он стал для меня любовью моей жизни, а я… Я оказался всего лишь бабочкой-однодневкой для него.Папа, прости меня, но такой сын тебе точно не нужен. Не суди меня строго.Джонни.?—?Рональд Крэй! —?взревел Хаттон. —?Рональд грязный подонок Крэй! О, Джонни!Впервые с того момента, как Хаттон вошел в ванную и понял, что сделать уже ничего нельзя, он заплакал. Комкал письмо в кулаке и утирал рукавом рубашки мутные старческие слезы. И в нем оформлялось одно желание: уничтожить Рональда Крэя, ставшего причиной смерти его дорого мальчика. Смешать его с грязью, так, чтобы он ей захлебнулся, и превратить в ничто. ?Мы еще встретимся, Ронни?,?— прошептал Хаттон,?— ?обязательно встретимся.?