Глава 4. Фонтенбло (1/1)

Замок в Фонтенбло был воздвигнут всего двенадцать лет назад. Король Людовик, тогда ещё вполне здоровый и полный сил, начал строить его как летнюю резиденцию для своего наконец родившегося, Богоданного, как сам он не раз говорил, сына, появления которого столь долго и безнадёжно ждал. Он считал это подарком и верил, что здесь младший Капетинг будет в безопасности, а пагубный шум и грязь Парижа не будут сказываться на нем так сильно. Когда Филипп рассказывал об этом Ричарду, Плантагенет видел, как дрожат его губы. В целом, Филипп прекрасно владел собой и казался безмятежным, но стоило лишь промелькнуть упоминанию об отце, как в глазах почти сразу появлялось испуганное, скорбное выражение, чистое отчаяние. Ричард прекрасно видел: ему тяжело раз за разом загонять пожирающий страх внутрь. Но ничем не выдавал, что видит, считая это правильным для гостя поведением.Между тем замок очаровывал. Ричарду, привыкшему к самым разным условиям жизни, Фонтенбло казался небывало уютным. В оконных проёмах здесь даже были стёкла?— явление дорогое и нечасто встречающееся даже в столичных резиденциях. Стекло позволяли себе немногочисленные феодалы и члены королевских домов, в замках отца Ричарда, например, о таких удобствах и не думали. А в Фонтенбло было всегда тепло, по коридорам не гуляли осенние гости с морей?— сквозняки.Выделенные покои были также теплыми и необыкновенно просторными, из окна открывался вид на обширный лес: каждое утро Ричард наблюдал, как солнце золотит отдельные макушки зеленовато-голубых елей, в то время как другие ещё тонут в тени. Казалось, перед ним расстилается целый мир, неприкосновенный и полный тайн. И если обычно Ричард не любил надолго задерживаться в чужих доменах, то здесь ему оказалось действительно хорошо. Словно он всё-таки нашёл что-то, о чём так часто думал. Что-то, похожее на настоящий дом.То, какие отношения связывали Филиппа с отцом и матерью, также вызывало у Плантагенета удивление, как если бы он, попав в земли чужестранцев, наблюдал местные обычаи. Здесь всё было иначе, совсем иначе. Впрочем, можно ли было ожидать междоусобиц и кровавых сражений от семейства, где наследник престола один? Это упрощало многое. Объясняло многое. Но не всё.По утрам Филипп навещал отца, заходил к нему и каждый вечер. После этих встреч, видимо, заполненных нерадостными разговорами, Филипп был хмурым и подолгу молчал, лишь со временем овладевая собой. Это стоило ему огромного труда. Мать юноши, Адель Шампанская, которую Ричард видел обычно за трапезами и иногда по вечерам в большой гостевой комнате, была неизменно приветлива и ласкова. Её ровное отношение поражало Ричарда, ещё больше поражала лёгкость, с которой она сейчас, во время затянувшейся болезни супруга, управлялась с делами королевства. Определённо, между ней и Алиенорой Аквитанской было даже больше общего, чем Плантагенету показалось на первый взгляд.Воспоминания о недолгом разговоре под сенью сосен всё ещё не оставляли Ричарда. Конечно, куда чаще, чем о разговоре, он думал о том, что чуть за ним не последовало. Вспоминал выражение зелёных глаз и таинственный шепот ветра. Но Филипп не заговаривал об этом, и Плантагенет тоже старался молчать, хотя с каждым днём, проведённым с юным королём, становилось труднее делать это. Они слишком сближались. Ричард слишком привыкал.Большая часть их бесед была на нейтральные, обыкновенные темы: рыцарские турниры, оружие, дела знакомых баронов, ситуация вокруг Палестины. То, как оживлённо Филипп иногда говорил о необходимости отправиться в крестовый поход, очень нравилось Ричарду: сам он тоже рвался туда, защитить Иерусалим, содрогающийся от ударов полчищ сарацин. Но для такого решения у него было недостаточно могущества, доступа к казне он практически не имел, а что касается Генри Молодого, тот никогда не был ревностным охранителем веры, хоть и поклялся в этом при своей коронации. Ричард ждал, трепетно надеясь, что Иерусалим всё же выстоит.Каждое их утро теперь начиналось со сражения: в Фонтенбло тоже была оружейная, хоть и не такая большая, как в замке Гильома Белые Руки. И Ричарду нравились эти недолгие, но довольно яростные бои. С каждым он учился у Филиппа ловкости, а сам Филипп?— силе удара. И почти никогда никто не побеждал.В один из таких дней они стояли на широком открытом балконе?— внизу, так далеко, насколько хватало взора, расстилался лес. Филипп всё ещё не до конца отдышался после битвы и, зажмурившись, подставил разгоряченное лицо ветру. Ричард незаметно любовался им, не решаясь подступить хоть немного ближе. Увидев, что ресницы дрогнули, Плантагенет поспешно отвёл взгляд, посмотрел на затянутое пеленой бледно-серых облаков небо и глубокомысленно изрёк:― Сегодня будет дождь.― Может быть… но именно сегодня я хотел предложить тебе прогулку. Дядя отправляется на очередную охоту, мы могли бы составить ему и его свите компанию.― Если твоя душа лежит к пролитию заячьей крови именно сегодня, я согласен.― Моя душа именно сегодня лежит к свободе, ― поправил Филипп.Они помолчали, потом Ричард вдруг снова услышал тихий голос:― Я очень давно хотел сказать…― Да? —?спросил Плантагенет.― Это несправедливо, что наследником короны стал твой брат. Ты заслуживаешь её намного больше.Ричард усмехнулся:― То, какой властью наделил его отец, равносильно деревянному мечу, обрывку мантии и короне из фальшивого золота. Я предпочёл бы настоящую. Поэтому я рад, что сейчас я не наследник трона. Когда-нибудь я получу всё это, но мало шансов, что из рук отца.― Я уверен, ты станешь королём, ― Филипп отвёл глаза, по привычке расправляя край своего плаща.Раньше эти слова говорила только мать, ныне заточенная в крепости и как никогда далёкая. Иногда Плантагенету казалось, подобное будущее рано или поздно встречают все, кто смеет поверить в него. Что ждёт этого юношу?.. Лучше было просто не загадывать. Ричард улыбнулся и снова стал смотреть в небо.*Снова они мчались так, что лес сливался в сплошную зелёную полосу. Впереди слышались крики охотников и лай собак, загонявших зайца. Дядя Тибо веселился вовсю, его лихой свист разносился, кажется, на многие мили вокруг. И Филипп не сомневался, что очередная дичь будет поймана.Не сговариваясь, они с Ричардом свернули на боковую тропинку, проскакали ещё немного и, лишь когда лай смолк, остановились. Еловая чаща обступала их со всех сторон, тихий скрип стволов напоминал говор каких-то затаившихся чудовищ. Над головами свистел ветер.Спешившись, они приблизились к роднику. Ричард опустился на колени, зачерпнул в ладони воды и сделал глоток. Взглянул на своё дрожащее, разбиваемое течением отражение и снова посмотрел на Филиппа.― Если бы я жил тут, то проводил бы всё свободное время в этом лесу.― А мне всё же по душе город.Ричард выпрямился и подошёл к нему. Щёлкнул мокрыми пальцами, и брызги окропили лицо Филиппа. Тот поморщился и слегка толкнул Ричарда в грудь:― Я тебя сейчас туда опрокину.― Попробуй, ― глаза азартно сверкнули.Как только юный король подступил чуть ближе, Ричард придержал его за плечи, не позволяя двинуться с места. Сжимая его запястья в ответ, Филипп сопротивлялся: один самоуверенный вид Плантагенета придавал ему упрямства. Некоторое время они боролись?— молча, не сводя друг с друга сосредоточенных взоров. Победить Ричарда, который был выше и сильнее, всё же было непросто, но сдаваться Филипп не собирался. Хотя бы в одном, хотя бы в каком-то из всех их многочисленных поединков он хотел не ничьей, а победы. И то же самое желание он читал в глазах противника.Наконец Ричард, казалось, немного ослабил свою хватку и отступил на незначительный шаг. Филипп попытался использовать момент для решающего броска. Плантагенет не удержал равновесия, но прежде, чем рухнуть навзничь, успел схватить юношу за край рубашки и снова потянуть вперед. Филипп почувствовал, что земля уходит из-под ног, а через несколько секунд уже лежал сверху, на Ричарде, упираясь ладонями в мшистую землю по обе стороны от его лохматой головы.― Тебе меня не победить, ― на губах Плантагенета появилась улыбка.И снова его лицо было близко. Пальцы так и не выпустили рубашку, сквозь ткань Филипп чувствовал их тепло.― Когда-нибудь мне это удастся.Изо всех сил борясь с подступающим смущением, Филипп попытался отстраниться, но другая ладонь Ричарда уже коснулась его пояса, переместилась выше и погладила волосы?— странным, нежным жестом. Ответ прозвучал неожиданно тихо:― Я знаю. Когда-нибудь ты обратишь против меня оружие, потому что тебя об этом попросит кто-нибудь из твоих вассалов. Мой отец или мои братья.С неба упало несколько капель дождя. Очень медленно Филипп снова попытался отстраниться и снова не смог. И всмотрелся в лицо Ричарда?— внимательное и спокойное. Отвёл глаза.― Ты думаешь об этом хотя бы иногда? —?спросил Плантагенет.― Постоянно, ― эхом отозвался Филипп. —?И ты же знаешь, это будет…― Тоже долг.Капля дождя упала на губы Ричарда и, подняв руку, Филипп стёр её. Провёл пальцами по колючему подбородку, поражаясь собственной смелости. И тому, как неподвижен был сейчас Ричард, смотрящий снизу вверх.― Забудь, ― негромко попросил Филипп, поднимая вторую руку и перехватывая запястье Плантагенета. —?Просто забудь об этом. Пока.― О чём же мне тогда помнить?Ответ мог быть лишь один. На него он решался долго. Слишком долго, чтобы потратить ещё хоть немного времени.― Об этом. ― И Филипп, опустив голову ниже, прикоснулся губами к губам Ричарда.Дождь усиливался, но оба они, казалось, перестали замечать это. Ричард, в первую секунду замерший, осторожно ответил на поцелуй. Ладонь зарылась в волосы юного короля, а спустя несколько мгновений он ощутил себя прижатым к земле. Склонившись, Плантагенет прошептал:― И ты не боишься?Филипп упрямо покачал головой:― Если есть хоть что-то, что я могу отдать тебе, чтобы ты не забыл меня, когда всё будет иначе…Он оборвал фразу, чувствуя поцелуи на шее, и тихо застонал: жар, исходивший от Ричарда, уже подчинил его, и даже вода с неба не могла ничего сделать с этим. Он боролся с собой отчаянно, несколько последних ночей были почти бессонными, но теперь… то, что мелькало иногда у Филиппа в видениях, происходило наяву. Запрокидывая голову, касаясь волос Ричарда, он всё же закончил:― …то возьми это сейчас.Плантагенет опять всмотрелся в его лицо:― Ты же знаешь, в битве я не пощажу тебя.― А я тебя. ― Филипп прикрыл глаза, позволяя каплям дождя и дальше падать на лицо.Ричард по-прежнему вжимал его в землю, и эта тяжесть действовала странно: не возникало ни капли желания её сбросить. Голова кружилась, и он не смог сдержать сбивчивого, молящего шёпота:― Поцелуй меня. Я…Прошло слишком мало времени, чтобы я полюбил тебя… но может быть, время и любовь просто существуют в каких-то двух разных мирах?Этого Филипп так и не произнёс. Вдалеке уже лаяли собаки дяди Тибо. Охота подходила к концу.*Одна его часть рвалась уехать прямо сейчас, уехать и ждать войны. Другая умоляла остаться. Умоляла последовать словам, сорвавшимся с губ Филиппа: Забудь. Просто забудь об этом. Пока. И эта часть победила. Будущий враг. Всего лишь будущий. А будущее могло и не наступить.Зато настоящее было, и в настоящем он касался губ Филиппа. Юный король, казалось, совсем не умел целоваться, но то, как пылко он отвечал на каждое, самое мимолётное, движение, просто сводило с ума. Нежно обнимая его, любуясь отрешённым лицом, Ричард с усилием сдерживал желания куда более низменные. И ему это пока удавалось.А потом… потом всегда можно будет умереть, благо, битв более, чем достаточно. Главное сделать это раньше, чем его в очередной раз предадут.Услышав в отдалении собачий лай и стук копыт, они с усилием поднялись с земли. Стряхнув с плаща хвою, Филипп попытался поправить волосы, и, глядя на него, Ричард не сдержал усмешки. Снова подступил на шаг и шепнул:― Ты никогда не выглядел лучше.Тибо де Блуа был в прекрасном настроении: поперёк взмыленного коня, привязанные к седлу, лежали три убитых зайца и лиса. Последней дядя Филиппа гордился особенно: мех был редкого черно-бурого оттенка. Ричард немедленно высказал своё восхищение, Филипп?— в свойственной ему сдержанной манере?— тоже. Барон, самодовольно усмехаясь в усы, полюбопытствовал:― А где же ваши трофеи, мои юные друзья?Плантагенет взглянул на Филиппа, который машинально провёл пальцем по губам, и ответил:― Они ещё будут. Но не сегодня. Сегодня…― Дождь, ― закончил за него юный король. —?Давайте возвращаться.Небо совсем затянуло тучами, и Ричард с Филиппом снова пустили коней галопом?— так, чтобы оторваться от Тибо и его людей. Весь путь до замка они молчали. По возвращении Адель Шампанская сообщила дурную новость: в замок прибыл Раймонд V, граф Тулузский.Ричарду не нравился этот человек, которого с его отцом и матерью связывали не самые лучшие отношения. И сейчас он довольно сухо поздоровался с высоким, жилистым, уже наполовину седым мужчиной. А тот, казалось, и не замечал его неприветливости. С восторгом, улыбаясь во все довольно ровные зубы, он говорил о том, как вырос и возмужал Филипп. А узнав о том, что герцог Аквитанский гостит в Фонтенбло по личному приглашению Капетингов, даже поаплодировал:― Кажется, намечается блистательный союз! Пожалуй, я стану опасаться вашего сближения, оно совсем мне не на руку.― Бросьте, ― с трудом борясь с раздражением, ответил Плантагенет, ― я даже не король.― Это вопрос времени, ― темно-серые глаза таинственно блеснули. —?Разве я не прав?Вспомнив некогда произнесённую Филиппом поговорку, Ричард улыбнулся:― Будет вода, если Бог захочет.Мужчина обратился к Филиппу:― Опасайтесь его, мой юный друг. У львов есть недостаток. Они любят бросаться. Желаю… ― проницательный взгляд скользнул по мокрой и грязной одежде обоих молодых людей, ― приятно провести время.И граф удалился в сопровождении нескольких слуг: он заехал в Фонтенбло лишь для короткой беседы со старым королём. Сэр Раймонд даже отказался от ужина, и проходил он в теплой, шумной атмосфере: Тибо де Блуа взахлёб рассказывал о своих охотничьих и военных подвигах, а когда удалились спать королевы?— старая и юная?— начал рассказывать о подвигах любовных.Ричард почти не слушал; с самого начала ужина он постоянно подливал себе вина?— горло терзала сильная жажда. И теперь даже оживлённое лицо дяди Филиппа плыло перед глазами. Обычно спиртное не действовало на него так сильно, но сегодняшний день, кажется, был слишком сложным. Разум отступил под действием напитка богов. Герцог Аквитанский взглянул на сидящего рядом Филиппа и под столом дотронулся до его руки. Юноша дёрнулся, пролив немного вина себе на рубашку, и посмотрел на Плантагенета в ответ?— сердито и смущённо. Затем оглядел шумно переговаривающихся между собой вассалов и произнёс:― Я думаю, мы с герцогом Аквитанским поднимемся наверх, нам нужно обсудить некоторые дела.― Филипп, ты так юн, хоть и в короне, какие у тебя могут быть дела? —?внушительно нахмурил брови Тибо. —?Лучше выпей ещё! —?С этими словами он отеческим движением вручил королю бутылку.― Выпьем, благодарю, ― улыбка появилась на губах Капетинга. —?Приятных снов, господа.Взор опять остановился на Ричарде, и тот поднялся. Он смог достаточно твёрдо пройти мимо Тибо, достичь лестницы и даже преодолеть ступени, не споткнувшись. Но уже возле покоев ноги у него подкосились. Когда Филипп попытался поддержать его за плечо, герцог Аквитанский развернулся и прижал его к стене. Он ожидал, что юный король постарается скорее пресечь эту бесцеремонную близость, но тот замер неподвижно. Поднял руку и коснулся щеки.― Помню, ты говорил, что тебе не нравятся наши вина. Считай, что они отомстили тебе.Ричард наклонился, но Филипп легко выскользнул из объятий и потянул его за собой в комнату, к очагу. Здесь Плантагенет тут же рухнул на широкую медвежью шкуру?— совсем близко от огня. Проскрежетал тяжёлый засов двери, и Филипп, бесшумно приблизившись, опустился рядом. В зелёных глазах заиграли блики. Ричард всё не мог отвернуться, напряжённо ожидая. Каким будет этот странный бой?Удар был один. Рука снова скользнула по щеке, неуверенно зарылась в волосы.― Лев любит бросаться… ― прошептал Филипп.Воспоминания оказалось достаточно, чтобы Ричард с отвращением прошептал, отстраняясь:― Ненавижу. Ему всё не дают покоя мои домены. Он хитер как дьявол. Берегись его.― Он почти мой родственник. Был женат на сестре отца. И…― Мне ли не знать, как нас обычно любит наша родня. ― Ричард отобрал бутылку и сделал новый глоток. —?Просто вспомни моего отца и братьев.― Всё-таки воевать с родными странно…― Для вас, ― чуть резче, чем собирался, выдохнул Ричард.― Прости, ― голос Филиппа зазвучал испуганно. —?Я…― Это ты прости. ― Плантагенет устало махнул рукой и вытянулся на медвежьей шкуре. —?Я слишком много выпил.― Тогда я последую твоему примеру.Ричард фыркнул:― Брось. Я уже успел заметить, что ты совершенно не умеешь пить.Филипп тут же вспыхнул:― То, что ты ни разу не видел меня пьяным, не значит, что…― Давай сюда, ― герцог Аквитанский снова протянул руку. Как он и ожидал, Филипп упрямо поднёс к губам бутыль. Мысленно усмехаясь, Ричард наблюдал за ним. Когда юноша отставил вино в сторону и посмотрел на него, на щеках ярче проступил румянец, а глаза заблестели совсем лихорадочным блеском. Он был чертовски красив до этого мига, но теперь… просто сидеть недвижно стало выше сил. Плантагенет притянул юного короля к себе и почувствовал, как ладони легли на грудь.― Ричард… ― шёпот был совсем тихим, прерывающимся.― Да?Не ответив, Филипп склонил голову и коснулся губами шрама, рассекающего ключицу Плантагенета. Тот не шевельнулся. Тогда юноша подался поближе и неуверенно прижался к его рту, видимо, попытавшись изобразить страсть, но все равно это скорее напоминало, как ребенок целует мать. Ричард, пряча смех, обнял его, провёл по худой пояснице. Приподнял лёгкую рубашку и тут же услышал приглушенный поцелуем нервный вздох. Такая нежная кожа… Останавливаться не хотелось, казалось, ещё немного, и пути назад не будет, а может, пути назад не было уже сейчас. И всё же, когда рука двинулась к поясу, Плантагенет нашел в себе силы перехватить её и отстранить:― Ты будешь об этом жалеть.― Нет, не буду! —?Шепот почти обжёг его губы. —?Пойдём, я…Филипп сел, потянул Ричарда за собой и попытался подняться. Но и его теперь не слушались ноги, и, если бы Ричард не заметил этого, юный король наверняка разбил бы себе голову. Удерживая его, Плантагенет наклонился.― У вас забавный вид… ваша светлость.Филипп улыбнулся и прикрыл глаза, когда пальцы коснулись губ. Ричард прислушался. Дыхание становилось всё ровнее.― Эй… ― тихо позвал он и не услышал ответа. Филипп безвольно качнулся и начал падать вбок. ― Да что с тобой делать…С величайшим трудом удерживая равновесие, Ричард бережно поднял юношу на руки и, пройдя несколько шагов, опустил на кровать. Сел рядом и снова присмотрелся: черты смягчились, мальчишеского упрямства больше не было в помине. Ребёнок, ангел, воплощение чистоты и целомудрия, и куда только тянул руки, что нёс, шалея от собственной смелости? Может быть, завтра Филипп не вспомнит ничего? Ни поцелуя под дождём, ни этого пьяного вечера? Пусть лучше так, Господи, пусть так.Он хотел подняться и вернуться к камину, но, кажется, и у него уже не было сил шевельнуться. Пожалуй, решил он, ничего не случится, если на пару минут закрыть глаза прямо здесь. Ричард лёг, опустив голову рядом с головой Филиппа?— так, чтобы чувствовать запах длинных мягких волос. После возвращения с охоты юный король сразу привёл себя в порядок?— Ричард уже давно заметил за ним похожее на болезнь отвращение к любой грязи. Сейчас ничто не напоминало о тех минутах наедине. Только волосы… они всё ещё пахли хвоей и дождём. Плантагенет глубоко вздохнул и позволил векам опуститься.*Он снова повёл себя, как глупый мальчишка, но мысль эта была очень короткой, подобной вспышке молнии. А потом вино изгнало её из головы Филиппа, осталось только желание?— переступить грань. Когда ладонь Ричарда легла на пояс, он сам подался вперёд, всматриваясь в обращенное к нему лицо. Каким же оно казалось красивым, наверняка многие продали бы душу за то, чтобы просто коснуться его.Наклоняясь, он целовал подбородок, шею, ключицы и чувствовал, как пальцы перебирают волосы. Лев был рядом, и именно сейчас тепло, исходившее от него, снова заставило потерять голову?— уже окончательно. Когда рука коснулась обнаженной кожи на спине, юный король приглушенно застонал, ощущая расходящиеся по телу непривычные мурашки.Он плохо отдавал себе отчёт в том, что делает. Даже представлять себе подобное раньше казалось неправильным, греховным, извращённым… но пальцы сами скользнули к поясу Плантагенета, и даже не прерывая поцелуя, Филипп почувствовал, что Ричард ждал этого.И всё же он остановил ― как останавливают неразумного ребёнка, подобравшегося чересчур близко к костру. Возможно, это задело бы гордость юного короля вплоть до серьёзной ссоры, если бы он, отточивший неплохое умение читать печати чужих чувств, не нашёл в потемневших глазах нечто, что было противоположно словам.― Пойдём, ― прошептал он, увлекая Плантагенета за собой в сторону кровати.Но вино, сделавшее его таким смелым, уже оказало и другое действие: тело наполняла слабость. Падая, Филипп почувствовал, как Ричард обнял его, и даже вроде бы услышал собственное имя, но сил ответить уже не было.… Ему снится, что комната окутана темнотой и плавится от жара. И даже в этой темноте он отчётливо видит каждый шрам на теле Ричарда. Он касается губами губ?— без той неумелой робости, которую так возненавидел в себе. Он ничего не стесняется, само слово ?грех? стёрлось из памяти… И Плантагенет уже не обращается с ним, как с ребёнком.От осторожного прикосновения внутри всё напрягается, и Филипп тихо стонет, впиваясь в губы новым поцелуем, смыкая руки вокруг пояса Ричарда, теперь вжимающего его в поверхность ложа.― Ричард… ― выдыхает он, слегка подаваясь навстречу.Сдерживаться невозможно, он кусает губу. Ему не хочется просыпаться. И сон всё продолжается…*…Он проснулся оттого, что в комнату уже проникли лучи утреннего солнца. Некоторое время Ричард даже не открывал глаз, пытаясь сообразить, где находится и почему болит голова. Хотелось пить, ещё больше хотелось потянуться, лежать было неудобно. Плантагенет недовольно заворчал и открыл один глаз. Филипп спал рядом, тоже растянувшись поперек кровати. Значит, ему не приснились все те поцелуи, прикосновения, шёпот, значит, вчера он всё же не совладал с собой. А теперь наступило утро, но рассудок так и не вернулся.Филипп вздохнул во сне, и Ричард повернул к нему голову. Опущенные ресницы, приоткрытые губы, прядь, завивающаяся на лбу. Тонкое запястье, лежащее на груди, расслабленные пальцы с аккуратными ногтями…Не смотреть было невозможно, уже сейчас Ричард чувствовал, как в нём поднимается желание?— хотя бы просто прикоснуться, на несколько мгновений. Ричард вновь, как и накануне вечером, погладил бледную щёку. Дотронулся до неё губами и опустил руку ниже, к груди, забрался под ткань. Юный король чуть повернул голову, но не проснулся. Плантагенет обнял его, привлекая к себе, оставляя дорожку поцелуев на шее. Ладонь двинулась по животу ниже. Филипп улыбнулся и тихо пробормотал что-то. В следующий миг он, вздрогнув, взглянул на Ричарда. Первый вопрос прозвучал встревоженно:― Что… что было вчера?― Ничего. ― Плантагенет позволил перехватить свою руку. —?Ты уснул.Филипп, казалось, всё ещё не до конца очнулся. Моргнув и потерев лоб, начал:― А…― Нет. ― Ричард усмехнулся: ― Того, на что ты намекаешь так старательно, не было.― Я ни на что…― Правда? —?он наклонился немного ниже, мимолетно дотрагиваясь до уголка губ.Филипп совсем по-девичьи покраснел, встряхнул головой и попытался спихнуть его с себя:― Иди к чёрту.― Вчера ты говорил другое… ― прошептал Ричард, снова целуя шею и слыша слабый вздох. —?Боишься? А помнишь, что делал вчера?Не дожидаясь ответа, он вновь скользнул ладонью ниже пояса Филиппа; там было твердо и горячо. Он ощутил, как невольно Филипп отозвался на прикосновение, будто требуя продолжить. Но уже спустя мгновение дернулся, зашептал:― Ричард…― Да? ― Плантагенет всмотрелся в его глаза. Казалось, там можно было утонуть, потеряться навечно. Ресницы дрогнули:― Это…― Греховно? —?Ричард выдохнул ненавистное слово в судорожно ловящие воздух губы, и юный король содрогнулся. —?Не бойся. Ты искупишь эти грехи, когда умрёшь в крестовом походе.― А если я не умру там?.. —?улыбка появилась на лице, глаза остались испуганными. ― Значит… ― Ричард улыбнулся в ответ. ― Бог простит тебя и без этого. Он не так жесток, как говорят некоторые недоумки. Впрочем, ты ещё можешь повернуть назад. Я убеждал тебя в этом вчера.Он не сводил взгляда с Филиппа. Такого беззащитного и не знающего о любви ничего, кроме самого факта её существования. Это осознание вдруг отрезвило его, обдав холодом.― Лучше откажись, ― шепнул он. Но руки, по-прежнему упиравшиеся в грудь, уже не пытались оттолкнуть. Пальцы осторожно забрались под ворот рубашки, дотрагиваясь до кожи. Это напоминало некое… дозволение. Это хотелось видеть именно дозволением. И Ричард прижался к губам, провёл языком по верхней и чуть углубил поцелуй, вновь зарывшись в волосы на затылке. Другой рукой он стал ласкать Филиппа, слыша, что стоны становятся отчётливее.― Тише… Позволишь мне посмотреть на тебя?― Да…Сильно вжав юношу в поверхность кровати, Ричард поднял на нём рубашку до самых ключиц. Коротко улыбнулся, коснулся кожи на груди, сжал губами сосок. Филипп вновь вздрогнул, зажмурился под взглядом.― Тебе приятно?Был лишь неуверенный слабый кивок.― Я знаю, что другое понравится еще больше. По бледной коже, по дорожке темных по-юношески мягких волос от пупка он спустился к поясу. Стоило коснуться плоти, как юный король снова забыл об осторожности и застонал. Пальцы стиснули край простыни, хотя ласка была мимолетной. И одного взгляда теперь оказалось достаточно, чтобы лишиться остатков разума. Ричард поднялся и крепко сжал обе руки юноши, заводя их за голову.― Я хочу этого, ― слова слетели с губ Филиппа вместе с новым вздохом.Ричард знал, что на этот раз проиграл сам себе и всем чудовищам ада.*То, что он испытывал от этих поцелуев?— то нежно-дразнящих до головокружения, то становившихся страстными и нетерпеливыми, заставляло стонать в голос. Нетерпеливо выгибаться навстречу ладоням. Филипп сам потянул мешающую рубашку наверх, и Плантагенет отбросил её в сторону. Юный король дотронулся ладонями до мускулистых предплечий, провёл по груди и вновь откинулся назад, позволяя чужим губам исследовать шею.― Ты прекрасно сложен…Сердце стучало учащённо и испуганно, но страх был ничем в сравнении с желанием?— оказаться ещё ближе, так близко, как только возможно. Слышать этот голос. Не разрывать объятия.Когда вся одежда была сброшена, Филипп, всё же испытывая некоторый стыд, вновь всмотрелся в склонённое над ним лицо. Ричард прижался губами к его скуле, пробормотав: ?Да… прекрасен…?. Волосы защекотали кожу, и юный король улыбнулся, гладя их и водя другой ладонью по широкой спине.― Мне кажется, я тебя люблю, ― совсем тихо прошептал он, не уверенный, что его услышали.Ричард на несколько мгновений прижал его особенно крепко, потом до боли стиснул его пальцы. Чувствуя на коже, всё ниже, чужое дыхание, Филипп зажмурил глаза. Прикосновения губ к внутренней стороне бедра заставили вздрогнуть и вжаться в поверхность кровати, снова комкая ткань в ладони.― Что ты делаешь?― Сейчас поймёшь…Когда пальцы начали ласкать его, он запрокинул голову и прикусил нижнюю губу. Щеки опять заливал румянец, ощущение было непривычным. Более чем непривычным, и всё, что он интуитивно понимал, ― что нужно расслабиться. Хрипло вздохнув, он открыл глаза. Взглянул на залитый солнцем гобелен, украшавший стену: там были лилии, такие же, как на королевском плаще. Но мысль о собственной судьбе не задержалась в голове, изгнанная новым поцелуем, на который Филипп ответил, надеясь, что теперь?— как во сне. Он не хотел выглядеть ребёнком в глазах Ричарда, но страх неизвестного чувства ещё не покинул его, заставляя иногда судорожно сжиматься. Кажется, Плантагенет понял это: склоняясь к уху, он шепнул:― Не бойся.Вновь накрыл губы Филиппа своими, одновременно шире раздвигая его ноги. Утягивая и отвлекая, но все равно юный король остро почувствовал чужую плоть внутри себя. Глубже и глубже, дюйм за дюймом, она вторгалась, горячо и твердо пульсируя.― Тише, мой ангел…Сдерживая крик, Филипп укусил собственное запястье. Казалось, всё тело разрывалось от затапливающей раскаленной боли. Он содрогнулся и крепко зажмурился, стискивая зубы и другой рукой сжимая плечо Ричарда. К глазам подступали слёзы.― Господи… не надо… остановись...Он почувствовал, как Плантагенет успокаивающе обнял его одной рукой. Привлёк к себе, целуя по-прежнему прижатую ко рту руку. Он вошёл на всю длину и замер, позволяя Филиппу привыкнуть.― Давай… обними меня. И можешь царапаться.Это невольно заставило рассмеяться. Ричард поцеловал его теперь в щеку и медленно сделал одно движение. Потом второе.Спустя какое-то время Филипп смог поднять ладонь и коснуться колючей щеки, а потом и обвить шею Ричарда, привлекая его ближе. С каждым движением боль постепенно смешивалась с чем-то другим, разливавшимся от паха. Тягучим, горячим, сладким, особенно когда жесткая ладонь обхватила плоть. Это заставляло почти захлебнуться воздухом. Филипп отвернул голову и вновь почувствовал, как губы прижались к шее. Он чуть подался бёдрами навстречу, протягивая руку и чувствуя, как ее берут в свою.Из-под полуопущенных ресниц он внимательно смотрел на Ричарда. Тот, заметив этот взгляд, улыбнулся, обнял его за пояс и потянул к себе. Откинулся назад, упираясь лопатками в спинку кровати и глядя в лицо Филиппа снизу вверх, вызывающе и лукаво:― С лошадью ты ведь управляешься неплохо…Чувствуя, что он начал двигаться быстрее, юный король на миг уткнулся лбом ему в плечо, но тут же приник к губам. Ладони очертили изгиб его спины, сжали ягодицы. Потом одна рука вернулась к возбужденной, почти болезненно стоящей плоти. Это заставило Филиппа запрокинуть подбородок. Постепенно тело само начинало двигаться в ритме, от которого жар усиливался. Филипп отчётливо слышал ответные стоны Ричарда, сильнее прижимавшего его к себе.…А потом ему показалось, что залитая солнцем комната расплылась и исчезла. В голове не осталось ни единой мысли, опустив веки, он ощущал лишь поцелуи, рваные движения и крепкие объятья. С губ сорвался особенно громкий стон, перешедший почти в крик и слившийся с тихим вздохом Ричарда, резко подавшегося вперёд и тут же отстранившегося. Вновь Филипп прислонился лбом к его смуглому плечу, чувствуя сковывающую слабость. Руки дрожали, дыхание всё ещё было неровным. И всё же он всмотрелся в голубые глаза Плантагенета, коснувшегося его подбородка. Юный король опустился на кровать и взглянул на своё левое запястье, где всё ещё темнел след от зубов. Заметив это, Ричард взял руку в свои и поднёс к губам. Филипп улыбнулся:― Значит, на коронации это было не случайно?― Я ничего не делаю случайно, ― тихо отозвался он.― Я знаю, ― Филипп улыбнулся и кончиками пальцев провёл по груди Ричарда, накрыл ладонью длинный шрам и спросил:― Сарацины?Странная усмешка тронула губы:― Отец.Юный король опустил голову. Поправил волосы и неуверенно спросил:― Ты ведь останешься ещё здесь? Не поедешь к ним? Они… они могут тебя предать.Последнюю фразу он произнёс с дрожью в голосе?— шрам, который он трепетно гладил, просто не мог быть нанесён рукой родителя, это не укладывалось в голове и оставляло ощущение липкого тошнотворного ужаса в соединении с жалостью, которой нельзя было показывать: едва ли Ричард любил жалость по отношению к себе. Плантагенет лежал неподвижно, и, всмотревшись в его лицо, Филипп вновь подался ближе. Робко поцеловал сжатые губы и прошептал:― Пожалуйста…― Не знаю, ― неопределённо отозвался Ричард. —?Моё пребывание здесь должно было длиться неделю, и она заканчивается уже скоро.Филипп нахмурился:― Тогда тебя приглашала мать. А я хочу, чтобы ты оставался дольше.Ричард не ответил и привлёк его к себе. Губы нежно коснулись макушки, и Филипп крепко обнял его за пояс?— почему-то именно сейчас казалось, что тот, с кем он так спокойно и доверчиво лежал рядом, может просто исчезнуть, как исчезали призраки из оружейной комнаты. И одна мысль об этом вновь вселяла страх. Ведь, казалось, уже очень давно ему не было так хорошо. И ещё он точно знал, что те чувства, которые он испытывал, не были греховными. Нет, он просто не мог отпустить Ричарда. И знал, что не отпустит.*Оставшиеся дни прошли как во сне. Это было странно и непривычно?— проснувшись, сразу вспоминать о том, что скоро ты увидишь кого-то, без кого скучал целую ночь. И уже ради этого одеваться быстрее. По-прежнему почти каждое их утро начиналось со сражения в оружейной комнате… а продолжалось оно теперь в комнате у Ричарда.Иногда Плантагенет вспоминал пронизанные страхом слова Филиппа о греховности. Эти мысли посещали и его самого. Но каждый раз видя, как юный король засыпает на его плече, он изгонял их. На проповедях говорили одно: не навреди другим. Их тайна не вредила никому. Плантагенет знал, что будет беречь её. Никто и ничего не узнает. А если узнает…В дверь постучали, Плантагенет, поднявшись, открыл. На пороге стоял Филипп:― Позволишь?― Не поздновато ли для визитов? —?Ричард посторонился, пропуская его, окидывая внимательным взглядом и поспешно задвигая засов.― Ну… ― юноша присел на край кровати, ― считай, что я боюсь грозы.Ричард посмотрел в окно. Там действительно моросил дождь, но грома слышно не было.― Грозы нет, ― он подошёл и опустился рядом.― А вдруг она будет? —?на губах мелькнула знакомая лукавая улыбка.Не отвечая, Плантагенет снова забрался на кровать и потянул его к себе. Филипп наклонил голову и тихо сказал:― Может быть, на Рождество…― Не в этом году, ― Ричард обнял худые плечи. —?Я обещал это Рождество отцу, как и всегда.Завтра он всё же должен был возвращаться в Аквитанию: в пришедшем пару дней назад письме сообщалось о волнениях на границах. Да и Ричарду не хотелось, чтобы о затянувшемся визите к французам начали говорить направо и налево. Но каждый раз, когда он проговаривал про себя все эти здравые мысли, они казались блеклыми и несерьёзными. Так и сейчас.Филипп всмотрелся ему в глаза и коснулся губами губ. Он ничего больше не говорил, слишком много они уже спорили об отъезде. И Плантагенет был благодарен за это. Смыкая руки вокруг пояса юного короля, он прошептал:― Береги себя. И не забывай о письмах.Филипп молча обнял его в ответ. За окном действительно начиналась гроза.На следующий день Ричард покинул Фонтенбло. Впервые дорога домой показалась ему долгой и тоскливой. Может быть, потому, что он возвращался практически один, в сопровождении лишь нескольких слуг, может быть, из-за дождя. А может быть, и потому, что теперь ему казалось, что едет он вовсе не в свой настоящий дом.