Часть 2. (1/1)

Глаза в глаза, и вновь?— боль,Твои чувства горькие, как соль,Но я тянулся вновь и вновь к ним,Как жаль, ты со мной не по любви…А я водил пальцами по губам,Ты говорила ложь, ложь?— и есть обман,А я водил пальцами по щекам твоим,Прошлого не жаль, прошлого для нас двоих.(Ramil')—?Ваш кофе, синьор,?— в горле странно першит, и она старается произнести это как можно спокойнее.—?Спасибо,?— отвечает он, проходя мимо и даже скользнув по ней взглядом.Мерседес задерживается ещё буквально на несколько минут и наблюдает, как педантично капитан Видаль готовится к завтраку. Обычное раннее утро. Которое начнет день, тот самый, по словам Видаля, переломный. Для него?— да. Но не для неё. Это утро для неё?— последнее. Последнее утро в его доме. И, может, оттого ей так страшно. Страх пронизывает её всю насквозь, как ледяной мокрый ветер, гуляющий по комнате, где распахнуты все окна, ведь Видаль любит бодрящий, даже холодный воздух и?— на её памяти, во всяком случае,?— никогда не простужается.—?Почему ты ёжишься, Мерседес? —?оказывается, Видаль может видеть спиной. Не открытие, но почему же тогда она растягивает губы в подобие улыбки и качает головой, пытаясь сказать ему также без слов, что она не замерзла. —?Хочешь, я закрою?—?Не нужно, синьор,?— и снова в её горле будто ватный, плотный ком. Ни глотнуть спасительного кислорода, ни выдохнуть. —?Я могу идти?—?Да, можешь. —?Видаль садится за стол и повязывает на шею салфетку. —?Только…Мерседес кажется, что проходит вечность между его словами, но на самом деле?— пара секунд. Секунд, за которые иные, например, пленники капитана, успевают перелистать всю свою жизнь от корки до корки.—?…этот кофе?— подгорел,?— говорит он, и сурово?— совсем не так как ещё недавно, когда она случайно, задумавшись, положила ему в кофе сахар,?— смотрит на неё. —?Что скажешь?Руки предательски подрагивают, когда она забирает у него, даже не попробовавшего напиток, чашку. Мерседес старается не смотреть в карие глаза, что сейчас полосуют её по живому. По всему тому, что можно назвать ?плоть?. Всё потому, что Видаль?— мастер пыток. И не только физических.—?Прошу прощения, синьор,?— почти не разжимая губ, бубнит она. —?Сейчас переделаем.—?Нет-нет-нет. —?Видаль вдруг поднимается с места. И Мерседес пугается настолько, что, должно быть, он замечает этот страх не приближаясь. Не заглядывая ей в глаза. —?Мне слишком дорого время, которое вы, жалкие женщины, тратите на приготовление пищи. Спешка никогда не оправдывает себя, но я слишком тороплюсь, чтобы ждать, когда вы переделаете кофе. Кофе, который ты готовила раз… напомни мне, сколько раз, Мерседес?—?Много раз, синьор,?— чашка в её напряженных до предела руках всё же едет по блюдцу, и несколько черных капель проливаются. —?Но ведь и на старуху бывает проруха?—?Шутишь? —?спрашивает Видаль, наклоняя голову. И этот момент с падающими на его лоб влажными прядями челки оставляет в её груди дыру. Горячую и… истекающую чем-то черным, как этот кофе. Как если бы он выстрелил в чашку с максимально-близкого расстояния. В упор. Чтобы брызги разлетелись вместе с осколками по всей комнате. —?Это хорошо.Мерседес не знает, стоит ли улыбнуться, или?— сохранять серьезность, ведь Видаль вполне может расценить это как оскорбление.—?Твоё чувство юмора я давно оценил,?— продолжает Видаль, на сей раз медленно подходя к ней. —?Не всегда, правда, понимал?— зачем, но… поверь?— оценил. И сейчас тоже. Мерседес, надеюсь, что и ты, рано или поздно, поймешь, что я действую в наших общих интересах.Она смотрит на него?— прямо в его глаза,?— не осознавая, что её рассекретили. Раньше времени. Времени, когда она должна была сбежать и забыть всё это как страшный сон.—?С-синьор?—?Я дал тебе крышу над головой и питание. Защиту. Я даже дал тебе зарплату, но ты, видимо, считаешь, что этого мало? —?Видаль начинает злиться. Она чувствует это каждым волоском на теле. Или это все от действительно холодного ветра, приносящего с собой запах гари из леса. —?И что же я должен сделать, Мерседес, скажи мне, чтобы твоё мнение о том, что я делаю и как, поменялось?—?Ничего, синьор,?— она задерживает дыхание, не в силах больше смотреть на него, отворачивается.—?Кажется, мне придется преподать тебе урок, Мерседес,?— в голосе Видаля слышны интонации садистского удовольствия. И она знает, что так он разговаривает только тогда, когда собирается кого-то убить. —?Ты можешь идти. На кухню.Мерседес медленно выдыхает, надеясь, что это всё её ?наказание?. Но Видаль не был бы собой, если бы позволил ей расслабиться.—?И ожидай там меня. Как только я закончу дела, то приду. И научу тебя, наконец, варить этот чертов кофе.—?Да. —?Мерседес разворачивается, и на негнущихся ногах идёт из комнаты. —?Конечно, синьор.И затем, когда скрывается из вида капитана, залпом выпивает горький кофе, в который уже раз оседающий внутри, пенящимся от странного чувства ненависти к себе и жалости к Видалю, осадком.