although I was burning, you're the only light (1/2)

Мелегант ненавидит Артура Пендрагона.

Одна мысль о нем наполняет сердце бессильной злобой, терзает его мучительным и жалким томлением. В нем ширится и разрастается пустота, зияющее нечто, что пожирает страдания и боль, что жаждет их все больше, истощая последние силы.

Когда-то все было иначе.

Когда-то Мелегант чувствовал лишь любопытство, лишь странную очарованность юным оруженосцем с ласковыми карими глазами и улыбкой столь лучистой, казалось, она освещала весь мир.

Он был так необъяснимо притягателен, этот глупый мальчишка, что путался под ногами и донимал бессмысленными вопросами, но отчего-то ни разу не вызывал желания прогнать. Возмутительно дерзкий, лишенный равно манер и здравого смысла, он не выказывал Мелеганту ни доли должного почтения — ни доли страха, и недоверия, и ставшего слишком привычным презрения.

Мелегант говорил себе, что все это не более чем мимолетное увлечение. Искра интереса, яркая, но обреченная угаснуть, как разойдутся их пути, как он удовлетворит желание плотское и от того понятное.

Он думал о том, как по окончании турнира пригласит мальчишку в свой шатер, возьмет его прямо на походной постели, желанного, чувственного и покорного — его, пусть только на ночь.

По окончании турнира ему досталась лишь горечь поражения.

Мальчишка, которого он жаждал, тайный бастард Утера Пендрагона, своими руками уничтожил всю его жизнь. За ним, желторотым птенцом, невежественным и наивным, признали право на корону и право решать судьбу Британских островов.

Но даже тогда Мелегант не научился ненавидеть.

Не Артура.

Пусть разум его застилал гнев от несправедливости судьбы, а сердце переполняло презрение к предательской людской натуре, когда он смотрел на Артура, растерянного и уязвимого перед обещанием власти, то думал лишь о том, что, может быть, душа его действительно чиста и непорочна — что, может быть, это ее свет манит к себе так сильно и неотвратимо.

Как мотылька, что слишком долго жил во тьме.

Как мотылек, он сам обрек себя на смерть.

Мелегант ненавидит Артура Пендрагона.

До дрожи, до одержимости — Артур и есть его одержимость, слепящая и пожирающая изнутри. Единственное, чего он жаждал сильнее трона. Единственное, чего ровно также не в силах был заполучить.

Когда Мелегант закрывает глаза, он видит четко и болезненно ярко день битвы при Камелиарде — день, что положил конец всему.

Впервые он встретил Артура на поле боя, впервые скрестил с ним клинки после лет слепого, навязанного соперничества.

Все эти годы Мелегант стремился заглушить необъяснимое томление предательского сердца, строил планы и ловушки, собирал войска и завоевывал все новые земли. Не для славы Горре, не для своей, лишь только чтобы выманить из-под защиты неприступных стен Камелота заклятого, возлюбленного врага.

Все эти годы Артур учился быть королем — учился править и владеть клинком, вести людей не правом рождения, но иною властью. Он повзрослел. Он стал мужчиной, где раньше был мальчишка, и свет его сиял лишь ярче — так ярко, что казалось невозможным бороться с его притяжением.

Мелегант пытался.

Ведомый яростью и отчаянием, позабыв об осторожности и не слушая голоса рассудка, он отдал все силы на борьбу — на то, чтобы доказать Камелиарду и рыцарям Артура, что их король жалок, ничтожен и слаб. Что он не создан для власти. Что он не добр, не справедлив, и душа его не чиста…

Вот только Мелегант не верил в это сам.

Он проиграл. На поле боя и в войне с самим собой. Он заплатил сполна за высокомерие и поспешность, но если бы поступил иначе — смирил свой гнев, задумался на миг, что делает, то разве смог бы нанести решающий удар?

Смог бы убить врага и холодно смотреть, как гаснет свет в его глазах?

Артур не смог.

Глупый, наивный ребенок, он даровал Мелеганту жизнь — вручил в его руки свою, как будто ни на миг не сомневался в его чести. Как будто не мог и помыслить, что вместо желанного титула может встретить смерть.

Ни честь, ни милосердие не остановило бы руку Мелеганта.

Он бы обрушил меч на столь доверчиво подставленную шею в надежде получить заветный трон… Если бы не был так слаб в своем бессмысленном, постыдном чувстве.Артур преклонил перед ним колено.Он смотрел на Мелеганта снизу вверх, и во взгляде его по-прежнему не было ни страха, ни недоверия, ни холодного презрения. В нем не было ни искр смеха, ни тепла, и все же…

Мелегант отдал бы все, чтобы Артур продолжал смотреть на него — только на него, и не важно, какие чувства отражались бы в его глазах. Он принял бы всю ненависть, что заслужил, за право стать для Артура всем миром.

За право, что вручил другой.

Если бы он не был так одержим идеей заполучить престол, если бы не выбрал Камелиард для осады, если бы удар его меча не нашел своей цели — быть может, Артур и не встретил бы Гвиневру. Прекрасную, ласковую, нежную— воплощение всего, чем Мелегант никогда не был, не мог и не хотел быть, когда верил, что света Артура довольно для двоих.

Возможно, он был прав.

Возможно… Только Артур отдал ей весь свет.

Он, единственный, способный любить Мелеганта, предпочел ему безмозглую девчонку — лживую, неблагодарную шлюху, что не смогла сдержать брачных клятв.

За это Мелегант возненавидел Артура.За разочарование и одиночество, за горечь и боль, и все, что терзало его годами.

За собственную неспособность отпустить.

Если бы он мог, то сдался бы еще давно — не стал бы помогать Моргане, не стал бы похищать Гвиневру в расчете, что Артур поспешит ее спасти — что сразится с ним, одержит над ним верх и не накажет пощадой.

Еще хоть раз — последний раз — будет смотреть только на него.

Руки Мелеганта трясутся.