Братченко и райпродкомиссар (1/1)

Окончательно неловкость разошлась, когда Агеев засобирался обратно. После выкуренной за беседой папироски товарищ райпродкомиссар решительно обратил внимание на внешнее состояние колонии, стараясь, однако, не смущать меня излишними допросами: зыркал коротко на цеха и поле, пока мы шли к конюшне. Относительной новизны тачанка в обрамлении всех оттенков апрельского уныния и наших нехитрых строений выглядела удручающе колоритно. Выгодно выделялось зато вычищенное светлое стойло. Братченко был оживлён и весел, глаза блестели из-под курчавой чёлки. Накормленные и обласканные вороные спокойно жали морды к его ладоням. – Ох и красавцы, – просиял Антон. Ему ведь только волю дай. Взгляд его на секунду рванулся к кнуту за поясом комиссара. Агеев дёрнул плечом и переместился к лошадям, довольно похлопав по лощёным мордам и шеям. Братченко ревниво проследил его движения и занялся своими делами.Агеева я провожать не стал, крепко пожал его руку и вернулся в кабинет, удивлённо улыбаясь. Не знаю уж, что там дальше происходило, но, покуривая после обеда у крыльца, я увидел возвращавшегося в колонию радостного Антона. На мой окрик он залихватски взмахнул рукой и скрылся в направлении конюшни.***– Тяжко вам здесь?.. – вслух заметил Агеев, рассматривая худощавого Рыжего, меланхолично перемалывающего остатки продналогового фуража. Конь, – он отметил, – молодой и красивый, и совсем не предназначен для сельхоз порывов, которыми явно тяготится – как и его смотрящий. Тот в свою очередь, не преминув воспользоваться ситуацией, в красках описал скудный быт своих подчинённых, опуская подробности конфликтов с администрацией колонии. При этом по стойлу он перемещался так резво, что комиссар совсем устал за ним наблюдать, и момент, когда Антон вдруг оказался рядом, стал неожиданным и странно волнующим. Агеев сглотнул, ещё раз погладил Рыжего и вернулся к тачанке, отвлекаясь на самокрутку. – Айда прокатимся, товарищ Братченко, – предложил он, щуря на колониста сквозь ароматный дым. – Конякам моим ты по душе пришёлся, да и..Дважды просить не надо. Антон одним усилием воли удержал себя на месте. Лицо его вспыхнуло возбуждённым румянцем – сердце молодого комиссара зачастило с восторженного синего взгляда. Пахнуло июльской степью и васильками. Он отшатнулся, скрывая бледность и страх, бросившийся в виски. Поправил ворот, в одну тягу докуривая папиросу.Не успев толком ничего понять, райпродкомиссар обнаружил себя в запряжённой по всем правилам тачанке, выезжающей на дорогу из колонии. Кнут правильно лежал в цепкой, но расслабленной хватке Братченко. Уважительно усмехнулся, дёрнув подбородком и сдвигая фуражку на затылок.– ..и какой же русский не любит быстрой езды? – закончил он, вспомнив. Антон легко и довольно ему улыбнулся. Губы его не переставали немо хвалить вороных, иногда со свистом хватая влажный воздух. Рассматривая его профиль и осанку, Агеев отметил бедность и аккуратность одёжки. Ветер, ударивший в открытое лицо, охладил его взгляд и мысли.Неслись с грохотом и воем в ушах: воздух рассекали аккуратные щелчки кнута, птичий крик и мальчишеский звонкий голос. И гул в ушах от заходящихся в рёбрах сердец, сбивающих дыхание, и свежесть близкой весны и юношества, оставленного солдатом, красноармейцем под Харьковом, и простое счастье свободы и полёта слилось, завихрилось в их общем смехе. Седина на затылке не пряталась под фуражкой, вставая дыбом, а глаза посветлели не солнечным светом – внутренним.Оставалась позади мазня строгого леса у обочин, холодные сутулые столбы и сплошное покрывало грунтовки.Остановка далась тяжело, скрипуче. Словно значительную часть души внезапно оторвали бесцеремонно и грубо, позволив ей мчаться вперёд и вверх, а тело, неподъёмное, оставили влачить своё существование. Но это пришло после, затянуло к земле все внутренности под копыта парующих лошадей.В порыве же горячечного восхищения и радости молодой комиссар, спрыгнув с козел, стянул Антона за собой, удало подхватив за талию. Расхохотался, подбоченившись, притопнул трижды и страстно расцеловал в ледяные нежные щёки. Дрожь прошла от пальцев на горячем вихрастом затылке: Антон пленил взглядом и улыбкой, всё его тугое напряжённое в ликовании тело подалось вперёд. И товарищ Агеев со стыдом и грудным упоением будет долго вспоминать свой буйный порыв. Они врезались губами, языками, глотая данное им на мгновение ветреное дыхание. Дрожали ресницы и сердца. Столкнувшись грудинами и животами, приникнув так близко и живо друг к другу, они слились духом и пульсом. И также резко разбились на самих себя, оставив только тёплый след под ключицами и в уголках рта.Антон опустил глаза и засобирался, поглядывая в сторону колонии. Райпродкомиссара передёрнуло и шарахнуло осознанием содеянного, в горле затянулся узел. Ещё раз окинув Братченко взглядом, он начал быстро и уверенно стягивать куртку, соскальзывая одеревеневшими пальцами с пуговиц.Недоумённое сомнение в лице колониста привело его в чувство и веселье.– Держи, – сунул он ему в руки рубаху, сразу же запахивая куртку и вскакивая на облучок. – Бывай.Позволив ещё раз коротко огладить вороных, он стремительно скрылся за поворотом на Полтаву, не обернувшись на Братченко, прячущего под клифтом ещё тёплую холщовую рубаху.