4 (1/1)

The morning that I was born againI was made into a beastAm I free now, am I at peace?В ноябре пошел снег. Его метало по всему городу, он бил в лицо, вихрем летел с крыш, островками таял вокруг теплотрасс и канализационных люков. Робби плотнее запахивал на себе пальто, но холод все равно пробирал до костей, а ветер ледяной лапой ерошил волосы.Он не помнил такой холодной осени, оставалось только догадываться, что еще готовила зима.—?Здравствуй, Робби,?— доктор Ван де Берг приподнялся в своем кресле и тут же сел обратно. Его смуглое, в веснушках лицо, как обычно, светилось добродушием. Робби угрюмо посмотрел на него и подумал, бывает ли этот тип когда-нибудь в плохом расположении духа,?— Я рад, что ты все-таки решил вернуться.Робби на это ничего не ответил, только почувствовал укол вины. Его не было в этом кабинете почти три недели. От себя не убежишь, в какой-то момент своего бесконечного квартирного одиночества он вдруг почувствовал, что больше не в силах кусать себя за хвост, лежа в постели сутками напролет.В кабинете ничего не изменилось, доктор Ван де Берг… Маркус…тоже не изменился. Робби повесил пальто и невзначай глянул на себя в зеркало, висевшее у вешалки. И хоть он отвернулся достаточно быстро, мозг все же оказался быстрее в своих реакциях. Какое жалкое зрелище… Дома он подолгу разглядывал себя в зеркале, трогал свое лицо, шевелил губами?— все для того, чтобы удостовериться?— это и вправду тот самый Робби Айзерман. Легче на пару килограмм, с неряшливым хвостиком и синяками, но все тот же.—?Хочешь кофе или чай?Робби замер у вешалки, не зная, какую реакцию ему выдать.—?У вас странные методы. Хотите разговорить меня за чашечкой чая?—?Иногда это помогает,?— улыбнулся доктор.Робби переступил с ноги на ногу, чувствуя отвратительную сырость в ботинках. Он до смерти замерз, но от чая, как и от кофе отказался. Доктор не стал настаивать.—?Чем ты занимался все эти дни?Робби зажмурился, как будто и вправду пытаясь вспомнить.***—?Все они погибли?Он прошептал этот вопрос сухими губами, но Яна все равно поняла. Позже он узнал, что все это произошло мгновенно, что никто не мучился. Кто-то даже называл это чудом. Он глядел на себя, оплетенного трубками и катетерами, лежащего в палате, где постоянно что-то свистело и шипело, куда поминутно заглядывали медсестры с сочувственными взглядами и суровые доктора. Чудо? Никто не мучился? А как же он? А он должен быть благодарен, что спасся. И это тоже чудо. Вчера в реанимации умер парень, в которого они врезались.Робби узнал это из разговора медсестер, пока делал вид, что спит. Как странно, а он ведь даже и не знал, что они в кого-то врезались. Он вообще ничего не знал о той аварии, кажется. Яна ничего такого не говорила. Когда она снова пришла, Робби пристал к ней с расспросами. Она разозлилась, пошла выяснять отношения с персоналом. Никто ему так ничего и не объяснил, а он не стал расспрашивать. Кто-то умер. Уже умер, ведь правда? Так какой во всем этом смысл? Только с того дня, как Робби узнал об этом, он подумал, что никогда в жизни не сможет простить Йенса. И себя тоже. За беспечность. Он их с Йенсом почти возненавидел.—?Ты так и не узнал, кем был тот человек? —?спросил доктор Ван де Берг.—?Об этом много писали, но я даже интернетом не пользуюсь. Да и…что бы это изменило?—?Обычно, люди хотят такое знать.—?Люди дураки,?— запальчиво произнес Робби. Доктор мягко улыбнулся, и Робби подумал, что на него приятно смотреть, что его улыбка вызывает какое-то тепло и не кажется натянутой, не кажется ?профессиональной?. Впервые ему вдруг захотелось проникнуть дальше этой улыбки, узнать, что за человек за ней прячется. Но он быстро подавил в себе это чувство. Все это не нужно, в конце концов они все равно останутся пациентом и врачом.Снег за окном все валил. Робби подумал о том, как долго и тяжело будет добираться до своей квартирки, скользя по снегу и щуря глаза, подумал о том, что за такую дорогу дома расплатится бессонной ночью и нудной тупой болью, которая будет сводить его с ума всю ночь. Подумал о бесполезных обезболивающих, и о подоконнике, из-под которого поддувало с самого начала ноября, и что он предпочитал плотнее заворачиваться в одеяло, а не исправлять ситуацию. Подумал о том, как долго все это уже длится?— такая жизнь и о том, сколько еще будет длиться.Что он тут вообще делает? Неужели думает, что разговоры с этим парнем что-то изменят? Хотелось немедленно уйти, не объясняя в чем дело, прямо в свою стылую квартиру, снова лежать, пялясь в пустоту.Доктор как будто прочел его мысли, потому что смотрел уже без улыбки, а серьезно и как-то даже… Робби уловил что-то странное в его взгляде. Сомнение? На лице доктора Баккера никогда не читалось сомнения. Доктор Баккер был глыбой, всецело уверенной в своей правоте, и никогда не пытался проникнуть немного глубже, никогда не давил, постоянно плавая на поверхности тех эмоций и чувств, которыми Робби с ним редко делился. Доктор Ван де Берг был не такой.—?Сегодня я вынужден сказать тебе кое-что, Робби. Ты больше не можешь пропускать наши сеансы, иначе мне придется отказаться от работы с тобой.Робби замер в своем кресле, не зная, что сказать. С одной стороны, это удобный случай, сказать доктору, что Робби все это не нужно, и что раз уж таковы условия, то он запросто уйдет. Да, дома в последнее время было невыносимо, но он по-прежнему не чувствовал в себе сил заниматься всеми этими самокопаниями, рассказывать кому-то о себе и о том, что пережил, ворошить все это дерьмо, которое хотелось похоронить. Разве его собственное желание не главное в этой борьбе?Он уныло посмотрел себе под ноги. Что если это желание у него никогда не возникнет? Неужели такая жизнь его теперь ждет? Слова не помогают. И между тем, подумав об этом, он не ощутил себя несчастным. Несчастнее прежнего по крайней мере. Ведь ему должно быть страшно. Почему тогда нет НИЧЕГО?Он, наконец, взглянул на доктора Ван де Берга. Тот что-то отрывисто записывал, но почти сразу поднял голову. Как будто услышал и почувствовал каждую из мыслей Робби.—?Я меняю тебе таблетки.И прежде, чем Робби успел поинтересоваться причиной, доктор задал новый вопрос.—?Как твоя нога?Робби взглянул на нее с опаской, так, будто бы она была ребенком, которого с трудом уложили спать. Сегодня ему показалось бессмысленным врать о том, что с ногой все в порядке. С ней ничего не было в порядке. Только вот Робби уже не верил, что кто-то может с этим помочь. Так что пусть доктор знает, от этого все равно не будет никакого толку.—?Паршиво.Робби уставился на его веснушки, рассыпанные у носа, которые при всей внешней мужественности придавали лицу доктора Ван де Берга какую-то детскую трогательность.—?Я думаю, что в твоём случае мы имеем дело с фантомной болью.Помимо воли лицо Робби расплылось в злорадной усмешке.—?Что это значит? Что я все выдумал или как?—?Нет, это значит, что твоё тело скучает по тому, что у него отняли,?— доктор, улыбнувшись, отодвинул от себя блокнот.—?Очень романтично,?— Робби подвинулся к самому краю дивана и не стал дальше развивать свою мысль о том, как ужасно это ?романтичное? чувствуется на самом деле.—?Считается, что фантомная боль возникает только на месте отсутствующих конечностей, даже зуба, но…—?Но мои конечности на месте,?— перебил его Робби.Доктор как будто замешкался вначале, но потом снова улыбнулся.—?Внешне это, конечно, так.И пока доктор не успел дальше развить свою мысль, Робби подумал о своем теле, о том, что у него отняли, о проклятой ноге, которая действительно выглядела как здоровая, но ведь и вправду…она не была ?цельной?. Может ли быть такое… нога после аварии была убита в хлам, и кое-что просто не удалось восстановить. Кое-что чужеродное, то, что его телу никогда не принадлежало теперь было впаяно в его коленную чашечку. Но ведь это такая мелочь, как это вообще возможно? Ни одна живая душа не сказала ему, что будут последствия, то есть, что этот крошечный протез не приживется. Все уверяли его в том, что там все в полном порядке. Да так оно и было. Все было в порядке, его тело ничего не отторгало. Нога просто болела.—?У меня есть хороший знакомый, врач. Я хочу, чтобы ты сходил к нему, это важно,?— доктор протянул ему визитку с адресом, и Робби внутренне сжался. Это было на другом конце города. Ему пришлось бы тащиться туда целую вечность.—?Я был у многих врачей, и все они сказали, что с ногой все в порядке. Некоторые даже, что я выдумываю,?— он усмехнулся, глядя на доктора.—?Теперь все по-другому, Робби. И я верю тебе. Но у нас ничего не получится, если ты не попробуешь, наконец, поверить и мне тоже. Давай, ты хотя бы немного постараешься?Когда Робби вышел из здания, темно-синие сумерки уже спустились на город. Снег, похожий на клочки изорванной бумаги, все еще валил, и Робби какое-то время простоял, не двигаясь. Всю дорогу перед ним устилало белоснежное покрывало и страшно было ступить на его сверкающее серебром тело. Как будто эта чистота скрывает под собой что-то ужасное и непременно в это ужасное провалишься, только сделай шаг.Он поежился от холодной свежести и взглянул на фонарь, в свете которого мягко вихрился снег. Чем дольше Робби стоял на месте, тем страшнее и непреодолимее ему казался путь, который нужно было пройти до дома. В ботинках все еще было сыро, он мягко коснулся больной ноги, как будто пытался этим нехитрым движением утешить ее. Потерпи, пожалуйста, до дома, дай мне только дойти, а потом, когда останемся наедине, делай, что тебе вздумается. Сунув руку в карман, Робби сжал визитку, которую дал ему доктор Ван де Берг.Неужели есть кто-то, кто сможет помочь? В это не верилось. Как не верилось и в то, что жизнь когда-нибудь станет нормальной. И проклятая нога в этот момент полыхнула искрометной болью. Как будто резко и безоговорочно ответила на все его сомнения. У Робби перехватило дыхание и взмокли подмышки. Он прислонился к стене, стал шарить позади себя в надежде найти опору, и надолго закрыл глаза, пытаясь прийти в себя. Такое с ним случалось часто, но привыкнуть все равно было невозможно. Нужно просто потерпеть, пока боль притупится, доковылять до дома. Но ведь и там не было спасения. По крайней мере, можно корчиться себе без чьего-то пристального внимания, без снисходительных ?С вами все в порядке??.А впереди, впереди еще одно препятствие, которое ему приходилось преодолевать по дороге домой от доктора. Ничтожное для других и почти Великий шелковый путь для него. Особенно сейчас, сегодня, когда в его теле, казалось, болела каждая мышца, и когда он был напуган этим новым заявлением доктора Ван де Берга. Нельзя пропускать, иначе ничего не получится, вот тебе другой доктор и нужно сходить к нему, может быть тебе помогут, а может быть нет, и вот тебе другие лекарства. И тут тоже одно только ?возможно?. Призрачная надежда.Он глянул перед собой, туда, где проносились лихорадочно машины, и мигало красное око светофора, на пешеходную дорожку, которую обычные люди пересекают за пятнадцать секунд. Ему тоже нужно было, и чего так бояться, ведь вот он, светофор. Горит красным для него, и любой глупец знает, что надо подождать, а потом когда глаз загорится зеленым, уже можно двинуться и ничего не случится. Потому что вместе с ним двинутся такие же люди, как он. Двинутся быстрее и без тени какого бы то ни было страха. Ведь это рутина.Что такое может случиться? Может, какой-нибудь невнимательный водитель, затормозит немного ближе, может даже обругают. Полосы символизируют безопасность. А потом уже прямо до самого дома, просто идти, никуда не сворачивая и не переходя никаких дорог, только следить за тем, чтобы люди не касались его, чтобы быть от них в отдалении, не шарахаться совсем уж явно, чтобы не подумали, что с ним что-то не так, чтобы можно было дышать, потому что когда их много вокруг, когда они идут слишком близко, дышать невозможно, они как будто отбирают положенный ему кислород.Фантомные боли, подумал он. Какие же они фантомные, какие же выдуманные.Он задержал дыхание, как будто пытался затаиться от боли, которая сновала тут повсюду, выискивая его в каждом кусте. Фантом?— это призрак, видение. Неужели что-то способно от этого помочь? Как можно избавиться от того, что названо ?фантомом?? Глупость какая.Рядом хлопнула дверь. Кто-то вышел и, обернувшись, безразлично взглянул на Робби. Нужно было идти домой, не вечно же здесь стоять.Но он не трогался с места, все стоял, глядя на то, как впереди людской поток пересекает дорогу, как меняются на светофоре цвета. Красный, желтый, зеленый, красный, желтый, зеленый, желтый, зеленый. Вот и ему пора, пора уже идти. Ничего не случится. В конце концов, это даже не первый раз, когда он тут проходит, так почему именно сегодня этот страх так душит его и какое-то глупое предчувствие. Как будто стоит только ступить на эту дорогу и все снова пронесется в его голове, как будто именно сегодня с живостью вспомнится та ночь и лицо Йенса, которое он увидел за миг перед катастрофой, даже лица ребят, на которые взглянул в зеркало заднего вида. Как он успел все это тогда?Сейчас все это казалось выдумкой. Как будто все эти мелкие детали перед самой аварией, которые Робби удалось запечатлеть в своей памяти, были плодом его фантазии. Как было на самом деле? Они выпили, все выпили. Немного. И были слишком беззаботными и глупыми, чтобы подумать, что это на что-то повлияет. Ведь они были не более веселы прежде, чем вошли в тот бар, не более веселы, когда вышли оттуда. Ведь практически весь тот день они провели вместе, и подшучивали над друг другом. Ничего не изменилось в их поведении. Тогда почему день закончился ТАК?Он вспомнил, как резко вильнула машина перед тем, как все произошло, и как сам он совсем не боролся со сном, как задремал на время, и музыку по радио, которая убаюкивала. Дождь, полутьму в салоне машины, дворники, которые бешено метались по лобовому стеклу.На той стороне приветливо мигала вывеска булочной, рядом еще магазинчик со всякой восточной рухлядью шахматные столики с потертыми квадратами для фигур, кальяны, резные вазы и блюда, бюсты вельмож в тюрбанах. В этом магазине работает парень из Алжира. Как же его звали? Камиль, вроде бы. Это было написано на его бейдже. У него белоснежные зубы, которые всегда выставлены в радушной улыбке. Робби пару раз заходил туда, что-то даже покупал, что-то, что ему совсем не было нужно, ему нравилось, как это парень произносит ?спасибо?, как-то слишком преувеличенно растягивая букву ?и?, так что даже казалось, будто от этого ?спасибо? веет неискренностью. Но Робби почему-то знал, что Камиль вполне искренний.Боже, к чему только он все это вспоминает, и мешает воспоминания в одну кучу с той ночью и Йенсом? Как же им хорошо всем теперь, не чувствовать уже ничего, ни страха, ни этой боли. Он как будто один остался за всех отдуваться. Что это…как мерзко…сравнивать себя с ними…жалеть себя… Ведь он жалеет себя. Неужели то, что произошло с ними лучше того, что произошло с ним?Что-то в нем вдруг взбунтовалось. Почему он не может пожалеть себя? Действительно. То, что с ними произошло чудовищно, ужасно и неотвратимо, им уже не поможешь. А он, как же он сам? Ведь ему можно помочь. Ведь Яна бьется с ним все эти месяцы. Но Яна?— это прежняя жизнь. Ему не хотелось ей говорить, да он и не сказал бы никогда, но каждый ее визит, каждый разговор с ней, как будто снова заставляет его все переживать заново. Хоть они уже долгое время избегают опасных тем, хоть и говорят даже о всяких пустяках. И он вздыхает с облегчением, когда она уходит, когда после телефонного разговора наступает, наконец, тишина. Это ужасно чувствовать такое, это ведь неблагодарность. За все, что она для него сделала. Если бы она только узнала… Она и не узнает. Есть еще доктор. Доктор тоже хочет помочь, и Робби, вроде бы, даже хотелось эту помощь принять.Он вдруг спохватился, обнаружив себя на прежнем месте. Сколько он тут уже стоит? Снегопад как будто усилился, и белое его полотно уже было стоптано, и смешано с грязью десятками спешащих ног. Светофор загорелся желтым. Нужно было идти. Домой, там спокойно, тихо, а Робби так устал, измучился этой болью. Он снова сунул руку в карман, нащупал там визитку, погладил пальцем ее холодную глянцевую поверхность, а потом пошел вперед. Хромая, доковылял до перехода. Светофор загорелся зеленым, толпа ринулась вперед, а он растерялся, замялся на месте, пропустил вперед себя толпу, и уже когда они все прошли, пошел и сам, волоча ногу за собой так, как если бы она была всего лишь деревянной культей, а не живой тканью и мышцами.Он всего на пару секунд не успел, и пройдя половину пути, заметил вдруг, что зеленый резко переключился на красный. Сердце застучало сильнее, его бросило в пот уже не от боли, а от страха, который сковал по рукам и ногам. Машины сигналили, а он и шагу не мог ступить, его желудок судорожно сжимался, к горлу подступала тошнота. Почему? Почему сейчас? Он был на этой дороге много раз, переходил ее. Ведь вот, даже сегодня, когда шел к доктору. Нужно собраться, досчитать до десяти, дышать. Нужно дышать, да. Отвлечься на какие-то посторонние предметы, так его учили. Хотя бы на вот эту самую боль, которая скручивала, сдавливала, дробила и выворачивала ему конечность. Никто не кричал на него, только нетерпеливо глядели из-за лобовых стекол, сигналили.Люди на другой стороне только минуту поглядели на него удивленно и раздраженно, а потом разошлись. Катастрофы не произошло, светофор снова мигнул, но Робби уже был в безопасности. Он чувствовал, как пот валит с него градом, оттянул ворот кофты, чтобы допустить к телу хотя бы немного холодного воздуха. Почувствовал себя бесконечно слабым, и негде было даже присесть, чтобы перевести дыхание. Он захромал вперед, все еще потрясаемый страхом, какой-то лихорадкой и усталостью. Мысль о доме уже не казалась притягательной. Что его там ждет, кроме разобранной грязной постели, кроме холода и одиночества? Мнимый покой. Покой?— это смерть, а он живой. Но не чувствует себя таким уже долгое время. Все это похоже на какой-то глупый и затянувшийся сон. Как будто отлежал себе руку и целую бесконечность видит сон про то, как не может пошевелить этой самой рукой. Нудный, длинный сон, как трансформация его боли в ноге, которая всегда жжет в начале, а потом превращается в ноющую, нудную и раздражающую. Что ждет его дома? Горсть таблеток? Таблеток, которые даже не помогают.Он вдруг остановился, испытав полнейшую растерянность. Как будто только что узнал, что дом, в который он так спешил, выгорел дотла. Снег тяжело валил с неба крупными хлопьями, ложился на его пальто и колол лицо. Кто-то быстро прошел рядом, случайно задев Робби плечом, коротко извинился и побежал дальше. Сердце в груди толкнулось от испуга. Нужно поспешить, подумал Робби. Но его тут же обдало волной ужаса при одной мысли о доме, как будто если войти туда, то выйти уже никогда не получится.Ну и что ж, разве не этого ему хотелось все эти месяцы? Лежать в своей конуре, и чтобы никто не беспокоил, чтобы никто не пытался помочь. Ничего не изменилось. Ему как будто хотелось того же самого, но только не в этой квартире. На самом деле, все чего ему сейчас хотелось так это посидеть где-нибудь пару минут, он был уверен, что все пройдет. Только бы посидеть, и про дом это все тоже временно. Он просто напуган, сбит с толку, просто почему-то именно сегодня вспомнил то, что слишком отчаянно пытался не вспоминать, вот и все. Когда-нибудь ведь это все должно закончиться. Он уже очень долго ждет, всякому ожиданию приходит конец. Но нужно посидеть, нужно передохнуть, а потом снова двинуться в путь, иначе никак. Он повторил это про себя множество раз и подумал, что, может быть, дома не так ужасно, как он это себе сейчас нафантазировал, может быть сегодня у него достанет сил что-то там изменить. И это будет первым шагом. Навести порядок вокруг себя, порядок, который поможет упорядочить даже собственные мысли.Снег все еще бестолково парил в воздухе и мимо сигналя проезжали машины. Робби шумно выдохнул, чувствуя, что продрог до костей. Показалось, что кое-как удалось привести мысли в порядок, что даже страх отступил.Улица внезапно показалась ему опустевшей, даже несмотря на машины. Он все еще чувствовал боль и слабость, все еще хотел где-нибудь передохнуть и вдруг нашел неожиданное решение.Церковь как будто выросла из ниоткуда, хотя это, конечно, было глупостью. Робби проходил тут кучу раз и прекрасно знал, что она здесь есть. Ведь он даже заходил туда пару раз. Не потому что был особенно религиозным, конечно. А потому что церкви ему всегда нравились. В этой не было ничего примечательного, но спокойно, и можно отсидеться.Ему с трудом удалось открыть тяжелую дверь, и когда он, наконец, протиснулся внутрь, на него тут же пахнуло теплом и запахом воска, смешанным с ладаном. Кто-то, кто, должно быть, вошел перед ним и теперь стоял, отряхивая снег с обуви, бросил на него мимолетный взгляд. Робби остановился возле доски с объявлениями, рассказывающими прихожанам о приеме в приходской хор и расписания богослужений. Нужно было пройти через еще одну дверь, но тут Робби вдруг замялся, глядя через стекло внутрь. Людей было мало, но он безошибочно распознал персиковый затылок и уже хотел повернуть назад, когда дверь перед ним услужливо распахнул тот самый человек, что счищал снег с ботинок.—?Проходите.И Робби прошел, тут же оказавшись лицом к лицу с гигантской статуей Иисуса, который понуро глядел себе под ноги. Дверь позади шумно закрылась, Робби показалось, что все сейчас обернутся на этот звук, но никому до этого не было дела. Он немного постоял на месте, а потом прошел вперед и уселся на скамейку, с непомерным облегчением вытянув больную ногу.Надо же было такому случиться. Он украдкой глянул вперед. Странно, но эта неожиданная встреча не особенно его взволновала. Он почему-то был уверен, что останется незамеченным. Он был уверен, что Сандер не из тех людей, что ходят в церкви.Сандер…как странно было вот так жонглировать его именем у себя в голове, как будто их связывало что-то, кроме мимолетных встреч и секса. Они даже не разговаривали никогда, по-настоящему не разговаривали, и Робби понятия не имел, какой Сандер человек, что ему нравится, а что он ненавидит.Что если он все-таки заметит Робби? Ему почему-то стало противно от страха, который вдруг сотряс тело. Он опустил взгляд, пытаясь вернуться в свою реальность, где никакого Сандера не было, где были другие проблемы и страхи, но недолго продержался, и снова глянул перед собой. Кто-то поднялся со скамейки, перекрестился и пошел к выходу. Робби снова смотрел на персиковый затылок.Что если он заметит Робби и просто пройдет мимо? Это было бы самым правильным. Им незачем говорить. Робби вспомнил, как увидел его пару месяцев назад в том баре, и что, наверное, тогда это был настоящий Сандер. Потому что он был веселым и добрым, и тактичным. Потом Робби все испортил. А что если бы этого не произошло? Если бы Робби не обзавелся этой привычкой отталкивать от себя людей? Что если в том баре Сандер встретил бы того Робби, который жил на этой планете еще до аварии? Как бы все сейчас сложилось?Тот Робби совершенно точно бы влюбился, потому что он вообще часто влюблялся и верил всем безоговорочно и был слишком наивным, и часто из-за этого страдал. Тому Робби нравились веселые и взбалмошные люди, и ему нравилось следовать за их энергией. Тот Робби любил слушать, он был сочувствующим и смелым. Он был хорошим, тот Робби. Но тот Робби умер вместе с другими, каждый из них что-то у него забрал на память, забрал что-то хорошее, потому что никому не нужны плохие вещи.Он почувствовал, что боль, которая начала было притупляться, снова разыгралась. И это было даже хорошо, потому что позволило ему выбраться из мыслей, погружения в которые Робби не хотелось. В любом случае, того Робби уже нет, и какой смысл думать о нем. Бросить на него горсть земли и цветов, вот, что нужно было сделать. И забыть уже раз и навсегда.Он зачем-то подвинулся на своей скамейке, чтобы можно было видеть профиль Сандера и заметил вдруг, что тот шевелит губами. О чем может просить такой как он? Робби понятия не имел. Но теперь уже не мог оторвать от него взгляда. И как водится в таких случаях, человек всегда чувствует, когда кто-то долго на него смотрит, поэтому Робби даже не удивился, когда Сандер обернулся. Встретить его здесь, в такое время, как же это странно, и как же напоминает развязку в каком-нибудь фильме. Сандер замер вполоборота. Казалось, что его это стечение обстоятельств удивило не меньше. Подойдет ли?Какое-то время Робби казалось, что нет, и он все пытался унять бешено колотящееся сердце. Что говорить, если все-таки подойдет?У этого дня не было конца и края.Через минуту-две Сандер все же поднялся со своего места, а спустя еще минуту уже сидел рядом с Робби. Робби так разнервничался, что казалось сейчас завалится на эту скамейку или на пол. Он устал сегодня бояться и нервничать, устал от боли и бесконечных размышлений. И его поразила перемена в лице Сандера. Он похудел и выглядел изможденным, так что в Робби шевельнулась жалость к нему, хоть он и не знал причины такой перемены. Совершенно не ожидая этого от себя, Робби первым заговорил.—?О чем ты молился?Сандер взглянул на него с удивлением, как будто не понимая, кто Робби такой и почему вообще спрашивает у него подобные вещи. Он ответил почти раздраженно:—?О смысле.—?Это странно.Робби посмотрел на его покрасневшие костяшки пальцев. А потом на лицо. И ему в этом момент показалось, что видит его впервые. Если вдуматься, почти так оно и было. Сандер заметил его изучающий взгляд и улыбнулся. Робби смутился.—?Почему странно? О чем бы ТЫ помолился?—?Я? Я не стал бы,?— глухо ответил Робби, взглянув себе под ноги. —?Я не верю во всю эту белиберду.—?Но в церковь ты зачем-то пришёл,?— Сандер мягко улыбнулся, напомнив себя из бара.—?Мне нужно было место… —?Робби кивнул на ногу. Неужели придётся говорить ему? Не пришлось. Сандер окинул его понимающим взглядом.—?И часто ты…ну… —?Робби сделал паузу, как будто стеснялся произнести какое-то ругательство. —?Молишься?—?Не очень. Я вообще прихожу сюда просто, чтобы собраться с мыслями.—?Это тоже своего рода молитва,?— Робби искоса глянул на него, удивляясь своей словоохотливости после всего, что произошло этим вечером.—?Ты прав.Они погрузились в неловкое молчание после этого странного диалога. ?О смысле??,?— подумал Робби. Этот мир слишком большой и запутанный для того, чтобы у всего была причина. Иногда что-то случается просто так. Как та авария, например. Неужели и в ней тоже мог быть какой-то смысл? Робби злился даже просто думая о том, что кто-то может найти в этом смысл.—?Знаешь, в прошлый раз я, кажется, кое-что забыл у тебя.Робби пристально взглянул на него. На его изможденное лицо, проник в глубину его уставших глаз и кивнул головой.—?Да, и вправду забыл.Почему-то именно сегодня у него не хватило бы сил остаться наедине с самим собой в пустой квартире. Это было похоже на то, что он снова использует Сандера, но ведь сегодня не Робби все это предложил. Поэтому вины он не почувствовал.Сандеру нравилось идти позади него и наблюдать за тем, как нервно он оборачивается. Ему было некомфортно. Это Сандер знал. Как знал и то, что тот изо всех сил держится, чтобы не попросить его пойти впереди. Гордость не позволяла.Конечно же, забытый шарф Сандеру был абсолютно не нужен. Но с того самого момента, когда они встретились с Робби в баре, все изменилось. И, конечно, ни о какой любви речи не шло. Даже сейчас он бы не смог с точностью определить, что чувствует к этому человеку.Сандер его наконец-то нашел. Того самого парня из новостей, которого какой-то журналист безжалостно сфотографировал прямо на больничной койке.Выживший.Пока они шли, и снег хрустел под ногами, Сандер все время касался шрама у глаза. Это было единственным напоминанием, крошечной зарубкой, которую на нем оставил тот день. Вернее, ночь на автомагистрали А10. Даже сейчас он ярко помнил, как утром следующего дня очнулся в своей палате и вздохнул судорожно глубоко. Так, как вздыхают после долгого погружения в воду.Ему сказали, что это чудо, что такое случается…почти не случается, что он счастливчик, что ему крупно повезло, и казалось, что мать уже никогда не сможет выплакать над ним все свои слезы. Доктор смотрел на него так, как если бы он был какой-то доисторической диковинкой, которую удалось воскресить, которую вынули из многовекового льда и вернули к жизни.Но прошло еще много времени, прежде чем его отпустили домой, потому что врачи были сконфужены, потому что всем хотелось понять, почему так получилось. И он бы, конечно, мог встать и уйти сам, но остался только ради матери и отца. Чтобы после бесконечных анализов и тестов, после разговоров с психологами, можно было с уверенностью сказать?— да, он точно жив, и все с ним в порядке. Врачи снова развели руками и отпустили его домой.Все, что напоминало ему о том дне?— единственный след?— крошечный, едва заметный шрам на виске и сгоревшие права, которые он не сразу взялся восстанавливать. В первое время в них не было никакой надобности. Мать ревностно следила за тем, чтобы он не садился за руль, потребовала, чтобы он какое-то время пожил у них с отцом, и Сандер спорить не стал.Впрочем, их совместная жизнь быстро закончилась. Машина снова появилась, а за ней и права. Все вернулось в привычное русло. Почти все. Он вернулся в свою квартиру, вернулся на работу и за руль, ему не понадобилось много времени, чтобы прийти в себя. Он и не был ?не в себе?. И всех это безумно удивляло. ?Такая страшная авария, ты чудом остался жив. Тому чуваку даже повезло, что он…ну, того, сам понимаешь…иначе?. Иначе суды, выплата компенсаций, тюрьма, куча неприятностей.Он чувствовал себя странно. Ничего не болело, и ничего его особенно не тревожило. Тех людей он не знал, а потеря машины и прав?— это самое малое, чем можно было расплатиться за дарованную жизнь. Все было в порядке. И одновременно, что-то в нем изменилось навсегда. Это сложно было описать, потому что никто не заметил этой перемены. Потому что для всех это был прежний Сандер, и все радовались, что не пришлось долго за него переживать, что он такой сильный, что со всем справился. Но теперь, временами, он ловил себя на странных мыслях.Все, кто приближался к нему, как будто были не в состоянии пересечь барьер, как будто их отталкивало от него этой невидимой границей. Как будто теперь между ним и миром появилась четкая демаркационная линия. А люди вокруг и не замечали. У него не получалось вникнуть в их разговоры, проникнуться достаточным сочувствием к их проблемам и даже, когда кто-то обнимал его, казалось, что это происходит не с ним.Как будто теперь невозможно было даже ощутить простое тепло. И ему казалось, что никто из них не сможет его понять, что слова поддержки, которые ему выражают совсем не те, что никто из них никогда не поймет…Чего же? Каково это побывать на той стороне и вернуться? Нет никакой ?той? стороны. Белого света в конце туннеля или возможности взглянуть на свое тело со стороны. И когда ты выбираешься оттуда, ты просто какое-то время не можешь понять взаправду ли все, что происходит, и не знаешь по каким правилам теперь нужно играть. Отвергать ли эту реальность или жить в ней. Сандер предпочел жить.Но жизнь эта, конечно, была странной. Как будто ему теперь нужно влиться в новый коллектив. Странной, потому что всех этих людей он знал уже много лет, а чувствовал себя с ними так, будто каждый день ему приходится узнавать их по новой. И чтобы улыбаться им, чтобы непринужденно обсуждать с ними что-то, ему приходилось прикладывать неимоверные усилия. Его удивляло, как это они не замечают, насколько натянутой выглядит его улыбка. Ведь она была настолько натянутой, что даже собственные мимические мышцы шли в отказ, что они не хотели приподнимать уголки его губ, что губы эти постоянно опускаются и его лицо при этом выглядит жалким, как будто он вот-вот расплачется.Почему никто этого не замечал? Почему они все вели себя так, будто ничего не происходит?Было во всем этом что-то в корне неправильное, и ему хотелось осудить их всех. Иногда даже закричать. Но крик этот замирал внутри, и собственные претензии к миру казались Сандеру нелепыми. Если никто не замечает, может этого в действительно не существует? Может, все эти чувства и ощущения выдуманные?Со временем и вправду стало легче. Нельзя быть новичком в компании целую вечность, и даже самый нелюдимый человек рано или поздно вливается в коллектив. Конечно, странно проводить такие сравнения, когда ?новый коллектив??— это люди, которых ты знаешь с малолетства, твои родители, кузены и кузины, любовники и любовницы, твои коллеги и сосед, с которым ты выпиваешь по выходным. Акклиматизация произошла, и какое-то время Сандера это даже радовало.Он обрел контроль над собственным лицом, снова научился смеяться в подходящих моментах и не забывал звонить родителям, чтобы поинтересоваться их делами, хотя ему это совершенно не было интересно. Какой ужас, правда? Поймать себя на мысли о том, что тебе плевать, когда мама рассказывает тебе о своем дне, и потом действительно понять, что это отвратительно, что так нельзя, а потом чувствовать вину за это.В общем, система снова дала сбой. Он решил, что на какое-то время ему нужно выбраться из привычного круга, что нужно съездить куда-то, отдохнуть. И действительно уехал.Но ничего не изменилось. Может, даже стало хуже, потому что в этих новых местах он чувствовал себя еще более отчужденным от общества, потому что ему казалось, что все происходящее это какой-то гигантский эксперимент, о котором знает только он один. Что ему постоянно нужно играть какую-то роль, к которой у него никогда не было и не будет таланта.Он вернулся домой, ел, пил и разговаривал, ходил на вечеринки и работу, создал даже пару удачных проектов, его хвалили на работе, но эмоции от этого как будто стекали у него в треснувший сосуд, из которого все очень быстро изливалось куда-то в пропасть. Ни злость, ни радость?— ничего из этого не задерживалось в его сознании надолго.А потом, ранним утром перед работой, Сандер просто включил телевизор, чтобы что-то звучало на фоне, пока он собирается. Какой-то местный канал, репортаж сразу после новостей об изъятии рекордной партии кокаина.Он слушал в пол-уха, пригвожденный к месту фотографией, которая всего на пару секунд мелькнула на экране. Это был Робби. И его улыбка показалась Сандеру знакомой, ему понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, где он видел эту улыбку. Нужно было всего лишь подойти к зеркалу. Так он улыбался своему ?новому кругу?. В точности такой же улыбкой. И это было поразительно.В тот день он впервые испытал что-то вроде вдохновения и настоящей радости, потому что казалось, вот оно, вот тот человек, который Сандера поймет. Ведь они связаны, ведь они остались только вдвоем. Конечно же, у них должно быть что-то общее! Да что там, какое еще ?что-то?! Радость, которая забурлила в Сандере походила почти на эйфорию, на чувство глубокого облегчения, которое возникает, когда человеку сообщают, что он излечился от смертельного недуга. Неужели теперь станет легче, подумал он. Уверен, что станет, твердил себе Сандер в тот день. С бешеной энергией и рвением он принялся за поиски этого человека, а когда нашел, его эйфория вдруг улетучилась.С чего он вообще решил, что Робби захочет с ним говорить? О чем они будут говорить? О травмирующем опыте, который пережили? Вряд ли хотя бы один человек на свете захотел бы обсуждать это с кем-то по своей воле. Сандер никогда не обсуждал. Ему не хотелось. Робби бы тоже не захотел. В таком случае, чем они смогли бы друг другу помочь? Он решил оставить затею со знакомством, справляться со всем этим самостоятельно и не тревожить Робби.Но потом судьба снова затеяла с ним свои странные игры. Жарким летним днем он увидел Робби на улице. Увидел через окно машины, в которой отсиживался, в ожидании своего друга. Он решил, что это знак, что таких совпадений просто так не случается. Что он не будет говорить откуда знает его, что хотя бы просто заговорит с ним, послушает его голос и посмотрит на него вблизи. Снова его накрыло тем волнующим вдохновением, которое он ощутил, когда увидел Робби по телевизору несколько месяцев назад. Ему понадобилось немало выдержки для того, чтобы не выдать себя с головой в том баре. Целая гора выдержки, чтобы спокойно сесть рядом и не выстрелить в него очередью из дурацкой правды. Их знакомство началось с вранья и призрачных намеков, в которых Сандер себе все же не смог отказать. Не так себе Сандер это представлял. И конечно, он совсем не был готов к тому, что Робби его оттолкнет. Не важно сколько раз он себе говорил о том, что это вполне возможно, что так оно, пожалуй, и будет. Это стало для него ударом.Шло время, и он все больше убеждался в том, что правда отдалит их с Робби еще больше. Близость между ними была, это Сандер все равно чувствовал, как бы Робби упорно его не отталкивал. Иногда ему и вовсе казалось, что Робби все знает, что просто молчит и ждет, пока Сандер сам сознается. Но Робби ничего не знал. Робби только вызванивал его раз в пару недель или даже месяцев и время, которое они проводили вместе было для Сандера самым спокойным, самым живым. Он с трудом мог бы представить себе человека, который чувствовал бы себя спокойно рядом с таким, как Робби, особенно в том убогом местечке, которое являлось его квартирой. Но вот он, сам этот человек.Конечно, долго все это длиться не могло, и как бы спокойно Сандер себя не чувствовал рядом с Робби, эта игра в одни ворота утомила даже его самого. В какой-то момент он и вовсе осознал, что больше никакого спокойствия не испытывает, что вообще не может понять, что испытывает. Та встреча показалась ему судьбоносной, теперь Сандер уже не был в этом так уверен. То есть, она, конечно, была судьбоносной, но что несла эта ?судьбоносность?? Они оба как будто топтались на месте. Нужно было сказать Робби все как есть, рассказать правду, посмотреть, как он отреагирует.Боже, о чем он только думает? Ведь Робби даже в глаза ему избегает смотреть, какая тут правда. Она просто не протиснется в душный чулан их ?отношений?. Сандер стал бы для него навсегда напоминаем того ужасного дня.Такие моменты просветлений тяжело ему давались. В такие моменты он злился на Робби и бывал с ним жесток, он как будто мстил ему за то, о чем Робби еще даже не знал. Мстил за то, что его отталкивают, мстил за то положение, в которое Робби ставит его своим отношением. Сандер не был злым человеком, и особенно он не был жестоким, но иногда, в моменты их близости, когда Робби увертывался от поцелуя или объятия, Сандер ловил себя на мысли, что между нормальным Сандером и тем парнем, который может быть с Робби жесток всего один крошечный шаг. И иногда он делал этот шаг. Тяжело представить, чем бы все обернулось, носи их встречи более частый характер. Все зависело только от Робби. Именно он решал. К счастью, о Сандере он вспоминал не так уж часто.Жизнь играла с ними в странные игры, и надо же ей было столкнуть их снова именно сегодня, когда он тут просил для себя немножечко смысла, какого-то знака. Это было как в кино. Знак сам к нему пришел, без всяких метафор и намеков. Какой была вероятность их встречи в тот летний день, и какая была вероятность встречи именно сегодня? Подобное не происходит просто так.Сандер знал о нем почти все. Наверное, Робби бы это ужаснуло. Но если бы Робби только показал как-то, подал бы какой-то знак, Сандер и о себе бы рассказал все, вывернул бы перед ним душу наизнанку. Только перед ним одним, и это не потому что он был влюблен или что-то в этом роде. Нет. Если бы кто-то спросил у него сейчас, что это за чувство, Сандер бы замешкался. Это совершенно точно не было любовью.Они молча преодолели весь путь до дома Робби, и чем ближе становилась квартира, тем мрачнее становилось настроение Сандера. Что он надеется получить? Не чертов шарф же в самом деле. Робби открыл дверь, втиснулся в квартиру, включил свет в прихожей и только после этого пригласил Сандера войти. Сандер так и остался стоять на месте, а Робби, не разуваясь и изо всех сил пытаясь не хромать, заковылял в комнату. Он быстро вернулся.

Ну, вот и все. Это их личный рекорд. Самая короткая встреча в этой квартире. Робби протянул ему шарф, его глаза снова лихорадочно бегали. Это привело Сандера в ярость, ему хотелось одновременно и переломить Робби надвое как тростинку, и обнять его до хруста в костях. Но он никак не выдал этого чувства. Он взял шарф из рук Робби, подержал у себя в ладонях, а потом улыбнулся.—?Знаешь, ты лучше оставь его себе. Кажется, мне он абсолютно не нужен.Робби, наконец, поднял на него взгляд. В его глазах сквозил испуг. В этот момент Сандеру захотелось рассказать ему все, он уже ничего не терял. Но он только подошел к Робби и накинул шарф ему на шею. Робби выглядел еще более бледным, чем обычно, болезненно бледным. На фоне этой бледности особенно ярко выделялся атласно-розовый шрам у него под глазом. Робби тяжело сглотнул и сказал, ухватившись за концы шарфа:—?Не уходи. Пожалуйста, не уходи.Сандеру в тот момент показалось, что сердце вот-вот вылетит из груди, что оно проломит грудную клетку, расправит свои несуществующие крылья и улетит куда-нибудь. Но он все еще не был влюблен. Это чувство называлось по-другому.Он так тихо дышал, еле слышимо. Как будто и сейчас ему хотелось сделать своё существование как можно менее заметным. Только однажды все его тело потряс какой-то особенно долгий судорожный вздох и лицо исказило страдание. Но вскоре и это прошло. Снова свет блекло озарял его лицо, подчеркивая глубокие тени под глазами и синеву губ. Причудливо завитая прядь волос, сначала уютно лежавшая на виске, вдруг сорвалась и хлынула вниз, закрыв собой глаза, коснувшись кончика носа. Он поморщился во сне. Сандер протянул руку и аккуратно заправил прядь ему за ухо. Не проснулся. Как хорошо он спит, крепко. Сознание чужого крепкого сна почему-то наполняло Сандера удовлетворением, чувством выполненного долга. Стоит ли ему уйти раньше, прежде чем Робби проснётся? А если остаться, не отвернётся ли он, не почувствуют ли вину за то, что дал себе слабину?Боже, как хорошо. В этой неуютной квартире, среди пыли и грязной посуды, лёжа в одежде, он чувствовал себя так…спокойно.Как будто последний отломанный кусочек его души нашёлся именно здесь. Как будто это ?пожалуйста, не уходи? как-то магически склеило те части, которые до этого все никак не удавалось приставить к месту. Он чувствовал эту перемену где-то на подсознании, не давая себе ясного отчета в том, что перемена действительно произошла. Точно ли она произошла и это всего лишь мелкое удовлетворение от того, что его не оттолкнули, от того, что на этот раз подпустили так близко?С какими мыслями он очнётся завтра? Допустим, завтра впечатления все ещё будут свежи, они оба все ещё будут осторожны с друг другом. А потом? Через неделю или месяц? Он понятия не имел, как действовать дальше. Это пугало и восхищало его одновременно. Может быть, завтра он проснётся совсем другим человеком и поймёт, что ничего из того, чем он жил долгие месяцы, ему больше не нужно. Что его, наконец, отпустило. Он примет это, и будет жить дальше. И не будет страдать. Примет вообще все. Он закрыл глаза, в надежде тоже уснуть, но только и делал, что прислушивался к уличному шуму. В большом городе всегда думаешь о том, куда по ночам спешат машины. А он ещё думал о том, сколько из них никогда не доберутся до дома. Автострада шумела как море, которое начинаешь слышать уже издалека, и этот мерный звук убаюкивал.Он почти провалился в сон, когда, переливаясь истеричными огнями и вопя сиреной, во двор въехала машина скорой помощи. Робби вздрогнул, открыл глаза, беспомощно начал глотать воздух сухими губами, дико вращая зрачками.—?Все в порядке,?— спокойно произнёс Сандер. На потолке и стенах отражался уличный свет, и он сделал первое, что пришло ему в голову. Протянул руку и ладонью накрыл его глаза.На загрубевшей коже ощущались быстрые взмахи его ресниц. Потом все успокоилось. Даже проклятая скорая.Может быть, вот он смысл, подумал Сандер. Смысл в том, чтобы помочь и ему. Как можно думать, что они вдвоём уцелели по чистой случайности? Ни одна сила мира не убедила бы его в этом. Зачем богу просто так протаскивать кого-то через такой ад?Сандер медленно отнял руку от его лица. В полутьме на него смотрели огромные антрацитовые глаза. Неужели он и вправду не знает, кто я такой? Неужели ему не было интересно, не важно знать, что он не один? Что и я выжил. Как такое может быть?Какое ему дело до меня, когда погибли те?— вот как. Я?— никто для него, и если бы только была возможность выбрать, кого оставить в живых, он бы и минуты не колебался. Мне же не из чего выбирать.—?Все это странно,?— сказал вдруг Робби.—?Кажется, ты уже говорил это сегодня.—?И вправду.—?Ты в обуви.Робби бросил взгляд на свои ноги.—?И в пальто, и в твоём шарфе.—?Надо это исправить.Сандер уже хотел было подняться, чтобы помочь ему, но Робби схватил его за руку.—?Я не хочу, не сегодня.Сандер не сразу его понял, а когда понял, даже немного разозлился.—?Я не собираюсь трахать тебя, если ты об этом,?— он сбросил с себя руку Робби и сел на кровати. На стене, прямо над изголовьем приклеенная скотчем, висела какая-то бумажка. В темноте было не разобрать, что там написано. Из тумбочки торчал носок. Пахло сыростью. Какой же катастрофой был этот парень.Ему вдруг стало стыдно за свой порыв, за свою грубость, и захотелось как-то загладить свою вину. Робби смотрел на него в темноте, и Сандер поднялся с постели, потянулся к ботинкам Робби и стащил их один за другим. А потом носки. Затем выдвинул ящик с тем самым торчащим носком, но одинаковых не нашел, пришлось надеть те, что удалось выудить из шкафа. Все это время Робби молча за ним наблюдал, даже не протестуя. Не протестовал он даже когда Сандер начал стаскивать с него пальто, но когда хотел стянуть шарф, Робби все же потянул к Сандеру руки. Эта мелочь почему-то дико обожгла Сандера. Ему стало приятно и сердце в груди затрепетало. Он оставил шарф, а потом укутал Робби в одеяло.—?Спи.Сердце в груди отбивало чечетку. Как же неистово сильно ему сейчас хотелось поцеловать его, но было страшно. Если бы он оттолкнул именно сегодня, Сандер бы этого не пережил. Он больше не вернулся бы сюда, он бы наступил себе на глотку, но оставил бы его уже навсегда. Потому что если Робби хочет чего-то между ними, то он тоже должен сделать шаг. Хотя бы крошечный. Но ведь он уже сделал, и этот шаг можно считать очень большим. И все равно Сандера терзали сомнения.Ему казалось, что он может почувствовать трепет и тепло его кожи даже через одеяло, которое их разделяло, даже через одежду. Ему хотелось дотронуться до каждого его шрама, впитать в себя тепло его тела и как мучительно было не иметь возможности этого сделать. Он смотрел на потолок, на котором то удлинялись, то укорачивались тени от фар проезжавших на улице машин, а когда повернулся к Робби, тот все еще лежал с раскрытыми глазами. Он не смог удержаться, и поцеловал его, впервые с момента их встречи. Может быть, это было неправильно, действовать вот так, без его разрешения, потому что Робби никогда не позволял ему…Наверное, это был невиннейший поцелуй на свете, и все равно он ощущался как прикосновение к самой жизни. Сандер не жалел о нем. Кажется, Робби тоже. В его глазах отражалось только удивление. Конечно, подумал Сандер, ждать теперь от него чего-то сверхъестественного не стоит. Не стоит ждать, что эти отношения станут нормальными, не стоит даже ждать того, что Робби поменяется. Дело тут вовсе не в характере. Дело не в том, чтобы встретить какого-то подходящего человека, который поможет. Или это все-таки важно? Мысли путались у него в голове, ведь в его случае это сработало. Подходящий человек.—?Я должен кое-что тебе рассказать, и это очень важно,?— сказал Сандер. Робби придвинулся к нему ближе, как будто приготовился внимательно слушать.—?Я не проваливал никакого собеседования в тот раз, и я действительно видел тебя по телевизору.Он заметил, как лицо Робби стало напряженнее, это его напугало, но он не остановился.—?Я знаю, что с тобой произошло, потому что я тоже был там. Я знаю, что с тобой произошло, Робби, - повторил он снова, словно считал, что это поможет Робби лучше его понять.

Робби устало вздохнул и закрыл глаза. Его лицо стало хмурым, а губы сжались в полоску. И теперь Сандер был уверен, что как только глаза раскроются снова, его прогонят. Он поднялся с постели, сел, коснувшись пола ногами в обуви, и не испытал никакого сожаления из-за того, что сказал. Так было нужно. Какая-то вселенская усталость вдруг навалилась на него. Позади раздался шум, тихо скрипнула кровать. А потом он ощутил тепло на коже шеи и руки обвили его за пояс со спины.

Наконец-то можно было выдохнуть. Он с неприсущей для себя робостью коснулся ладони на своем животе, повел по ногтю среднего пальца, а потом выше до запястья и сомкнул на нем собственную ладонь. А затем почувствовал, как пальцы Робби нырнули под кромку рукава, погладили кожу и замерли. Это не было счастливым финалом, но это было шагом к началу чего-то...хорошего? Сложно было о таком рассуждать. Однако, Сандеру стало легче, он чувствовал, что то же самое испытал Робби.Сегодня они впервые стали близки.