23: Куоритч (1/1)

Ничего такого… Ничего ли? Не то Патель все-таки накрутил меня своими россказнями - закончив обследования, он заговорил совсем по-другому; не то виденные раньше церемонии и подготовка к ним, благоговейный шепот соплеменников, их напряженное ожидание сбивали меня с толку; а может, и все разом - какая разница? Во всяком случае, к началу ритуала я был совершенно на взводе, как перед боем. Отчего-то разразилась ужасная гроза, ливень хлестал сплошной холодной стеной, барабанил по широким листьям сада. Мы столпились на импровизированной веранде медблока - Макс настоял, чтобы Охота Грез проходила здесь, а не на родном Келутрал: "по техническим причинам". Ну да, с видеосъемкой, медсестрами и без маски! Только вот от больничного антуража мне становилось не спокойнее - в тысячу раз страшнее. Тсу'Тэй с каменным лицом расписывал меня синими полосами: своеобразное признание в любви среди молодых на'ви, и хоть мы были вместе уже не один год, но все снова шло шиворот-навыворот, как тогда Икнимайя, и я разве что не вздрагивал от его прикосновений. Нервы, нервы, нервы!- Старого меня хороним, нового встречаем, - я пытался шутить, но выходило как-то невесело.- Вы разве христианин, Майлз? Вы знаете, - если Макс волновался, то хорошо скрывал это, - традиции многих религий перекликаются в обрядах инициации, только в Палестине спускались под воду, а на Пандоре буквально в недра земли…- Да нет, - я все-таки дернул плечом, отчего Тсу'Тэй недовольно зашипел. - Мимо проходил в детстве. А у вас откуда такие познания?- С волками жить, волком выть, - он развел руками и с улыбкой кивнул на Норма. - Ради Детей Гайи пришлось лезть в антропологию. О, вижу, вы готовы?Готов. Разрисован с головы до ног бесконечными спиралями, внешне храбрюсь, но психую - только в путь, на лбу то ли брызги дождя, то ли холодный пот. Мы спускались по бесконечной лестнице в самые недра земли - разве здесь была такая? Какие-то серые стены, коридоры… Герметичное. Дальше на'ви дороги не было. Нервы на грани, мельчайшие детали без всякого внешнего вмешательства лезли в глаза, переливчатые бусины на плетеной накидке Макса словно горели изнутри, сыпали алые искры. Круглая комната - не подвал, а пещера, тростник и дерево на стенах и гигантская картина - знакомое лицо, массивный головной убор и переплетение крыльев и глаз, узоры, словно в калейдоскопе; плетеная циновка в центре - садитесь здесь…- Скажите честно, док, - я говорил едва слышным, благоговейным шепотом, но не спросить не мог. - Вы сами-то в это верите?Нечитаемое лицо, неземное спокойствие. Я глядел в абсолютно черные, блестящие - зрачка не видно - глаза шамана, и с изумлением понимал, как обманывался: “Макс”, maximus, на самом деле ни черта не… Какой-нибудь Арджун, Ананд, не знаю, сути не спрячешь за западным именем и голубой униформой медика! Ложью был не этот образ, а прошлый, наносной и стерильный, у некоторых народов язычество бродило под самой поверхностью даже в двадцать втором веке, светилось изнутри пугающим огнем, а Пандора и раскрывала в нас это самое, природное!- Когда я сказал “пойте, что в голову придет”, - напомнил Макс, - я имел в виду буквально все, даже детские песни, не сопротивляйтесь. Будет легче. Мы здесь играем по ее правилам, - он указал вверх, на портрет женщины.Я молча кивнул; я не мог смотреть, я по прежнему не видел Эйву - только Грейс, и боялся, страшно боялся не ее, а себя, своего земного порока, безжалостной злобы. “Сначала будет плохо и больно”, - сказал Тсу'Тэй, - “Эйва всю дрянь вытаскивает”... Мне уже было плохо. Дым от кадила стелился розоватым пологом, если можно назвать кадилом узловатую корягу, полую, закаленную и высушенную самой природой. Люди уселись кругом, я не мог воспринимать их как ученых, медиков, несмотря на камеру в руках Норма: племя Демонов, единое, страшный сплав техногенного с настоящим, искажения, тени! Гулкие звуки барабана, словно падающие в бездонный колодец капли, и густой дым - я зачерпнул его ладонями, вдохнул, пряный запах оседал на коже, - и привкус синей мази на губах там, где коснулись их пальцы Тсу'Тэя.- О, мать Айя, священное древо, благослови этого достойного охотника верными видениями!Барабан гудел, люди скандировали что-то на языке на'ви, комната плыла перед глазами. Шаман поднес к моим губам глиняную чашу с зеленоватым напитком - айя, корень Эйвы, кошмарнейшее горькое варево, хуже чистой водки на спор - не кривись, держи лицо! Что-то больно впилось в загривок, ланцет, наверное, но мозг уже отказывался видеть его. Скорпион так скорпион… На стенах загорались огоньки, плыли куда-то, портрет Грейс ожил и взирал на меня гневными синими глазами. Я, кажется, дрожал от волнения, голова кружилась, чувство страшного и неотвратимого вдруг охватило меня: чужой, чужой! И песни не как на Келутрал, а для тебя, поднимают из глубины души всякое, чего боялся всю жизнь. Яркие решетки, спирали, волны коконом обвивали меня, топили, мутило хуже, чем на центрифуге - да не стану я блевать, я слабак, что ли?! Через пару секунд я уже радовался, что почти не ел, и как в спасательный круг вцепился в заботливо подложенный кем-то бумажный пакетик. Очищение такое, да? Катарсис?Иди. Что? Куда? Калейдоскоп утаскивал меня в бездонную, сияющую воронку. Я упал на мягкий мох, надо мной метались сиреневые ветви священной ивы. Иди! Куда? Я вскочил, почему-то близко к земле, меня тянуло вперед, лес горел сигналами - нет, лес горел! Черт! Иди. Беги! Я бежал на четырех - нет, на шести лапах, остатки сознания цеплялись за мысль - ищи тотемного зверя, не пропусти, но я не понимал, ни как, ни куда меня тащит. Лес летел навстречу, слепил огнями, за кронами проглядывал сумрачный день и клубы дыма. Страшно? Невероятно. Песня вдруг пришла мне на ум, я не хотел петь, но - не сопротивляйтесь, легче будет!- Скажи, видишь ли на рассветной заре,В наступающей тьме что мы так прославляли?Чьи полоски и звезды в опасной борьбеНад окопами нашими ясно сияли?И ракеты шли ввысь, и снаряды рвались,Отмечая в ночи, что мы флага не сдали...Мой голос кощунственным эхом раздавался в горящем лесу. Ма Эйва, прости, но Америка - не RDA, а часть меня, набита чернилами на плече, навсегда застряла в сердце! Можно ведь не сопротивляться? В Америке много всего, не только такие, как я, там Дети Гайи…- Скажи, веет ли он, сине-звездчатый стяг,Над землей смельчаков и свободною далью?Я плакал, как ребенок, уткнувшись лицом в руки, меня снова трясло и тошнило, и в то же время я несся на шести лапах по горящему лесу, в поисках кого? Орла, дошло до меня. Часть меня, моя татуировка, американский орел - гордая птица! Но жуткая тень поднялась у меня на пути, загородила дорогу, гигантская фигура, не-человек. От нее тошнотворно пахло дымом: я сжался, пытался слиться с подлеском, ужасная тень приближалась… и перешагнула меня - я крутанулся волчком, еще бы сейчас подставлять ей спину! Еще бы сдохнуть в этом астрале. Почему лес горит? Я должен найти зверя и вернуться, наверху Тсу'Тэй локти кусает, небось…Тсу'Тэй! Я увидел его лежащим на земле, тень шагала прямо к нему. Черт, черт, черт! Весь непреодолимый страх растворился за считанные секунды, я рванул с места, как спринтер, бросился на спину чудовища, вцепился в края пластин - металлических, обжигающе горячий воздух ударил мне по ногам. АМП! Это был солдат в АМП, он, конечно, с легкостью сбросил меня, отшвырнул обратно - я покатился кубарем, проехал метров пять, ломая кусты, я не мог встать и не мог остановить его, не мог, ну же! Средняя лапа подламывалась, но за то мгновение я увидел через купол машины лицо. Лайл Уэйнфлит.“Возможны тошнота, рвота, головокружение…” По сравнению с этим даже рвота была так, цветочки. Я распластался на циновке, потолок надо мной кружился, ронял белые огоньки мне на лицо.- Ма Нарин алор, ми Нарин лу что-то там… Атокирина! - бормотал я еле ворочающимся языком. - Я прошу, я зову, ма Эйва, ма Эйва, ма Эйва! Австенгьянем ма Са'нок а Навм, Господи Боже, да когда ж это закончится-то?!Страшные тени толпились вокруг меня, Грейс окончательно сошла с картины и стояла надо мной, грозная, трехметровая, в перьях и бусах, синие глаза метали молнии. Господи! Я не вернусь! И Тсу'Тэя не спас, и зверя своего тотемного пропустил, дурья голова… Не достоин, чужак, слепой! Это ты во всем виноват, из-за тебя на'ви снова с RDA воевать! Из-за тебя горит лес, твои слова - “хочу видеть здесь выжженную пустошь”. И закопал ты себя сам! Сцена в ангаре камнем рухнула на меня, я видел вагоны предназначенной Эйве взрывчатки, видел Селфриджа, какой он жалкий и прилизанный в офисной рубашечке, пытался остановить нас, кричал - уволю… Ладно бы я просто выкинул его, чтоб не мешался, но придушил-то на хрена? Слегка, для доходчивости? Вот и дошло до него… Уволил. Радикально. Совсем ты с катушек съехал, полковник? Зачем Салли морду бил, лежачему? Зачем убил Грейс? Зачем, зачем, зачем?! Это злоба твоя, тени твои земные страшные, фиг тебе с маслом, а не американский орел! “Зло, очевидное, как шрамы на его лице.” Это ведь Спеллман не из головы ляпнул, это цитата! На Уэйнфлита бесился, а сам такой же: “рожденный в го?ре, выращенный в ненависти, неспособный противиться судьбе…” Я думал, что пою одно, а наружу выходило другое. Патель наклонился надо мной и внимательно наблюдал, накидка свисала бисерными прядями, как сама священная ива, а я видел себя со стороны - стоял на коленях, подняв полные слез глаза на разгневанную богиню на'ви и истово крестился:- Ave Maria, gratia plena; Dominus tecum; benedicta tu in mulieribus…Тсу'Тэй отобрал меня у медиков сразу же, когда я, пошатываясь, появился в дверях медблока. Макс уговаривал отлежаться, поспать, обдумать увиденное, но я не мог заставить на'ви ждать. В амальгаме двух церемоний главной был Унильтарон, а не земная айяваска; не выйди я, Тсу'Тэй же с ума сойдет от беспокойства - вдруг умер насовсем? И мне с ним было куда лучше, чем одному с медиками в темном подполе. Он уселся по-турецки на веранде, сгреб меня в охапку, устроил какое-то гнездо из покрывала; у меня не было ни сил, ни желания сопротивляться, после бесконечного душевного мучения наступила светлая пустота, а тепло его тела смывало остатки пережитого.- Ну и кто? - пробормотал Тсу'Тэй, уткнувшись лицом мне в висок.- Да змееволк…- Ма Эйва, - он сжал меня так, что чуть кости не хрустнули, - нантанг! И почему я не удивлен?- Да еще тот самый, - добавил я гордо. - Узнал, почему у Бандита лапа подбита!- Расскажешь?- Не теперь.Я сразу не разобрался, кем себя видел - попросту не соотнес ощущения с уже знакомыми, пока был хоть немного в себе, а потом уже все мысли мимо, не до зверя было. Когда же очнулся, то понял, и почему бежал на шести лапах, и прыгал метра на три вверх, и кто мне идти приказывал: Эйва звала, звери выходили в бой за хозяев и хозяйку. Защищал ли Бандит моего Тсу'Тэя? Не знаю, то ли правда, то ли Грейс опять усложняет. Но будь у меня такая возможность, и я сделал бы все ровно так же, я нашел свое место - не наверху, на вертолете, а здесь, внизу. Я рисковал жизнью во сне и наяву и сделаю это снова!- Слушай, Тэй, а что за “жопла” такая? Помнишь, Эйва меня назвала?- Не жопла, а зопла, - тихо рассмеялся он. - Оскорбление.- Ругательство?- Нет, не ругательное слово, а сам факт оскорбления, нечто скандальное.- Вот ей спасибо-то!Гроза давно отгремела; падала мелкая морось, воздух даже через фильтры пах озоном. Мы перебрасывались полуфразами, шутливыми подколами, молча смотрели в синюю дымку над садом. Я ощущал невероятное облегчение и даже уснул бы, наверное… Но вдруг услышал звуки борьбы - тоже шутливой, со смехом, и на веранду в сопровождении возмущенного Макса влетел Норм, с мокрыми волосами и портативным планшетом в руках.- Майлз, - провозгласил он: после той сцены ему с удивительной легкостью удавалось называть меня по имени. - Вы не по-ве-ри-те! Сядьте, ах да, вы сидите… - я пытался было вскочить, но тут же бросил эти поползновения:- Неужели сообщение загрузилось?!- Да! Это скандал, - глаза Норма сияли чистым желто-зеленым светом. - Майлз, это потрясающий, великолепный скандал!