1: Норм (1/1)
На'ви вихрем неслись по джунглям. Я и не смотрел даже, куда, только цеплялся изо всей силы за неожиданно жесткую броню соратника: меня несли, как малого ребенка, я погиб, я стал не собой и никем. Непривычная маска натирала лицо, прыжки на'ви подбрасывали меня, как тряпичную куклу. Впереди Джейк закричал - нет, окликнул, аукал, кого - я и не видел. Не чуял, не слышал, я и раньше был не воин - ученый, а теперь синие в полоску спины совсем закрыли обзор. Жив, и слава Эйве!- Господи, - пробормотал Джейк на английском.Я раньше не слышал, чтоб он божился. На свой страх и риск я спрыгнул и протиснулся вперед: на'ви расступились или, может, отступили в ужасе? Джейк упал на колени перед лежащим воином - я узнал его скорее по высокому воротнику и украшенной желтыми перьями прическе, так искажены болью были его черты. Он сделал едва заметный знак рукой - не трогай, - и Джейк отступил.- Я вижу тебя, Джейксалли, - сквозь сжатые зубы выдавил Тсу'Тэй.- Я вижу тебя, брат.Я никогда прежде, да и позже никогда не видел у Джейка такого стального, совсем отрешенного выражения. Таким, понял я, и должно быть лицо солдата, в один день нашедшего и потерявшего не друга - родного брата; лицо, которое не повторить актеру кино в наш бесчувственный век. Боевая раскраска на коже Тсу'Тэя мешалась с потеками крови.- Наши в безопасности?- Да.- Теперь, - гримаса боли прошла по лицу раненого вождя, каждое слово давалось ему с трудом, - ты за главного. Веди их!- Что? Нет! Нет, я в командиры не гожусь, я …- Все решено! - горько воскликнул Тсу'Тэй.Я подбежал, несмотря на все приличия, не было времени церемониться.- Выполни свой долг, оло'эйктан, - прохрипел Тсу'Тэй, касаясь висящего на груди кинжала, - освободи мой дух!- Нет! - воскликнул я. - Тсу'Тэй, держись! У нас и не такое лечили, понимаешь, на базе медблок и врачи, Макс Патель за нас, он поможет…Они посмотрели на меня совершенно прозрачными глазами, все они, все участники призрачного действа - Нейтири, Джейк и лежащий у ног моих Тсу'Тэй - и я своими полуслепыми человеческими глазами наконец увидел то, чего не должен был. Чего не должен был видеть вообще никто ни на Пандоре, ни где либо еще. Среди густых кос вождя не хватало той самой, цвин. Джейк занес ритуальный кинжал - и уронил руку:- Не могу! Не тебя.- Я не смогу… летать, - одними губами прошептал раненый, - любить, видеть. Я не услышу Эйву. Я уже мертв.- На Земле, - воскликнул я. - Джейк, твое человеческое тело ведь обещали вылечить! А биология на'ви хорошо известна, нервы есть нервы, кто знает, со временем мы могли бы…- Нет, - выплюнул Тсу'Тэй, - люди с неба! Нет! Я боролся вместе с Торак Макто… Джейксалли! Будь моей "последней тенью".Я подавился словами. Я - человек, мои соплеменники виновны во всем этом ужасе, всем! Я не имел никакого права говорить здесь. Кинжал поднялся над раненым воином…- Не могу, - громко и четко произнес Джейк и осторожно вернул кинжал в ножны.У самой груди Тсу'Тэя, словно защищая его собой, парил белоснежный парашютик - Атокирина. Еще и еще один, они опускались на грудь и шею лежащего, на лоб - словно поцелуй любящей матери. Губы вождя зашевелились, но я не мог разобрать ни слова. Никогда раньше я не видел на'ви плачущими от боли, точно это было ниже их достоинства, не слышал ни стона от раненых в бою; Тсу'Тэй и теперь держался из последних сил, молчал, ожидая конца, и силы эти наконец покинули его. Двое сильных воинов подняли его на руки, и когда лицо его случайно очутилось совсем близко, я наконец разобрал его лихорадочный шепот.- Ма Нарин алор, - прерывисто шептал Тсу'Тэй, дыша неглубоко и часто, насколько позволяли пулевые раны в груди. - Ми Нарин лу тснаопэй, Атокирина.О, прекрасный лес! В лесу - слёзы, духи леса - Атокирина. Эту песню я слышал раньше, в мирные времена: ее пела Мо'ат, и все оматикайя подпевали хором - Атокирина! Ее пела Грейс Августин, когда учила нас языку - Грейс была тоже в некотором роде ца'хик. Ее-то вспомнил раненый, парадоксальный осколок того, чего не вернуть. Он шептал песню Атокирины, как земные солдаты Отче Наш - чтобы не заорать от боли и не сойти с ума, последнее, за что цеплялось плывущее в агонии сознание.- Аона лейм, лерейм сан: ма Эйва, ма Эйва, ма Эйва!Аона лейм, мы кричим и зовем... Теперь уже я сам не понимал, почему Эйва в последнее мгновение пощадила, нет - почему приказала жить, и как? Оглохшим, ослепшим? Я далеко за двадцатник узнал о цахейлу, я человек и в случае чего переживу без аватара, но для врожденного Оматикайя сознание всего мира открывалось на кончике нейрокосы. О Эйва, о Эйва! Голос Тсу'Тэя захлебнулся, перешел-таки в рыдание, и больше в тот день я его не слышал.