Глава 15 - Утро Флейты (1/1)

Поигрался ветерокВ бархатной листве.Пробежался сотней ногПо лесной траве.-Где ты, ветер, мой малыш,Почему ещё не спишь?(Прокушева Татьяна) Цветные пузыри парили в чернильной темноте. Переливаясь радужными дутыми боками, они плавно меняли цвет, изредка сталкиваясь, сливаясь или беззвучно лопаясь.

В непривычно тяжелой голове спутанным клубком ворочались смутные воспоминания. Словно разрубленные мотыгой червяки, они мучительно искали свои хвосты и головы, стремясь вернуть себе понятность и целостность. Перед глазами лопнул очередной пузырь, и я вздрогнул от неожиданно кольнувшего гудящий череп узнавания. Озираясь, я вглядывался в тускнеющий мрак, силясь понять, куда в очередной раз занесли меня священные крылья Луция. Уже осознавая, что все вокруг – не более чем сон, я лишь удивлялся и пытался понять, что за смысл несут эти странные, яркие и звонкие обрывки сновидений. Тьма понемногу рассеялась, уступив место стремительно светлеющему небу. Я узнал это небо, голубое, безмятежное, с редкими нитками вытянутых облаков, стыдливо розовеющих в лучах рассветного солнца. Это небо я видел каждое утро с любимой ветки каштана, росшего перед моим шатром. Легкий ветер растрепал взъерошенные, словно после сна, волосы челки, донес удивительно знакомые запахи недалекого поселения, понемногу сбрасывающего оцепенение ночной прохлады, и начинавшего новый день. Зашуршали сухие листья, собравшиеся в тени ветвистого, такого знакомого и родного дерева, у корней которого, прижавшись спиной к шершавому стволу, я сидел. На жухлых листьях рядом лежал мой любимый лук, по изогнутому рогу бежала куда-то вверх божья коровка. Достигнув верхней точки, она раскинула алые крышечки, выпуская нежные сетчатые крылья, и улетела, тихо жужжа, по своим делам. Проводив ее взглядом, я уставился вверх, вдоль исполинского, уходящего ввысь ствола, любуясь лучами утреннего солнца, пробивающимися сквозь танцующую в порывах легкого горного ветра листву.

Солнечные зайчики, увлеченно золотившие медовый ствол каштана, атаковали мои глаза, вынуждая щуриться. Осторожно открыв один глаз, я заметил, что зайчики перебежали вверх, танцуя на тонкой светлой коже ног юной зеленоволосой харнийки, сидевшей на раскидистой ветке. Пухлые губы девушки беззвучно шевелились, словно она напевала что-то, печальный взгляд изумрудных глаз был устремлен вниз, куда-то сквозь меня. Из-за маленького уха выпала прядь непослушных изумрудных волос, защекотала густо усыпанную веснушками щеку. Вздохнув, девушка заправила ее обратно. В широком вырезе голубого камзола мелькнули тонкие кости ключиц, участок светлой нежной кожи. В самом низу выреза, между маленьких грудей, зияло черное пятно, из которого выходила тонкая серебристая нить. Полупрозрачная, она спускалась вниз, вдоль широкого ствола, и казалось, не причиняла девушке никаких неудобств. Однако, я не мог отвести глаз от сияющей неосязаемой цепочки. Не осознавая, что делаю, я прижал руку к своей груди. Я уже знал, куда идет второй конец. Тихо звякнула, отозвавшись на движение, серебряная лента. Тихо ойкнула удивленная девушка на ветке,уставившись на меня, словно заметила впервые, и наши взгляды пересеклись, сплавляясь в единую, жгучую нить. Внезапным порывом ветра подняло вверх сухие шелестящие листья, скрывая из виду и схватившуюся за подол девушку, и солнечных зайчиков, испуганно бросившихся врассыпную. Закружившаяся реальность в очередной раз вывернулась наизнанку, выбрасывая меня из причудливого мира сновидений.*** Настоящий мир встретил меня предрассветными сумерками, свежестью, запахом зелени и звуками флейты. Тихие, робкие переливы музыкального инструмента гладили душу, задевали внутри груди какие-то струны. Нежная мелодия грустила, тосковала, скучала и ждала, словно звала кого-то издалека, из-за границы досягаемости. Несколько минут я лежал в кровати, понемногу привыкая к тому, что нахожусь в странном особняке, где живут избранные, что родной шатер был лишь сном, и теплая, слегка влажная от росы, кора дерева во многих днях пути и приключений. Ностальгия лишь усиливалась под звуки плачущей флейты, и я дал себе приказ прекратить расстраиваться. Перед глазами мелькнуло любимое лицо, воспоминания о котором грели сильнее ликов всех святых, вместе взятых, и в груди разлилось блаженное тепло, растапливая нарастающий лед депрессии и тоски по дому. После очередного взмаха пушистых ресниц, я нашел в себе силы подняться и выглянуть в окно. На краю высокой каменной клумбы, где росли удивительные голубые, похожие на розы цветы, сидел молодой харнийский паренек. Ни длинные, до плеч, волосы, ни нежное свежее лицо, ни длинные фалды изящного желтого камзола на хрупком теле, не делали юного харнийца менее мужественным.Быть может, дело было в глубоких, темно-карих глазах, где плескалась та же боль, что и в льющейся сквозь тонкие длинные пальцы из резной флейты мелодии. Может, в напряженных скулах, или напряженной, словно скованной льдом, фигуре – но я ни секунды не сомневаясь, даже в сумерках определил бы, что передо мной мужчина. Тихая мелодия все лилась в мою комнату, а я рассматривал незнакомца и окрестности, любуясь изумрудными кронами деревьев гингко, двулопастные листья которых матово серебрились в свете изящных садовых фонарей, ухоженными клумбами с редкими сортами роз, чей крепкий, до приторности сладкий запах доносили порывы ветра и ровными рядами диких целебных растений, очевидно выращиваемых для своих нужд Караи. Наверное, я слишком уж пялился, и незнакомец, наконец, почувствовал мой взгляд: его глаза, устремленные в пустоту, в собственные воспоминания, скользнули по ряду окон второго этажа, остановились на моем.

К моему удивлению, харниец не оборвал чудную, казалось, бесконечную мелодию, даже не сбился, продолжая выводить плачущие ноты. Словно успокоившись, он уселся обратно на край клумбы, отвел взгляд и сосредоточился на игре. Не удержавшись, я взобрался на подоконник, и убедившись в том, что под моим окном нет никаких ценных посадок, выпрыгнул в утреннюю прохладу. Скосив на меня взгляд, харниец проследил, как я пересекаю разделявшую нас часть сада и устраиваюсь на краю соседней клумбы. Затем я, казалось, перестал его интересовать. Тихо проследовав к противоположному краю клумбы, я скромно уселся на каменный уголок. Рассветная чистота идеально сочеталась с переливами нот, и взгляд плавно переходил от нежно-лиловых цветов лаванды к ярко-алым махровым розам, увивающим столбы фонарей. На харнийца я старался не смотреть, дабы не смущать музыканта, и мы молча, лишь под пение дивного инструмента, погруженные в свои мысли, наслаждались чудесным утром.*** Как приходит конец всему хорошему, так и утренняя мелодия все же подошла к концу. Едва вдали послышался уже знакомый звонкий смех сестер, флейта издала возбужденный высокий звук, словно испуганная птица, и смолкла. Оглядевшись, я увидел выходящий в сад близняшек, а на месте, где сидел неизвестный мне исполнитель, осталось лишь небольшое сухое, в отличие от покрытых мельчайшей водной пылью росы, пятнышко.Увидев меня, сестры уверенным шагом направились к клумбе. Бежать было поздно, да и некуда, и я смиренно дожидался удивительно шумных и бодрых для все еще раннего утра девушек.

- Эге-гей, котик! - размахивая рукой, поприветствовала меня Аояма. - Сама ты "гей", - деланно обиделся я, понемногу заражаясь от сестер хорошим настроением. - Пойдем поищем чего-нибудь перекусить, - ничуть не обиделась харнийка, весело подмигивая озорным карим глазом. "А ведь они довольно симпатичные" - обратил я внимание на простые, но смазливые лица сестричек, когда те уже тащили меня в неизвестном направлении, подхватив под руки с обоих сторон. - Там был харниец. Молодой паренек с флейтой, - я попытался завязать диалог, попутно выясняя личность незнакомца, встреченного в саду. - О, быстро они, - ничего не поясняя, ответила Сьена. - Это Бальдр. Он наш гильдейский бард и по совместительству алхимик. Хотя он и состоит в нашей семье, но живет аж в Хазире! - округлила глаза не менее запыхавшаяся Аояма. - Говорит, что в Саванне его травы плохо растут, климат не тот. Так что мы и сами его редко видим, тебе повезло. Вскоре мы остановились у забора, выстроенного вокруг ничем не примечательного фермерского домика. Сестры шумно переводили дух, пока я пытался осмотреться. - Раз Бальдр вернулся, скоро и остальные объявятся. Нужно будет предупредить Караи, чтобы встречала, - раздумывала вслух Аояма. - А еще это значит, что Мася тоже скоро приедет, - подытожила Сьена, и сестры заговорщицки заулыбались, довольные им одним понятной шутке. Когда мы обогнули домик, двигаясь почему-то украдкой, мимо проплыло аккуратное крылечко с табличкой "Здесь живет Масрур". Стучать в дверь, тем не менее, мы не стали, и, нырнув в обвитую диким виноградом арку забора, спрятались за беленой стеной. Несмотря на небольшие размеры, сад вокруг дома изобиловал посадками - невысокие яблони были увешаны крупными медовыми яблоками, вдоль забора рос уже совсем не дикий виноград, за дальней стеной высовывались верхушки незнакомых мне деревьев, тоже усыпанные плодами всех цветов, форм и размеров. Иногда среди деревьев виднелись пышные кустики картофельной ботвы, резные листья моркови и прочих овощных культур. - Так, нам нужно набрать немного картохи, морквы, бобов, кукурузы, розмарина, ветку лаврового дерева, горсть оливок и фрукты на десерт, - загибала пальцы Сьена.

- За домом курочки еще были, - намекнула сестра. - Курочку оставим, у Роя уток развелось - тьма! Они наваристей. Сестры еще некоторое время поспорили, затем повернулись ко мне: - Ты тут впервые, так что тебе самое легкое. Мы займемся овощами к рагу, а ты набери разных фруктов. Принесем Караи, чтобы она приготовила вкусненького для наших, когда те вернутся. Я уже знал, что избранным не нужна еда для выживания - боги давали им силу с расчетом на неустрашимых, неутомимых и не нуждающихся в еде и воде воинов. Хотя вкусно покушать, как я заметил, любили все. Возможно, это был пережиток прошлой, обычной жизни. В любом случае, при упоминании утиного рагу у меня тоже потекли слюнки, и не сомневаюсь, что мало кто откажется от хорошей еды просто потому, что не испытывает острой необходимости в пище. С такими мыслями я карабкался на одно из высоких деревьев, названия которого не знал. Толстые ветви, покрытые темной, шоколадного цвета корой, были оттянуты крупными, с детскую голову, красными плодами. Я уже набрал полные карманы наливных яблок, засунул в недра сумки пару крупных кистей винограда, несколько горстей фиников и крупной вишни, немного бананов, и еще несколько видов неопознанных плодов, так что считал свою миссию относительно выполненной и дожидался сестер, ушуршавших куда-то в кусты. Внезапно, с капустным хрустом ломая сочные листья тыквы и батата, роняя из карманов стручки бобов и листья ароматных трав, из зарослей выскочили близнецы и бросились наутек, прокричав что-то про возвращение хозяина.Догадка о разорении чужого огорода, конечно, посещала мою голову, но я отмел ее в сторону. А зря. Спрыгнув с дерева, я бодро припустил за сестрами. Кем бы не был хозяин сада, встреча с ним вряд ли сулила что-то хорошее, даже попытайся я объяснисть ситуацию. Уже у ворот особняка, мы замедлились и перешли с пародии на бег на неспешное ковыляние. Погони не было.Вытрясая содержимое сумки и карманов девушкам, я выяснил, что хозяином сада является общий знакомый всей семьи, и бывший согильдиец девушек, Масрур, которого они нежно называли "Мася". Покинувший, однажды, небольшую (но от этого не менее гордую) гильдию Роя, он побывал в крупнейшей организации материка, обзавелся славой неплохого мастера стрельбы, но, рассорившись в командованием, покинул и ту гильдию. Теперь он якшался с пиратами, поддерживая с прежними согильдийцами весьма натянутые отношения. - Когда-то он был очень дружен с Бальдром, - вздохнула Сьена. - Они были просто не разлей вода. Мася поступил очень подло, покинув нас всех, но если от нас он и раньше держался в сторонке, то для лучшего друга это был довольно жестокий удар. С тех пор Бальдр отдалился от нас еще сильнее, и стал таким как сейчас. - Надеюсь, наша мстя была страшна. Мы половину картошки у него выкопали! - улыбнулась Аояма, потрясая внушительным кульком корнеплодов. - Уж забыть-то нас мы ему точно не дадим! - весело хихикая и перешучиваясь, девушки отправились к Караи, передавать ей добытые овощи. Мне они посоветовали осмотреться, дабы не попадаться на глаза ферре, настроение которой по утрам не отличалось дружелюбностью.*** Время подходило к обеду. Со стороны особняка доносились вкусные запахи готовящейся еды, и я старался держаться от него подальше, дабы не искушать завывающий желудок и судьбу, ибо помнил, что женщины во время готовки очень не любят посторонних у очага. А Караи и так особо добрым нравом не отличалась...

Маясь от безделья, я истоптал все дорожки в саду, посчитал все кирпичики в основании фонтана среди зарослей гингко, даже попытался покинуть поселение, но встретил весьма недружелюбно настроенную стаю венценосных журавлей, охраняющих гнезда на берегу мелкого озера, и позорно бежал (благо никто не видел) обратно в безопасные и знакомые места.

Таким образом, я, устав бесцельно слоняться, неосознанно вернулся в место, где встретил того самого Бальдра. Странно, но харниец не шел у меня из головы, постоянно возвращаясь в мысли, сколько бы я его не гнал. Было в нем что-то неуловимо знакомое, притягивающее. Задумчиво погладив теплый, напитанный солнечным светом камень клумбы, где сидел незнакомец, я прошел дальше, по мощеной крупной плоской галькой дорожке, где среди высоких криптомерий виднелась лакированная древесина сиденья кованной лавочки. Место было неброским, и в то же время отсюда хорошо просматривались окрестности, и я выбрал удобную с виду скамью для ожидания.*** Как я задремал, я совершенно не помню. Мне снился момент, когда я запрыгнул в чужой портал. Изумрудные стебли травы и острые пики горных вершин, рокот огромного количества воды, падающего где-то вдалеке с невероятной высоты - все было ярким, четким и режущим все чувства. Растерянный и оглушенный окружающим, непривычным миром, я волновался непонятно чему и бегал по сочным побегом, пугая истошно орущих птиц. Узкая ладонь легла на согретое солнцем плечо, легонько сжала. Я невольно вздрогнул, перехватил неожиданно тонкие пальцы. Тонкий запах дерева и пряных трав, исходивший от незнакомца я узнал сразу - тот самый Бальдр. Я был слишком далеко, чтобы уловить этот запах утром, но его запах представлял именно таким. Еще не просыпаясь до конца, я, не осознавая, что делаю, схватил маленькую ладошку, прижал ее к лицу, вбирая запах сушеного женьшеня и лаванды. - Ты с кем-то меня путаешь, гость. Тебе приснился кошмар, и я решил разбудить тебя. - голос был тихим и глубоким, без каких-либо выделяющихся особенностей. Но слушать его было весьма приятно. Я нехотя открыл глаза. Угловатая фигура барда-зельевара неизящно плюхнулась на скамью рядом. Я подсознательно ожидал, что его тазовые кости звонко стукнутся о лакированное дерево - настолько худым он казался. - Я слышал о тебе от сестер. А после сегодняшней встречи ты заинтересовал меня еще больше. Жаль, что я не смог остаться подольше - мой дом далеко отсюда, и растения требовали срочного ухода - экспедиция заняла слишком много времени. Я присмотрелся к его рукам - так и есть, ни единого следа того, что он возился на грядках. Хотя, я почему-то безоговорочно верил, что он не лжет. - Твоя музыка очень красивая, хоть и грустная, - выдавил я, чтобы хоть как-то поддержать разговор. Бард только отмахнулся, мол ерунда. Некоторое время мы сидели молча. Затем, слово за слово, завели беседу о лекарственных травах - пусть не настолько хорошо, как опытный алхимик, но я тоже немного разбирался в эффектах редких растений. Так, за оживленной беседой, нас и застали вылетевшие в вечной спешке сестры.- Наши приехали! Сейчас будут здесь! Айда встречать! - хором прокричали они и умчались. Неловко переглянувшись, мы улыбнулись собственному смущению: как так, не заметно увлеклись спором, забыли обо всем на свете, и, продолжая выяснять, из чего же выгоднее делать лекарственный порошок, неспешно направились к арке выхода из сада.