Армия (1/1)

Берлин. Лето 1933. Движения Фредди вызывали неописуемые ощущения. Рудольф не смог вспомнить, когда в последний раз человек заставлял его чувствовать такое наслаждение. Солнечный свет играл на коже юноши, заставляя её почти что сверкать. Ещё оставшийся загар оттенял плечи и спину Фредди. Он нелестно называл его ?деревенский цвет?, переживая за неровность загара и за несомненное появление веснушек. В итоге Рудольфу понравились тусклые веснушки, украшающие плечи и спину партнёра. Его бёдра двигались в собственном ритме. Рудольф словно растерял весь контроль над своим телом. Но это была лучшая из возможных потерь контроля. Она до краёв заполнила его чистым удовольствием. Дойдя до своего пика, он убедился, что Фредди испытывал тот же приятный, богу противный оргазм, что и он. Звук, исходивший из его рта,?— неописуемо возбуждающий. Обнажённая грудь Фредди сжалась под телом Кленцендорфа, и его руки сомкнулись вокруг торса и спины старшего мужчины. Грудь Кленцендорфа колыхалась, пока он старался держать себя прямо, обвив собственные руки вокруг тела Фридриха, чтобы удержать обоих в неподвижности, пока они нисходили до соответствующей эйфории. Кленцендорф определённо не был ни романтиком, ни любителем классики, но даже он должен был заметить, что вид Фредди в белых простынях, обмотанных вокруг самых интимных частей его тела, был достаточно прекрасен для увековечения в статуе. На данный момент они вместе уже около шести месяцев. Вместе в отношениях, которые хорошо устраивали обоих. Рудольф переживал, что молодость Фридриха будет преградой для продолжительных отношений. Однако, он сильно недооценивал привязанность Фредди к себе. На самом деле, иногда его пугало насколько девятнадцатилетний мальчик (во всех отношениях, мужчина, но его юность сказала бы иначе) любил его. Любовь была правильным описанием. Она пришла быстро и незаметно. Она пришла в безмолвные моменты, когда Фредди засыпал рядом или отключался на диване после целой бутылки шнапса. Она пришла, когда они вместе обедали в общественном месте или уединённо. Она пришла, когда они проводили время с друзьями, с которыми познакомились в ?Угодном Уголке?, или когда, напившись, танцевали на частных вечеринках, организованных у друзей. Фредди был чудесным, почти возмутительным танцором. Пьяный Кленцендорф осознал чувство любви после того, как они вытанцовывали на пустые улицы Берлина в четыре часа утра. Он мог поклясться, Фредди плакал, пока они целовались под аркой его дома, но он не стал его смущать, поднимая эту тему. Ему нравилась имеющаяся у Фредди чувственность. Чёрт возьми, ему нравилось во Фредди всё. Особенно нравилось, как звучало собственное имя на его губах, и Рудольф считал это неопровержимым доказательством своей любви. Его имя становилось источником неловкости каждый раз как Рудольфа спрашивали в честь кого он был назван. Его мать, которая родилась и выросла австрийкой, была одержима кронпринцем и была, видимо, сама не своя, когда он внезапно скончался. Маленьким мальчиком Рудольф, проходя вестибюль, видел небольшой выставленный в его честь алтарь. Когда он стал подростком, то начал видеть сходства между портретом покойного кронпринца и собственным отцом. Его старик был лысым, прямо как описывал портрет, и имел впечатляющие, как у Габсбургов, усы. Несмотря на проживание в Германии, а не в Австро-Венгрии, мать Кленцендорфа потребовала, чтобы тот принял участие в военных действиях сразу как Кайзер Франц Иосиф объявил войну. Её верность скорее принадлежала болезненному императору её родины, чем Кайзеру Вильгельму. Однако когда Фредди произнёс его имя, Рудольф был рад, что мать назвала его именно так. Многие вещи сказанные и сделанные Фредди влюбили Кленцендорфа в него. Во многом они напомнили ему, кем он сам когда-то был. Фридрих полон энергии и рвения, чего старый солдат искренне не чувствовал годами с тех пор как закончилась война. Большую часть того времени он не мог вспомнить. Он заполнял свои часы, дни, недели и года бессмысленными задачами и безрезультатным поиском смысла. С Фридрихом Кленцендорф каждый день с нетерпением ждал шанса покинуть свою квартиру. Они виделись не каждый день, а Фредди не оставался на ночь после каждого визита. Пока улицы Берлина наполнены людьми разных ориентаций, будет множество тех, чья цель?— осудить само право на существование таких отношений. Но сейчас Кленцендорфу и Фредди довольно легко не обращать на это внимание. Легко не думать об этом. Спиртное ещё льётся, а музыка до сих пор играет. Лето выдалось жарким, и они поездом уехали за город на несколько дней. Их раздельные кровати недолго оставались раздельными. Если они и шумели, то никто не возразил на этот счёт. Даже в штатской одежде Фредди имел вид весьма привлекательной персоны. Он начал терять мальчишеские черты и держал себя так же высоко и начальственно как Кленцендорф.?— Ты будешь хорошим солдатом,?— подметил Рудольф одним днём, когда они лежали на берегу Руппинер-Зе. Фредди, закрыв глаза, развалился на пледе, который они разложили. Рудольф приподнялся на локте, читая брошюру, которую он взял перед выездом из города. Осуждение неугодных лиц и рисунки данных индивидуальных групп. Достаточно мерзкие рисунки, вызывающие у Рудольфа желание бросить брошюру в воду. Когда он договорил, Фредди повернул голову к партнёру и приоткрыл один глаз. Свет и блики на воде заставляли его кожу светиться и выглядеть мягкой и нежной. Нежный мрамор.?— С чего бы??— Ты стоишь прямо, как статуя; не сутулишься как старик. У тебя крепкая стойка. Ты отлично справишься,?— высказался Рудольф, отложив брошюру в сторону. Его чёрные круглые солнечные очки упали на кончик носа. Фредди потянулся, чтобы взять брошюру и бегло просмотрел её.?— Достаточно ли я ариец? Достаточно ли я мужественен? —?спросил он с надменным выражением, каким обычно высмеивал нацистов-фанатиков на улице. Своим весельем он заразил Рудольфа. Всё, что старший мужчина видел в глазах Фредди: веселье и неверие, что кто-то воспримет эту пропаганду всерьёз. Рудольф тонкими пальцами выхватил брошюру и выбросил её за спину. Теперь они смотрели друг на друга.?— В тебе больше мужества, чем в половине тех с кем я сражался в окопах. Это удовлетворило Фридриха. Он перевернулся на живот и положил голову на сложенные руки, вновь закрыв глаза. Рудольф подтянул свои очки на нос и лёг рядом с Фредди. Спина парня поднималась и опадала с каждым спокойным вдохом и выдохом. Он улыбнулся, когда губы Рудольфа прикоснулись к правому виску, а его рука легла на плечо. Уже тёплый летний воздух продолжил окутывать пару, лежащую на берегу озера. Со всем этим спокойствием было легко забыть о грозовых тучах на горизонте.Берлин. 1935. Партия нацистов объявила господство в правительстве и социальной сфере. Было неудивительно видеть на улицах сторонников, возражающих против очередного еврейского магазинчика, или сборы в поддержку партии. Множество фанатиков походило на Шёнерера в молодости. Только эти люди пошли дальше работы Шёнерера с помощью нового средства?— Адольфа Гитлера. Фредди не был таким как Кленцендорф, который уделяет особое внимание политике, но это не значит, что он совершенно не замечал происходящего. Было неудивительно, что знакомых брата Фредди преследовали. Фредди, судя по всему, казался идеальным арийцем и был скорее восхвален, чем наказан. Однако Рудольф заметил изменения в своём партнёре почти мгновенно. Тот неохотно ходил по ночным клубам и предпочитал трапезу в уличных кафе. Всё сильнее и сильнее он начинал отдаляться от друзей, с которыми познакомился в клубах, и предпочитает отдых среди академически образованных друзей брата. По крайней мере, академически умными. Возможно Фредди не разделял их взгляд на книги, но разделял их взгляд на выживание. Оглядываясь назад, можно сказать, Фредди осознал опасность раньше, чем Кленцендорф был готов признать её вслух. Рудольф считал себя везучим, так как не поддерживал связи со всеми людьми, которых они встретили в ?Угодном Уголке?. Многие из них начинали считаться неугодными новому режиму. 1935 закончился, при этом статус их отношений изменился совсем не намного. Их близость могла быть спутана с наставничеством. В каком-то смысле, это тоже имело место. Фредди начал всё больше и больше интересоваться армейским опытом Рудольфа, полученным на войне. Однажды вечером, когда они поставили свои бренди перед огнём, он принёс Wehrgesetz [закон о воинской обязанности], который был оглашён правительством всего три дня назад.?— Обязательная служба,?— повторил Рудольф после того как Фредди представил ему закон. —?Звучит как то, что случилось после убийства эрцгерцога. Что ж, тебе придётся перестать настаивать на своём ношении моей униформы в постели и завести собственную. Я не считаю её и близко столь же привлекательной, поэтому даже не пытайся тащить её в кровать,?— он закончил свой напиток, акцентировав свою попытку пошутить, и потянулся за графином, чтобы налить себе новый, полный стакан. На мгновение Фредди выпрямил скрещенные ноги. Они сидели друг напротив друга. Танцующие искры пламени освещали стены сзади и вокруг них. Из-за этого лицо Рудольфа выглядело намного более уставшим, а лицо Фредди премного энергичным.?— Обязательная служба необязательно должна быть плохой идеей,?— сказал Фредди. Он переносил стакан из одной руки в другую и предпочёл сконцентрироваться на этом нежели на лице Кленцендорфа. Хорошей идеей тоже, потому что если бы двадцатидвухлетний взглянул вверх, то увидел бы шок на лице партнёра.?— Enschuldigung Sie? [Извините?] Фредди перестал водить руками и неохотно поднял голову.?— Я говорю,?— осторожно продолжил он,?— что, возможно, вернуться в армию не такая уж и плохая идея. Или пойти, в моём случае.?— Фридрих, я не думаю, что понимаю тебя,?— Рудольф наклонился к нему, поставив стакан между ног. —?Ты же вступишь в партию.?— Я не собираюсь вступать во что-либо помимо Вермахта. Это не значит, что я нацист. Само слово звучало неправильно ртом Фредди. Рудольф мог ощутить горький яд на языке. Фредди продолжил:?— Это значит, что я немец. Я выполняю свой долг на службе у своей страны. К тому же, возможно, войны и не будет. Рудольф машинально засмеялся.?— Конечно война будет! Война будет всегда! Gott im Himmel… [Господи…] Он осушил стакан и затем встал, направляясь к огню. Его ладонь легла на стену над камином, и он сжал стакан невыносимо крепко. Если бы он был сильнее, то, возможно, мог бы даже разбить его.?— Рудольф… Движения сзади подсказали Кленцендорфу, что Фредди поднялся и приближался к нему. Это подтвердилось рукой, оказавшейся на спине. Он повернул голову, чтобы взглянуть на Фредди.?— Я лучше намажусь румянами и зелёным лаком, чем вступлю в партию,?— сказал Фредди, изобразив звук рвотного рефлекса и вытащив язык для пущего эффекта.?— А тебе нравится тот певец с зелёным лаком,?— напомнил Кленцендорф. Фредди закатил глаза и толкнул партнёра ладонью в грудь. Кленцендорф расслабленно выпрямился и предоставил всё своё внимание. Руки Фредди гладили его рубашку и подтяжки, что лежали на груди. Его глаза сфокусировались на неосознанном занятии, когда он заговорил:?— Я пойду в армию,?— сказал он,?— но не вступлю в партию. Я буду простым немецким солдатом. Прямо как ты. Голубые глаза встретили карие. Они были полны энергии жизни. Кленцендорф завидовал этому.?— Спасибо, что назвал меня простым. Фредди в шутку стукнул его кулаком в грудь, прежде чем Кленцендорф вступил в игру, и раздался звук поцелуя. Он поправил уложенные волосы Фредди и похлопал его по щеке.?— Мой солдат,?— отметил он, оглядев его. Затем сжал и потянул щёку Фредди, заработав тычок в собственное лицо и смех.Берлин. 1937. Пришло время вступать в Партию, и у Фредди, как оказалось, не было выбора. Как и у Рудольфа после повторного заключения военного контракта. Они подписались под своими именами и в тот же момент были обязаны под присягой дать клятву верности Фюреру. До Кленцендорфа дошли слухи об увеличении политических заключённых в 1935 и 1936. Теперь это могли быть евреи, цыгане и другие считающиеся неугодными Геббельсу. Гомосексуалы также рассматривались в этом отношении. Возможно, было легче присягнуть стороне, которая выстрелит в спину, как только узнает, кто ты на самом деле. По крайней мере, можно контролировать, когда оружие начнёт целиться в тебя.Сентябрь 1939. Постоянный шум пропаганды он топил в таком количестве алкоголя, какое умещала его фляжка. Раньше его хорошо отвлекало присутствие Фредди, но его отправили в Польшу в сентябре. Кленцендорф же был восстановлен в звании лейтенанта, которое он получил почти в конце Великой войны. Причина для гордости, по правде говоря, но что-то говорило Кленцендорфу, что это пустая награда. Он бы лучше доказал полезность истинного звания действием.Апрель 1940. Прошло почти четыре месяца с тех пор как он в последний раз видел Фридриха, но Рудольф старался не думать об этом слишком много. На самом деле не так сложно забыть, что прошло столько времени, когда бомбы и пули летали вблизи, и он стрелял из различного выдаваемого ему оружия. Было ещё легче забыть, что его повысили до старшего лейтенанта во время первого наступления в Осло. Он не знал, что было более разочаровывающим: не знать как там Фридрих или гнетущая норвежская атмосфера. Прошло несколько недель с тех пор как он смог отправить письмо Фредди. На самом деле, он не совсем знал, где он сейчас. Последнее что он слышал?— Фредди был размещен в Чехословакии. Он не говорил, что именно там делал, а Рудольф не спрашивал. Однако Фредди сообщил, что ему дали звание Oberstabsgefreiter [обер-штаб-ефрейтор]?— высшее воинское звание рядового состава. Недурно для фермерского сына. Вскоре они шли через датскую границу с намерением оккупировать Копенгаген. Это считалось нетрудным: король Кристиан Х не был готов к великой угрозе в виде из ниоткуда возникшей немецкой армии и позволил её силам захватить контроль. Ночь взятия они отмечали с выпивкой, женщинами и музыкой. Старшие офицеры были награждены хорошими апартаментами на всё время в городе. Рудольф, будучи одним из них, был более чем счастлив иметь тёплое жильё и место уединения. Он даже был рад праздновать со своими людьми. И начал понимать преимущества старшего звания. Теперь едва мог вспомнить, каково жить словно уличный оборванец, вечно нуждающийся в деньгах. Появилось чувство постоянно наполняющихся сундуков. Его вклад в дело был бы по-обыкновенному неплох, если бы он не получал достойное количество денег. Оккупированные не могли ему отказать. Множество офицеров и солдат последовали его примеру. Большинство из них считали захваченную землю своей по праву или дарованную Богом. Пол Бецлер не был одним из них. Он был выше Рудольфа на восемь сантиметров и имел пышную чёрную бороду на лице, что наделило его почти характерной русской внешностью. Но несмотря на сходство с советскими чертами противника, он был более утончён по природе. Кленцендорфу нравился он и его ворчание под нос, критикующее их генералов и некомпетентность, льющуюся из их ртов. Он был хорошим человеком и ещё лучшим солдатом. Он слушал Кленцендорфа, и эти двое обнаружили себя в неправдоподобной дружбе. Несмотря на низкое звание Бецлера, Рудольф мог открыться ему и завязать обычную дружбу. Они говорили почти открыто о своей личной жизни и о дорогих людях. Они были собутыльниками а, когда начинался шум битвы?— соратниками. Стало обычным делом слышать как Бецлер повторяет приказы и прикрывает Кленцендорфа, когда ему это нужно. Снова и снова Бецлер упоминал о своей семье. У него была жена по имени Роуз и двое детей. Старшей, Инге, было двенадцать, а младшему, Иоганнесу, было едва четыре года. В свой следующий отпуск он вернётся в Фалькенхайм навестить их. Он выдвинул предложение визита и Рудольфу, если у него нет семьи, к которой необходимо вернуться. Рудольф просто улыбнулся себе и прикончил пиво. Он совсем не скучал по разбавленному пиву ?Угодного Уголка?.*** Рудольф был атеистом, но даже он присвоил перевод Фредди Божьим рукам. Он едва поверил глазам, когда, после отъезда из Бьервика в середине мая, он увидел яркие голубые глаза и легко узнаваемую твёрдую стойку на дороге. По сравнению с запачканной формой Рудольфа, в которую въелся специфический запах пороха, Фредди был в глаженной и более чистой униформе. Фуражка аккуратно помещена на голову, а он стоит в нескольких шагах позади своих докладывающих командующих офицеров. Его лицо похудело с тех пор как они виделись в прошлый раз, но это не было следствием голода или болезни. Челюсть Фредди стала сильнее выражена, а его скулы выпирали как если бы были заботливо высечены рукой Микеланджело. Их взгляды встретились через задымлённый воздух, когда два войска смешались, делясь сигаретами и историями наравне с воссоединившимися. Их воссоединение было сдержанным и обещало большего позже. На сейчас дружеское объятье?— всё, что они разделили. Затем, преисполненный гордости, Рудольф представил Фредди Полу Бецлеру, и возникло предложение выпить вместе, когда они вернутся в более комфортабельное жильё. Неважно когда это должно случиться. Этой ночью они не могли сделать ничего более чем разделить пачку сигарет и пару слов под чистым небом. Они не привыкли спать на открытом воздухе, но они также не привыкли быть вместе после стольких месяцев раздельно. Они едва спали той ночью?— Рудольф был слишком увлечён навёрстыванием времени с Фредди, к тому же они должны были подготовиться к наступлению британцев. Кленцендорф был рад заметить, что Фредди не потерял чувство юмора. Он знал слишком много людей, которые, увидев сражение, развивали в себе новые, тёмные качества. Чёрт, Рудольф сам повзрослел во время последней войны и мрачная реальность происходящего никогда не покидала его. Но, к счастью, Фредди оставался тем же Фредди. Всё ещё улыбается, всё ещё энергично двигается и всё ещё болтает, как всегда. Он даже представлял не такими плохими вещи, которые видел в Чехословакии: вытеснение евреев в гетто и наблюдение за казнью сопротивляющихся жителей.?— Это, должно быть, было тяжело для тебя,?— сказал Кленцендорф, передав флягу компаньону. Фредди взял её и едва не осушил полностью и, закончив, отмахнулся, передавая её обратно Рудольфу.?— Это нелегко. Но это то, что нам говорят делать,?— ответил Фредди, прижимая колени к груди. Он говорил как солдат, следующий приказам и верящий в них потому что во всём этом должна быть какая-то польза. Это должно было сделать Германию лучше. Но когда люди, как они, были вывезены и наказаны, Рудольф не был в этом так уверен. Фредди, напротив, казалось, был полностью уверен. Когда Фредди говорил, Рудольф ещё видел неопределённость в его глазах, но не стал указывать ему на это. Фредди, как и Рудольф, был рад слышать, что смог снять себя с задания сгона ?неугодных? в гетто. Вместо этого он смог договориться об организации тренировок и обучения для ?угодных?. Большинство из них составляли дети и молодые люди, которые должны быть обучены согласно присущим правилам и законам великой немецком армии. В конце концов, необходимо держать свою армию сильной, да и молодые головы были легко внушаемы. Однако после нескольких месяцев в Чехословакии Фредди показал нетерпеливость в работе с детьми. С подростками и молодыми людьми было намного легче чем с десятилетками, которые никогда не держали в руках ничего кроме маминой юбки, а тем более ножа. Чаша его терпения переполнялась, и начальство аккуратно организовало его назначение в Норвегию. Немцы претерпевали сильные потери, особенно в море, и они нуждались в нём больше чем необученная молодёжь, к которой у него не было ни терпения, ни понимания. Фредди, как оказалось, лучше действовал на передовой. Среди гавкающих на него приказов, с оружием в руках он становился более сконцентрированным и уверенным. Он отлично реагировал на давление и был наблюдателен на местности. Это значит, что он умён. Это значит, что он может выживать дольше, чем многие. Он оставался так близко к Рудольфу как мог, предпочитая следовать его приказам, чем приказам какого-то офицера, которого он плохо знает. Это не говорило, что Фредди непокорный, скорее у него была приоритетная верность. Большую часть времени это работало на них двоих. Рудольф имел опыт в битвах и имел способность предупреждать действия врага. Бецлер рассказывал, как инстинкты Рудольфа спасли множество жизней. Это был вопрос времени, когда начальство заметит это и повысит его. Рудольф старался не раскатывать губу. Он понимал насколько всё это бюрократично. Тем не менее даже инстинкты Рудольфа не могут защитить и его, и Фредди от неизбежного ранения. Немецкая оккупация Норвегии шла не без сопротивления граждан и союзных армий, пытающихся их вытеснить. В конце мая битва при Нарвике привела Фредди к ранению в ногу. Рудольф более чем привык видеть застреленных людей. Он пытался не позволять своим эмоциям выйти наружу, когда увидел как Фредди начал терять равновесие и схватился за колено. Он пригнул голову прежде, чем пули пролетели над ним, и упал на землю, прижимая руками свою ногу. Он был уязвим на открытой местности. Было бы глупо выйти к нему. Когда Рудольф вернулся в армию, он дал себе обещание, что никогда не бросит товарища. Его испуганная часть пожалела об этом обещании, когда он приказал людям двигаться дальше, а сам пошёл на помощь Фредди. Бледная кожа Фредди побелела. Его голубые глаза блестели в море белого. Опустившись рядом для осмотра ноги, Кленцендорф почувствовал характерный запах крови. Рана несмертельна?— всё, что он мог сказать. Он кричал, зовя медика, и настаивал, чтобы Фредди не показывал страх, как только медик вскарабкается наверх, сгибая голову под огнём. Фредди никогда не был тем, кто прячет свои эмоции. Он был очевидно напуган.?— Не бойся.?— Я бы рад, но как? —?он сумел скорчить подобие улыбки. Рудольфа будто ударили. —?Надеюсь мне дадут Железный Крест и повышение,?— прокашлял молодой солдат и, когда ему помогли подняться на ноги, заскрипел зубами, перенося больше веса на здоровую ногу, в то время как медик взял на себя основную тяжесть. Рудольф уставился на него, разъярённый и задумавший прикрывать их как только они отойдут к дружеским линиям.?— Вытащи эту пулю из его ноги, сейчас же,?— скомандовал медику Кленцендорф. Бледнеющий Фредди зациклился на своей ране, едва воспринимал Рудольфа и медик заторопился в безопасное место. Благословение фортуны, что в Фредди выстрелили куда выстрелили; еще пять сантиметров, и артерия бы разорвалась. Он бы истёк кровью без надежды на выживание. Следующее благословение фортуны состояло в том, что помимо временной потери слуха из-за взрывов и синяков от уклонений от вражеского огня, Рудольф серьёзно не пострадал. Конечно, он также потянул мышцу, но это ничто по сравнению с числом мёртвых и искалеченных. Многие их товарищи были не такими везунчиками. Пол Бецлер пережил выстрел в голову и то только потому что другой солдат встал на линию огня. Бедный мальчик не знал, что надвигается, пока она не продырявила его шлем. Немецкая армия несла тяжёлые потери и на земле и, как выяснилось позже, на море. В Нарвике засели многочисленные войска союзников и сопротивление норвежцев только росло. Рудольф предпочёл навестить Фредди в больничной палатке и был более чем рад увидеть, что тот имел возможность стоять с помощью костыля. Он улыбался, несмотря на боль, которую очевидно испытывал.?— Хорошая новость?— меня отправят в столицу для выздоровления,?— сказал он Рудольфу позже этой ночью, когда они разделили сигарету, его нога возвышалась на подушке в конце койки. Рудольф сделал затяжку и придержал сигарету для Фредди, который взял её двумя пальцами и сделал это скорее ради жеста, чем ради самого курения. —?Всё же я буду в этой стране. Меня не отправят домой.?— А плохая новость? Лицо Фредди только посветлело.?— Тебе придётся ухаживать за мной. Приказ медиков.?— Я уверен генералы не хотят ничего сильнее, чем назначить меня твоей личной сиделкой. Особенно сейчас, когда норвежские союзники вытесняют нас. Кленцендорф потянулся за своей сигаретой, но Фредди убрал её в сторону. Он победно ухмыльнулся и продолжил размахивать ей, пока говорил:?— Это твоё новое назначение, разве ты не знал? Я слышал, это прямой приказ от самого Гиммлера.?— Гиммлер в Берлине со своими гестаповскими игрушками. Я бы посмотрел, как бы он справился здесь,?— фыркнул Кленцендорф. Он снова потянулся за сигаретой, но бесполезно. —?Ты не мог бы?.. Он внезапно залез на койку, чтобы отобрать сигарету у Фредди, вызвав у раненого смех. Быстро оглядев больничную палатку и увидев, что у них имеются занавески, Кленцендорф задёрнул их и быстро поцеловал Фредди. Сигарета выпала из руки младшего солдата. Он вжал свою руку в спину Кленцендорфа, умудрившись задрать его китель.?— Эй, эй,?— зашептал Рудольф, на мгновение прервав поцелуй,?— тише. Ты ранен. Фредди безразлично ответил:?— Я уязвим. Это разные вещи.?— Gott im Himmel [Боже правый], что же нам делать с тобой, Финкель, с таким уязвимым? —?по мере приближения Рудольфа его голос стихал. Рука Фредди нырнула под китель, к груди, ища путь под одежду лишь бы коснуться его, почувствовать близость. Кленцендорф наклонил голову, целуя Фредди снова, легко поддаваясь прикосновениям младшего мужчины.*** В конце года их обоих повысили. За опыт, проявленный в бою в тяжёлых условиях, Рудольф Кленцендорф получил звание Hauptmann?— капитан. Фридрих Финкель получил звание Unteroffizier?— унтер-офицер. Звание было предложением Пола Бецлера и Рудольфа Кленцендорфа соответственно, благодаря абсолютной преданности новому капитану. Стало решено, что Фредди будет официально получать указания от Кленцендорфа. Это несказанно обрадовало их обоих. Это было соглашение, которое несло им множество выгоды. Они получали апартаменты, где не были обязаны жить с оккупированными жителями. Более того, они жили сами по себе, и Рудольф имел доступ к приятнейшим вещам. Конечно, он делил их с Фредди. То, что один пожинал, другой получал. У них также имелась возможность оставаться наедине. Для других солдат или командующих офицеров обычное дело видеть Финкеля вблизи Кленцендорфа все часы суток или слышать как он повторяет приказы капитана, ведь он подчинённый Рудольфа. Все думали: просто очередной солдат, пытающийся проделать свой путь по званиям, подлизываясь к своему командующему офицеру. Они не знали и половины всего. 1941 начался спокойно. Подходящий переходный период для Финкеля и Кленцендорфа, в который они привыкли к новому командованию и новой повседневности. Война другая, когда напрямую пожинаешь плоды завоёванных городов и стран. Оккупация Норвегии и Дании принесла около девяти месяцев комфорта. На протяжении времени, пока не было необходимости бороться с сопротивлением или с преимуществами вражеских союзов на окружающих территориях, обоим мужчинам было разрешено уйти в отпуск. Кленцендорф решил воспользоваться предложением Пола Бецлера от нескольких месяцев назад и посетить чарующий городок Фалькенхайм. Фридрих был пленён городком и людьми. Они не являлись простыми деревенщинами, как и не были многонациональными городскими жителями Берлина. Большинство из них было у себя на уме и жили только ради выживания и службы своей стране. Рудольф нашёл семью Пола столь же обаятельной. Фредди чаще был, чем не был захвачен Ингой с её попытками впечатлить и маленьким Иоганнесом с его массой вопросов, а также вздохами над униформой. Другие трое взрослых, включая пылкую жену Пола Рози, не могли помочь ничем кроме смеха над тем как маленький мальчик и девочка заставали Фредди врасплох и настаивали, чтобы он поиграл с ними. Фредди был абсолютно ужасен во всём, кроме обсуждения войны. После множества напитков он понял, что участливость Пола пошла на убыль. Дети были в кроватях, а взрослые пили и говорили о недавнем основании штаб-квартиры гестапо в городе. Кленцендорф не знал, был ли он слишком пьян или просто прослушал, но многие идеи Пола, всплывающие в обсуждении, звучали на грани предательства. Были намёки на фактическую неправильность пропаганды и что, по сути, так называемые ?неугодные? ничего не сделали, чтобы заслужить то, что делали с ними нацисты. Кленцендорф не знал как завершить обсуждение. Они ходили по полю, нашпигованному минами. Фредди со своей стороны только слушал и словесно не реагировал на обсуждение с Полом и Рози. К счастью, Рози поняла, когда разговор стал немного слишком спорным и опасным. Она использовала своё обаяние, чтобы отвлечь мужа и включила музыкальный проигрыватель. Фредди мгновенно ожил и начал двигать плечами в такт музыке. Он подал руку Рози, и она взяла её. Они повели друг друга на середину гостиной и начали танцевать: трясли плечами взад и вперёд, сделали несколько поворотов. Во Фредди было больше от танцора, чем в Рудольфе, который был более чем доволен наблюдать как его партнёр и новая знакомая танцуют вместе. Они с Полом недолго оставались на месте. Рози взяла руку своего мужа и потянула её, и Фредди повторил жест с Кленцендорфом, который допил свой напиток и помотал головой.?— Давай, Рудольф! —?крикнула Рози, обвив руки вокруг плеч мужа, пока он вёл её кругами. Фредди вскинул брови, намекнув. Он потряс ладонью, чтобы его капитан взял её.?— Давай, Рудольф,?— повторил Фредди, улыбнувшись, когда музыка перешла на более оживлённый темп. Скорее всего алкоголь подтолкнул Кленцендорфа на принятие руки своего партнёра, который вывел его танцевать на ковре. Надо признать, он был ужасным танцором. Он становился менее естественным и более скованным, в то время как Фредди был свободным и определённо более подвижным. Рубашки были расстёгнуты, а приличия забыты. Это было почти как вернуться в клуб. Пол решил перестать танцевать около часа назад. Уже прошёл час, разве? Время, кажется, летит, когда ты пьян и танцуешь. Фредди развалился на диване рядом с Рози, положив ноги ей на колени. Тогда Рози попыталась закинуть свои ноги на его и так далее по кругу, пока они оба не залились смехом, а Рудольф мог только сидеть на полу и наблюдать?— перед глазами кружило и помутнело. В какой-то момент Рози обернула свой шарф вокруг шеи Фредди, он поднялся, часто заморгав, и запел песню Марлен Дитрих, весело шагая к Кленцендорфу. Капитан поднял голову, и Фредди в обмотанном вокруг шеи шарфе встал перед ним на колени. Он с трудом воспринимал слова. Положил руки на плечи Фредди?— пьяному мозгу казалось хорошим способом понять его. Фридрих казался слишком счастливым и закончил песню быстрым поцелуем, заработав смех Рози. Рудольф выглядел растерянным, но принял его, подчеркнув конец прикосновением двумя пальцами к щеке Фридриха, и заработал ещё один поцелуй.?— Так же делала Марлен в ?Морокко?,?— невнятно пробормотал Фредди, подсаживаясь к Рудольфу на пол и складывая голову на плечо своего командира. Капитан положил руку на плечи Фредди и взъерошил его волосы, заработав недовольный звук младшего мужчины. Капитан посмотрел на Рози, сидевшую над ними, её глаза наблюдали за ними с чем-то похожим на нежность. Любой страх забылся часы назад, когда она принесла шампанское. На самом деле Кленцендорф понял, что здесь нет причин для страха, когда Фредди прижал его своим весом к земле. Их настоящие союзники были не итальянцы или японцы, их настоящие союзники были здесь, в этом доме в Фалькенхайме. Рози была поражена, когда Фредди, казалось бы, использовал Кленцендорфа как свой матрас. Она легла на диван и глядела на них.?— Как же сладка любовь,?— подметила она, закрыв глаза. Да, действительно, как сладка она была.