Глава пятая: Далекий дом. (1/1)

Луна алела в чернильном небосводе налитым белым яблоком, готовым упасть с ветки и покатиться по ворсу некошеной отцом травы. Вон, кстати, он, всего в метрах десяти от меня, рубит дрова к ужину, хоть сейчас и раннее утро. Рядом с ним бегает мой четырехлетний братец, махая своим новеньким посохом. Мелкий выпендрежник. Ничего, я тоже, тоже однажды призову фамильяра, чтобы отец с матушкой мной гордились.— Рокси! Уйди от окна, и вернись к манускриптам, сейчас же! — мама вышла из кухни. На ней было любимое папино платье, с открытыми плечами и ленточками цвета спелой брусники, холщовый фартук из кармашек которого на меня зазывно смотрели мешочки и травы, и цветок, мама всегда говорила, ?цветок цвета твоих глаз всегда поможет тебе глядеть чуточку зорче.?; он торчал у нее из-за уха, в объятьях волосинок, выпавших из тугой косы.— Да, матушка… — я немного поникла головой и поплелась обратно к столу, заваленному старыми бумажками, которые нужно было вызубрить. Но мама резко схватила меня за руку, и я повисла, как ленточка на ее платье.— Это что?! — она выдернула фиалку из моих локонов. — Рокси, сколько раз я тебе говорила не таскать дрянь в дом! — мне было нечего ей сказать. Я проглотила ком, а с ним и все мои слова.Меня отпустили, я грохнулась на пол. Рядом лежал помятый трупик цветка. Может, я взяла не тот? А может, мама просто не помнит мои глаза. Отодвинув табуретку, я вернулась к древним текстам. А ведь мало их выучить, надо еще правильно растягивать буквы, ставить язык, эти закорючки даже решали, когда мне сделать вдох. Шли часы, с кухни тянуло маминой стряпней. Розмарин, запах куриной крови, угольки, лимон и смолы… Я переставляла из как кубики у себя в голове, ожидая, что из них получится башенка. А свет луны все мерк, манускрипты не становились понятнее. Что толку, это ведь всего лишь слова. Скрипнула входная дверь, отец оставил тюк с дровами и едва ли не за уши втащил Уильяма в дом.— Мираэль, дорогая, это надо было видеть! Ему и пяти нет, а как он защитное поле плетет, загляденье! — папа выглядел уставшим, но крайне гордым и довольным.Опустившись на колени, он стал укладывать дрова. Отец был высоким и худосочным мужчиной, но его крепкие, сильные руки могли запросто удержать сбежавшую лошадь. Его слегка вьющейся хвост с проседью на затылке, напоминал мне зебру-змею. Я сделала вид по уверенней, и осторожно свернув свиток, подошла к батюшке. Пока я шла, стараясь не поднимать головы, я мельком взглянула на маму. Она отложила поварешку, и взяв брата на руки, радостно фыркала ему в шею. Легонько похлопав отца по плечу, я стала как можно сосредоточенней говорить.— Отец! Я выучила то заклинание. — он в пол-оборота повернулся ко мне, мягко улыбнувшись. От того я едва не забыла текст. Он молча и расслабленно смотрел на меня. — Эксоро мабтум, фенеско эсилио корпус, минаго тастемин сонтра этим дансумен флепос. — он на секунду прикрыл глаза, затем положил свою ладонь мне на волосы, и поцеловав в лоб, встал.— Молодец, Рокки.— Но можно лучше, и чище! Гласные должно произносить глубже, а согласные глуше! Ты заклинание читаешь, а не плюешься! — мама снова хмурила брови.— Брось, Рэль, — сказал папа, забирая полусонного сына к себе на плечо. — она выучила его за два дня.— Доран, но она же… — мать смолкла. Эй стыдно звать такую как я, наследницей рода. Другое дело мой братец — 5 лет нет от роду, он кастует заклинание барьеров как с амулетом во рту родился! — Поешь, и иди спать, Роккелия, завтра потренируем твою отчитку.Почти полчаса я бездумно ковыряла содержимое тарелки. Я же не говорю ей как правильно варить ингредиенты в похлебке. Это же всего лишь сочетание температуры и плавных своевременных помешиваний, так просто… Веки слипались, меня убаюкивал треск угольков в лампе, которую я спрятала под столом. Матушка потушила весь свет, закрыла все двери и окна, уходя спать. Я сидела в углу, может, она не заметила меня? Оставив непочатой ужин, я поплелась наверх по грузной дубовой лестнице, сдирая кожу на пальцах и отбивая коленки. Укутавшись старым одеялом, я постаралась уснуть. Хотя, мне снился кошмар, ведь это навряд ли жизнь. Так что наверно, я попыталась проснуться.Я заперта здесь, в нашем доме. Заперта тем как мама хмурит брови, цветком в ее волосах, моим прекрасным братцем, папиной ладонью у меня на макушке. А там, за створками окон — поля, леса, реки, да и небо, наверное, капельку шире. Я наверное, просто снюсь моим родителям так же, как они мне, кошмаром, от которого не проснуться. Или снюсь им немного умнее, покладестей. А может, не снюсь вовсе, ведь Вильгельм лучше таких кошмаров, как я.Но на утро я все так же проснулась в своей постели. Стоял горький дым выгоревшей лампы. Все казалось каким-то уставшим и обветшалым. Я спустилась вниз, стараясь не скрипеть ступенями. Уилл мирно дремал в пелеринах, я видела его скрюченное тельце в щель незакрытой двери его комнаты. Там было много того, чего не было у меня: игрушки, стекляшки, подушки с забавными кисточками, недоеденная нами на тех выходных тарелка печенья, а по всему полу раскиданы листья. Уилл гулял почти круглыми сутками, и часто приносил мне гербарии, уговаривая почитать манускрипты вместе с ним. Мамы с папой не было, видимо, отец повез ее за продуктами. На цыпочках подойдя к входной двери, я подергала за ручку. Она оставалась заперта. Я никогда не смогу отсюда выйти. На улице светлело. Из открытых ставен свет окружал меня как голодный зверь. Заперта, заперта, заперта.Я люблю родителей, папину улыбку, цветок в маминой косе, люблю даже братика, и листья, что он тащит с улицы с щенячьей радостью. Я заставлю их мной гордиться, я обещаю. Но я все равно выйду отсюда.Дверь скрипнула. Голова была будто залита черной смолой, а звуки капали, и круги отдавались болью в моих висках. За спиной была стена из грубого камня, пахло кровью, застарелостью и сыростью. Запястья притянуты на цепях к полу широкими железными кандалами. Слышались голоса, приближающиеся ко мне. Мысли связывались неохотно, но я понимала одно — я все равно выйду отсюда.