Будем знакомы (1/1)
—?Сотрудник особых поручений при УСО ОГПУ, товарищ Мальцева, будем знакомы.Берта трясет чужую руку, крепко сжимая, не специально, по привычке скорее, но собеседник морщится, и она со смехом отпускает.?Дохляк какой-то?,?— думает она, хотя сама не выглядит внушительно: низкий рост, впалые щеки и худые руки, суповой набор да и только. Мальцева наливает полную кружку кваса, хотя предпочла бы что покрепче, пьёт половину залпом, утирая рот рукавом, и разглядывает собеседника внимательно, чуть щуря глаза. На носу закреплено пенсне, через которое зорко смотрят серые глаза, нос длинный и кривой, придает вид весьма хищный, и долго такой взгляд вынести трудно, всё-таки так смотреть?— профессиональный навык. Или уже деформация.—?Ну, чего молчишь-то? —?спрашивает она и трясет лохматой головой. Кажется, будто волосы сероватые, седые у висков, и, приглядевшись, становится ясно?— так и есть. Но отчего? Как? Берта ни за что не скажет, а по глазам не понять.—?А лет Вам сколько? —?вопрошает собеседник, все выискивая ответ в её взгляде, но там твердое стекло, пуленепробиваемое.—?А я что, на допросе?Смеется уже в голос, на весь кабак, потому что чекист на допросе?— это же ужасно нелепо. Люди косятся, но со страхом, тревогой, и Мальцева это замечает, конечно, отчего только пуще веселится.—?Не знаю я, когда родилась, нет никакого тому учета иль бумажки. Но для карточки год рождения?— девяносто восьмой. А сейчас на дворе двадцать третий. Значит, мне двадцать… пять, верно? Ну вот, как-то так.Остатки кваса допиты, снова небрежный жест. Мальцева вообще вся небрежная, нервная, то вскидывает голову резко, то плавно опускает ее на сложенные руки. В кабаке тем временем становится всё шумнее, Берта нервничает, морщась, и следующий вопрос приходится уже кричать:—?А что значит ?УСО?, Вы из Чеки, да?—?Уже не из Чеки, а из ОГПУ, во как! —?так же громко отвечает она в ответ. —?Но да, я чекист, и что с того? А, вы не знаете, что ли, кто мы такие? Ха-ха, вы из какой вообще глуши выбрались, батенька. Знаешь, что ОГПУ значит? ?О господи, помоги убежать!? Но только господа-бога нет, и никто от нас еще не убегал. Все эти беляки, контра вся эта, церковники, буржуи, прихлебатели царские, банды дворовые, все они?— наши гости, всем противникам новой власти к нам путь-дорожка. Вот с ними и приходится мне дело иметь, допрашивать, разбирать, кто золото свистнул, кто кого прирезал, кто кружок политический замаскировал в кабаре под шумок… Понимаешь, ты, балда, а?Стукнув в пылком задоре кружкой об стол, Мальцева даже рукой взмахивает.—?Вот какова моя работа. Родину от всяких гадов очищать да бдеть пристально, во все четыре глаза.Она поправляет пенсне, стуча пальцем по их дужке, а потом вдруг вскакивает на ноги, дергая кожанку. И роста она кажется совсем маленького, несолидного для такой должности: метр пятьдесят, шестьдесят? Хотя мужики, толкущиеся рядом, тоже не гулливеры, а кожанка, ладно сидящая, и вовсе Берту с ними ровняет. Ведь в ней женского вовсе ничего нет, кроме роста, да и тот не помеха, фигуры статной, с формами округлыми ни на грош, и в повадках всё грубое, суровое и похабное даже, таких женщин разве не встретишь. А Мальцева собой только довольна, даже гордится, мол, гляди, кто был ничем?— в самом деле стал всем.Она вся собой?— явление новой эпохи, новых нравов, порожденных лишениями, голодом последних царских лет. Распрощавшись, она уходит, надев фуражку и козырнув на прощание, и только на миг лихая улыбка меркнет, обнажая лицо, полное отчаяния и затаённой боли.