Глава четвёртая (1/1)

Парковка больше всего походила на огромный вещевой рынок. По крайней мере, снаружи.— Всегда думал, что парковки строят многоэтажными, — я неодобрительно оглядывал приземистую постройку из тонированного стекла.— Уже давно нет, — Ламер коснулся стены и та послушно растворилась. — Пошли.Внутри темнота немедленно сменилась ярким белым светом. Мне пришлось зажмуриться.— Вот он, мой ненаглядный! — блондин нырнул за пластиковую перегородку, а я с удивлением оглядывал пустые помосты и огороженные закутки. При свете казалось, что более унылой картины сложно найти. В углах собрался грязный мусор, какие-то обёртки и бумажки. У моих ног что-то шевельнулось. Я наклонился и поднял бумажную наклейку. Такие, наверное, можно было бы клеить на пластиковые бутылки с водой, но эта уже потеряла всякую способность приклеиваться к чему бы то ни было. Перевернув ее, я увидел, что это могла быть за бутылка."Против туберкулёза" гласила наклейка.Немного оторопев от этого открытия, я зашел за перегородку к Ламеру. Тот был занят тем, что выяснял у мотоцикла, не соскучился ли он по нему. Слова застряли у меня в горле. Больше всего мне не хотелось спрашивать о противотуберкулёзной вакцине у ненормального, разговаривающего с собственным средством передвижения.Ламер выпрямился и подмигнул мне.— Думал, у вас это было принято...Не смотря на шок, я честно постарался вспомнить, не замечал ли я подобного за своими знакомыми водителями. Пришлось признать, что вероятность этого была близка к единице. Но сейчас это было не слишком важно.— У меня никогда не было машины, — уведомил я его и ткнул под нос наклейку. — Что это?Лицо блондина тут же стало до жути серьёзным.— Не трогай такие вещи больше. Кто знает, что там могло остаться. Где ты это нашел? Прямо здесь? Плохо, — он перекинул ногу через мотоцикл. — Срочно сматываемся. Садись.Я смотрел на него широко раскрытыми глазами, на автомате отмечая тихий гулкий стук где-то за спиной.— Ты всерьёз считаешь, что в Глубине есть болезни?! Она же не...— Садись! — рявкнул Ламер. Решив, что в такой ситуации не важно, где я буду задавать вопросы, я послушно уселся позади блондина, отмечая про себя, что мотоцикл устроен как-то не так. Но в чём отличие мне, человеку несведущему, так сразу было не понять.— Держись.На голове у Ламера непойми откуда взялся изящный полупрозрачный шлем. Спустя мгновение точно такой же накрыл и мою голову.— Приветствую вас в меню управления транспортным средством джи-эй-би...— начал было женский голос, но Ламер оборвал его, коснувшись чего-то в воздухе перед собой. Та часть мотоцикла, на которой сидел я, приподнялась и чуть-чуть придвинулась вперед. Блондин пригнулся к рулю, держа руки навесу, как будто держась за невидимые ручки.А под моими ногами уже не было пола с обертками и другим бумажным мусором. Этот самый пол был уже где-то метрах в двух под нами.Не на шутку испугавшись, я, не видя других вариантов, крепко вцепился в Ламера, стараясь не думать о высоте и одновременно оторвать взгляд от всё удаляющегося пола. Парень обернулся на меня и улыбнулся.Кажется, он хотел еще что-то сказать, но рев откуда-то снизу прервал его. Он отвернулся и стекло шлема потемнело, скрывая его глаза.Повисев под потолком еще секунду, мы рванули в сторону одной из стеклянных стен. Но та, вместо того, чтобы расступиться, рассыпалась тучей стеклянных осколков. Несколько самых больших оставили на шлеме тонкие царапины. Я краем глаза заметил, что по рукам Ламера стекают тёмные капли. Но мы уже были над городом и всё моё внимание забрали дома и улицы внизу.Если вы когда-нибудь пролетали над ночным городом, вы знаете, какое это завораживающее зрелище. Огоньки, перемигивающиеся где-то вдали. Тёмные и освещённые окна. Яркие полоски улиц, огибающих дома будто рамки для фотографий. Темные пятна парков с редкими фонарями. Полукруглые площади, пустые и одинокие. И кажется, что именно этой ночью весь город умер.А с другой стороны темнело море. В нем не было ни одного огонька. Ни одного корабля или маяка. Да и островов не было. Только ровная темнота, кажущаяся неподвижной и непоколебимой. Наверное, это море виновник пустоты и тишины города.Когда мы опускаемся на широкую и пустынную автостраду, мне уже не хочется никого ни о чём спрашивать.Мой шлем исчезает вместе с первым дуновением ветерка. Непрочно.Ламер снова машет в воздухе руками и мы останавливаемся. Я с трудом отпускаю край его куртки. Пальцы путаются в белом шарфе и парень морщится.— Прости, я очень тебя напугал?Мотаю головой, чувствую себя неуютно, убираю руки в карманы и отворачиваюсь. Блондин встаёт, в его ладони блестит что-то полупрозрачное и кругом зажигаются фонари. Выглядит это так нереально, что мне приходится охнуть от удивления, и тут же закусить губу. Я позволяю себе слишком много эмоций. Для меня, признанного сетевого циника и пофигиста, это недопустимо.Ламер загадочно изучает моё лицо, потом будто тоже одёргивает себя.— Пойдём.И он идёт по неприметной дорожке сквозь темноту. Я поднимаюсь на ноги, задираю голову. Где-то у самого неба шелестят кроны огромных деревьев. Неужели это парк? Парк баобабов?Светлая фигурка скрывается за невидимым в темноте поворотом.— Эй, стой! — бросаюсь я вдогонку, не успевая испугаться стеклянного неба над головой.***Уютный особняк мог бы стать обычным коттеджем, если бы не был построен в сплетении толстых веток огромных деревьев. Наверх вела тонкая винтовая лестница, впрочем, не настолько уж и тонкая, если учесть, что сделана она была из тех же самых веток, только поменьше. Окна, тёмные и невидимые сейчас в темноте, ощетинились частоколом стеклянных отблесков. Наверное, это отражались нарисованные звёзды.В реальном мире, я уверен, вы не увидите такого. Даже если вы живёте на экваторе и ваш дом построен очень близко к ночному небу. Настоящие звёзды не спешат покоряться людям и хранят свой холодный блеск вдали от наших окон, будто оберегая его от стеклянного рабства. Этот свет не поймать в силки оконных рам, даже если очень постараться."Вот и отличие", — думаю я, озираясь. Мне нравится этот ночной лес, тихий и величественный, гордый и равнодушный. Холодный. Как я?..Ламер, насвистывая что-то очень тихо, взбегает по лестнице к двери. Стоит ему ступить на последнюю ступеньку, как дом оживает. Я бы не сказал, что это заметно глазами. Но лес уже будто не принадлежит себе и звёздному небу. Ветки незаметно даже для самих себя тянутся к светловолосому хозяину, тут же нелепо одёргивая себя, и по листве начинает гулять дрожь. Окна не загораются тёплым и уютным светом, но в стекле пропадают далёкие звёзды и возникает белобрысая макушка и белый шарф. Дом, и лес, и даже звёзды — всё будто направленно на него сейчас. Они читают по губам ему одному известные знаки, впитывают неслышные приказы, внимают тихому шёпоту. Я ничего не слышу, а в темноте не разобрать его лица. Но слышит лес. Слышат звёзды. Слышит дом. И я теряюсь в ощущении умиротворения, которое наступает мгновенно и повсюду вокруг меня: загораются маленькие лампочки, свечки, фонарики — тонны источников света, прятавшихся в темноте между листьями; деревья величаво склоняются, образуя огромный зелёный купол, и свет звёзд исчезает. Я не могу шевельнуться: всё вокруг дышит им. Ламером.Он стоит, одной рукой взявшись за ручку двери, другую сунув в карман, улыбается мне, но не только мне. Его улыбка освещает зелёный купол и прогоняет непослушные колючие звёзды, касается фонариков и свечей, зажигает свет в доме. Я чувствую, что такая улыбка — особенная, и мало есть людей — в этом мире и в настоящем — которым он бы так же улыбался когда-то.— Таких людей нет! — кричит он мне и машет рукой. — Поднимайся!